Мюриэл Спарк - На публику

— Муж, наверное, решил устроить мне сюрприз. Боюсь, что в доме ничего не найдется, нам ведь и мебель-то еще не привезли, только самое необходимое для меня и ребенка.

Гости снимали пальто и пуловеры и сваливали их в углу прихожей. Приняв рассеянно-непринужденный вид, Аннабел собралась было захлопнуть дверь, но женщина в черном сказала:

— Нет, постойте... Сейчас подойдут остальные... Там, в машине, у нас спиртное — они все принесут.

Увидев, что кое-кто из пришедших снял пальто и направляется к распахнутым дверям гостиной, Аннабел метнулась им наперерез:

— Тише, прошу вас... не разбудите ребенка. Он уснул.

На улице уже смеркалось. Аннабел включила настольную лампу.

Малыш проснулся, но не испугался. Он взглянул на мать, курлыкнул и уставился на расписной потолок, где парили голубые, розовые, золотые колесницы, лошади, ангелы. Некоторые из гостей окружили подушку и шумно выражали свой восторг: наклонялись, чтобы рассмотреть его получше, спрашивали, сколько ему месяцев, как зовут. Остальные, ожидая, когда начнется веселье, замерли как истуканы у окна, а часть разбрелась по квартире. Подняв с пола запеленатого ребенка и подушку, Аннабел отправилась в боковую спаленку, где временно устроила себе ночлег, и по дороге слышала, как колют лед на кухне, а в прихожей звучат все новые и новые голоса.

Гости чувствовали себя как дома.

В коридоре Аннабел увидела молодого эскимоса, который был на вечеринке в квартире Билли, потом заметила еще несколько знакомых лиц. Было ясно: компания та же.

Уложив ребенка, она обошла все комнаты, чтобы взглянуть, не появился ли Фредерик.

— Вы не видели моего мужа? — спросила она одного из гостей. — Он вот-вот должен прийти. Его, наверное, задержали.

Мужчина улыбнулся, пожал плечами и ничего не ответил; улыбка, словно приклеенная, застыла у него на лице. Решив, что он не понимает по-английски, Аннабел повторила по-итальянски тот же вопрос, изо всех сил стараясь, чтобы он не звучал как вопрос. Нельзя показывать этим людям, что она не знает, где Фредерик; нельзя показывать им, что его прихода она ждет с тревогой. Мужчина продолжал улыбаться; он улыбался только ртом, и Аннабел увидела, как рука его тянется к губам, чтобы расслабить мускулы лица, стереть эту улыбку. Видно было, что он не вполне вменяем. Она огляделась, стараясь определить, многие ли из других гостей успели нахвататься наркотиков. Женщина в черном искала розетку; в руке она держала длинный шнур от принесенного кем-то проигрывателя. Женщина присела на корточки, чтобы воткнуть в розетку штепсель, и сказала, глядя снизу вверх на Аннабел:

— Ваш муж все предусмотрел.

Впоследствии Аннабел не могла объяснить, почему она их не выгнала. Ей и самой было неясно, как получилось, что она вдруг махнула на все рукой.

— Нужно было позвонить мне, — говорил ей потом Луиджи, — я приехал бы и выставил их вон.

— Но тебя ведь не было в городе, правда? — отвечала Аннабел.

Луиджи имел обыкновение проводить вечер пятницы за городом, в кругу семьи. Он ответил:

— Так позвонила бы мне за город. Туда все звонят. Моя жена твоя горячая почитательница.

— Это было как страшный сон, — твердила Аннабел, хотя понимала, что все увиденное ею в тот вечер хуже страшного сна, так как произошло в действительности, и то, что завершило вечер, с грохотом вломившись в уют ее душевного мирка, тоже было действительностью, еще более тяжелой и страшной.

— Я старалась быть вежливой, — объясняла она. — Мне нужно было держать себя в руках.

Подробности она припоминала смутно.

Когда начались танцы, ей бросилось в глаза, как извивается в крикливой толпе зеленой и еще нескладной молодежи пожилая женщина, очень похожая на ту, в черном, что пришла в самом начале, только у этой, второй, жидкие седые волосы были острижены под мальчика, а морщинистое лицо не тронуто косметикой. Почудилось ли ей или она и в самом деле видела эту непристойно вихлявшуюся среди молодых танцоров сухопарую фигуру, Аннабел не могла сказать. Больше всего ее ужаснуло платье этой женщины, но окружающие, казалось, не обращали на нее внимания. В то время в моде были ажурные вырезы, сквозь которые просвечивало голое тело. Их обычно прорезали под бюстом или по бокам — от подмышек до талии. На женщине, которую увидела или вообразила себе Аннабел, было блестящее дымчатого цвета платье с огромным ромбовидным вырезом на животе; это выглядело омерзительно.

