Елена Вахненко - Продать душу

— Так ты продал свою душу? — я не мог совладать с собой, мне хотелось уязвить его, я жаждал убедиться, что Дон — такой же человек, как и я, способный разозлиться, вспылить, закричать…

— Нет, я душу не продавал. Я ведь тебе уже объяснил — вся эта роскошь мне все досталась по наследству. Кто-то получает столь дорогой сердцу приз в результате упорной работы, кто-то учится новомодной в твоем мире методике из серии «как притягивать деньги»…

— И это работает? — грустно поинтересовался я, до сих пор не притронувшись ни к одному из блюд. Удивление лишило меня аппетита.

— Да, — серьезно кивнул Дон. — Но должен заметить: усилий придется приложить не меньше, чем при упорной работе. Только усилия окажутся из области психологии. Но есть третий путь — продать душу.

— Например, убить тетушку из-за наследства? — со смешком уточнил я.

— Да, только не смотри на меня с таким ехидством. Я никого ради наследства не убивал.

— А что значит — продать душу? — болезненно поморщившись, осведомился я.

— Это значит, лишиться ее, — просто пояснил Дон. — То, что религии именуют духом, разорвет нить, связывающую его с телом. И со стороны не поймешь, что человек уже умер: эмоциональное облако создаст иллюзию наличия жизни. После смерти эмоциональное облако постепенно рассеется… Получится, что этот человек вовсе не жил.

Я поежился и спросил, пытаясь совладать с голосом:

— А эти рабы, которые прислуживали тебе за столом…

— И есть такие вот живые трупы, — вздохнул Дон. — Они действительно мои ученики. Но, в отличие от тебя, ученики неважные.

Внезапно я разозлился:

— Естественно! Ты ведь их провоцировал, как и меня!

— Только с вашего согласия, — возразил он. — Согласия, данного ЗА гранью этой жизни. Метод рискованный, но зато позволяет перешагнуть сразу через несколько ступеней.

— Но ты позволил графу Макмандру отравиться! — крикнул я. — И позволил бы выпить отравленное вино мне… и Белле.

— А почему ты не плеснул содержимым своей чаши мне в лицо? — осведомился Дон. — Тебе так этого хотелось! Я был бы доволен.

Ах, он был бы доволен?! Я побледнел от злости и хрипло выговорил:

— А все эти представления?! Битва гладиаторов? Казни?!

— Зачем же ты смотрел, если тебе не нравилось? Последние несколько недель вы с Беллой отказывались посещать подобные мероприятия, и разве я воспротивился этому? Нет, — пожал плечами Дон, приступая к десерту. Я до сих пор не проглотил ни крошки. — Кстати, заметь, я ни разу тебя не сопровождал. Меня такие зрелища не увлекают.

— Ну и ну! — я тяжело дышал и никак не мог придумать достойную реплику. Гнев буквально душил меня. — Неужели я был таким болваном, что захотел подвернуть себя самого столь жуткому испытанию?!

— В каком-то смысле у тебя не было выхода, — задумчиво протянул Дон, глядя в пространство мимо меня. — Ты слишком сильная и противоречивая личность. Не возникли в твоей жизни я… мало ли, куда завела бы тебя твоя потребность приключений!

— Ну и куда она могла меня завести? — раздраженно буркнул я, схватил вилку и ткнул ею в первое попавшее блюдо. Угодив в вареную картофелину, принялся с остервенением жевать ее, абсолютно не ощущая вкуса.

— В последней твоей жизни такая потребность привела тебя на гильотину.

Я поперхнулся картофелем. Закашлявшись, закрыл рот ладонью и с недоверием уставился на безмятежно улыбающегося Дона.

— Какую гильотину? — сиплым голосом спросил я.

— Ту, где голову отделяют от тела, — любезно объяснил колдун. — Еще одна жизнь завершилась не менее плачевно: тебя чуть было не сожгли на костре как еретика. Ты спасся, но пережитое свело тебя с ума.

Я не знал, смеяться или лучше кричать. Его рассказ казался бредом, нелепой выдумкой, но что-то подсказывало мне: это правда. Кажется, я почти мог ВСПОМНИТЬ…

— Но откуда ты-то знаешь? — сердито спросил я наконец.

— Ты сам мне рассказал, — равнодушно отозвался маг, с явным наслаждением впиваясь белыми зубами в кусок черничного пирога. Я с отвращением скривился и отбросил вилку.

— Когда я тебе это рассказал? И где?

— Когда и где — понятия, не вполне подходящие для той формы существования, — рассеянно откликнулся Дон.

Я фыркнул:

— А почему было мне не поступить куда проще? Почему я просто не наделил своего бедного земного двойника или кто я для него, памятью? Почему не позволил просто помнить обо всем?

Дон воззрился на меня с искренним недоумением:

— Во-первых, мозг человека еще не готов воспринять такого рода информацию. Нужны годы, то есть века, эволюции. А во-вторых…

— Во-вторых? — поторопил я.

Дон нахмурился:

— Не берусь судить, зачем мы живем, в чем смысл жизни, для чего нам необходима эта череда жизней… Можно строить миллионы теорий, и вряд ли хоть одна из них приблизится вплотную к истине. Однако предполагать я все-таки имею право — с учетом своего опыта.

— Ну, предположи что-нибудь, — ехидно разрешил я, откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, попытался принять беспечный вид. — В любом случае у меня самого никаких предположений нет.

— Быть может, То Изначальное Нечто, именуемое Богом, Творцом, Абсолютом… быть может, Оно (любое местоимение здесь неуместно) стремится познать самое себя? Или выйти на новый уровень развития таким вот манером? С помощью… ммм… как бы выразить точнее мою мысль?

— С помощью своих агентов? — хмуро пошутил я.

Дон рассмеялся:

— Между прочим, в каком-то смысле ты угадал. Именно поэтому я и говорю: разделение на черное и белое условно.

— А как же быть с войнами, жестокостью, насилием? — прервал его я. — Это все — разве норма?

— А как быть с маленьким ребенком, который не понимает, что нельзя обрисовывать новые обои фломастером? — подхватил маг. — Бесполезно втолковывать малышу, почему не стоит портить обои. Проще просто сказать — нельзя! Запрет. Табу. Зло. Только став старше, маленький человечек осознает вполне логичную причину запрета.

— Ты сравнил — войну и испорченные обои! — продолжал спорить я, хотя теперь уже скорее из упрямства. Интуитивно я понял, что именно он пытался сказать.

— Это всего лишь аналогия, — холодновато сказал колдун, явно начиная терять терпение. — Когда-нибудь ты поймешь, Стас. Если сейчас не понимаешь — поймешь потом. Но, поверь, у тебя не было выхода, кроме как предпринять такую авантюру. Ты отчаялся пробудить в себе самом настоящую память, и решил опробовать такую вот встряску. В крайнем случае, ты потерял бы одну жизнь — и только.

— И только! — возмущенно воскликнул я. — Эта жизнь — все, что у меня есть. С тем типом, который якобы говорил с тобой неведомо где и когда и который вроде бы тоже является мною, я не знаком!

— Неплохо подмечено, — улыбнулся Дон. — Ты прав: ты не знаком с ним, но цель жизни в том и состоит, чтобы познакомиться! Ты сделал немалый шаг на пути к этому.

Я бросил недовольный взгляд на своего собеседника. Мне показалось, что выражение его лица чересчур самодовольное, и я решил подбавить хоть капельку дегтя в эту бочку с медом:

— Ты, между прочим, говорил, будто я стану рабом, если приму помощь Алекса!

Дон ответил мне невозмутимым взглядом. Совесть его осталась глуха к моим упрекам.

— Глупо верить человеку, которого считаешь черным магом! — назидательно проговорил колдун.

Я насупился:

— Ну а в образе Алекса почему ты не сказал мне: все будет в порядке? Почему не успокоил?

— И в чем бы тогда состоял урок? — искренне удивился Дон. — Ты обязан был рискнуть или сам догадаться обо всем.

Ну, что же это такое! На любой мой аргумент у него находится возражение! Но я не пока не окончательно сдался:

— А тебе твой образ жизни прощается?

— Мой образ жизни? — вскинул брови Дон. — А ты заметил, чтобы я занимался чем-то предосудительным? Может, пытал людей? Наоборот, кажется, я спас Беллу от пыток. Если помнишь…

Упоминание о Белле всколыхнуло в моей душе новую волну гнева.

— А с Беллой ты что сотворил?!

— ТЫ сотворил, — сурово поправил Дон. — Ты не представляешь себе, Стас, сколько вокруг энергетических вампиров. А доноров еще больше! Но она жива. Ты вовремя остановился. Теперь она будет подпитываться твоей силой. Это возможно по той лишь причине, что ты ее на самом деле любишь.

— А если бы не любил? — севшим голом спросил я, вперив в мага сердитый взгляд. — Она бы погибла?

— Да, — кивнул тот. — Но заметь: вряд ли столь самолюбивая женщина, как Белла, отдала все свои внутренние резервы человеку, который не любил бы ее на самом деле.

Я не нашелся, что сказать. Действительно, он прав… внезапно я встрепенулся:

— Но она, правда, жива? С ней все будет хорошо?

— Да, — устало повторил Дон. — Она проспит до вечера и проснется здоровой.