У Аннабел начала кружиться голова, но усилие воли и профессиональный навык помогли ей справиться с головокружением. Она пошла проведать Карла. Мальчик крепко спал и выглядел очень забавно: стиснутая в кулачок ручонка лежала на подушке возле головы, как будто он отдавал салют. Из спальни Аннабел отправилась на кухню, где толпилось множество мужчин. Она искала высокую молодую американку, которую заметила еще в прихожей, решив тогда же про себя, что эта девушка темнить не станет и ее-то и нужно будет обо всем расспросить. Аннабел очень хотелось поскорей узнать хоть что-нибудь определенное и спровадить незваных гостей со всей решительностью, какую только допускал аристократизм тигровой леди. Аннабел отлично знала, сколько вреда могут принести эти люди, когда начнут трубить на всех перекрестках и исповедоваться журналистам об оргии в квартире знаменитой кинозвезды. Высокой девушки нигде не было видно. Доставленная по заказу Фредерика батарея бутылок пока еще не очень поредела, но Аннабел, найдя среди гостей не так уж много явных наркоманов, от души надеялась, что остальные довольно быстро расправятся со спиртным. А этого-то ей как раз и хотелось. Шел девятый час, и она рассчитывала, что, когда бутылки опустеют, опустеет и квартира.

Сделав вид, что собирается угостить тех, кто находится в дальних комнатах, она утащила со стола непочатую бутылку водки и спрятала ее сперва в стенном шкафу туалетной комнаты при своей будущей спальне; потом, взволнованная и напуганная, она вообразила себе, что, прикончив кухонный запас, гости в поисках спиртного перероют всю квартиру; тогда она отнесла бутылку в смежную с туалетной ванную комнату и вылила водку в унитаз. Потом вышла в коридор и по дороге на кухню снова заглянула к ребенку.

Таким образом она избавилась от четырех бутылок. В последний раз удобней оказалось прошмыгнуть в другую ванную (их было три в квартире), и там она увидела наконец высокую американку; девушка спала, растянувшись на полу, и Аннабел не удалось ее растолкать. Она так и оставила ее в ванной, а потом в суматохе и вовсе о ней забыла, и девушку все в том же состоянии обнаружили только к вечеру следующего дня и увезли в больницу.

Пока меняли пластинку, Аннабел разыскала женщину в черном платье и спросила:

— Вы точно помните, что мой муж обещал не задерживаться? Я что-то волнуюсь. Ему пора бы уже прийти. Надеюсь, с ним ничего не случилось. Где вы его видели?

— Ах нет, синьора Аннабел, ваш муж совсем не говорил, что он скоро придет. Он сказал, что будет здесь, и ничего больше. А нас он пригласил к семи часам.

— Где вы его видели?

— По-моему, на Виа Венето. Точно не скажу. Забыла.

Женщина улыбнулась укоризненно, и в то же время виновато, и в то же время лукаво, и эта смешанная улыбка привела Аннабел в бешенство. Она пошла к ребенку. В коридоре она услышала, как кто-то отпирает входную дверь. Конечно, Фредерик. Сейчас она на него набросится и яростно прошипит, чтобы он немедленно, сию же минуту, выставил всю эту шушеру вон. Но это был не Фредерик, это Билли О'Брайен открыл дверь его ключом. Он привел с собой журналиста, худощавого светловолосого немца, которого Аннабел знала и почему-то побаивалась. Этот журналист поставлял информацию многим репортерам, охотившимся за скандальной хроникой, а сам писал серьезные статьи. Его фамилию Аннабел не помнила. Билли тотчас же представил его ей как Курта и спросил:

— Где Фредерик?

— Ой, Билли, не знаю. Здесь его нет. Наверно, где-то задержался. Ты не мог бы выпроводить эту компанию?

— Вы недовольны вашими гостями? А что они натворили? — вытянув длинную шею, долговязый Курт обвел взглядом гостиную. — Они там веселятся.

— Я их не ожидала, вот в чем дело, — сказала Аннабел. — Видите ли, у моего ребенка сейчас нет няни, и я смотрю за ним сама. К тому же я готовила роль для нового фильма. А кроме того, знаете ли, я вообще не устраиваю таких вечеринок, мне... — тут она осеклась, поймав его внимательный ехидный взгляд.

Она явно переусердствовала, так подробно объясняя, почему ей хочется избавиться от гостей.

Одна знаменитая старая актриса как-то дала ей совет: «Если вам нужно оправдаться, никогда не ссылайтесь на несколько причин. Больше чем одна — неубедительно. Лучше всего ни одной. Объясняться и оправдываться вообще глупо. Ни в коем случае не старайтесь, чтобы вас поняли, — вас непременно поймут не так. Избегайте психиатров».

Эти наставления Аннабел запомнила от первого до последнего слова, но иногда забывала их применять. Ошибку нужно было исправить, и неудачно начатую речь она попробовала закончить так, чтобы предстать перед журналистом спокойной и уверенной в себе хозяйкой дома, которая рада новому гостю и полна дружеских чувств к буйной ораве, уже успевшей вымостить полы во всей квартире осколками стекла. Стремясь создать такое впечатление, она залепетала: