Юлия Лешко - Мамочки мои… или Больничный Декамерон

Вера посмотрела на часы и привстала. Лицо Бобровского тоже стало напряженным. Вера серьезно проговорила в трубку:

– Все. Иду. Бегу.

Бросила трубку на рычаг и объяснила:

– Пойду. В приемный зовут. Кофе у них готов.

Тот облегченно вздохнул:

– Ох… Слава тебе, господи… Все, Верочка. Поеду. А тебе – счастливо отдежурить.

… Проходя через свое отошедшее ко сну отделение, Вера Михайловна только на минуточку остановилась возле тихо работающего телевизора, который в одиночестве смотрела медсестра Таня.

С экрана очень симпатичный и, кажется, популярный актер («По-моему, его фамилия Сергаков», – мельком подумала Вера) рассказывал о своей последней роли. О том, как снимался в Минске, о том, как, закончив снимать, режиссер неожиданно поменял название фильма – с «Любовь была» на «Любовь будет»… Вера улыбнулась: ей показалось, что это очень правильное решение. И пошла дальше…

Стрельцовы въехали во двор Большого Роддома в свое обычное время, то есть довольно рано – не было еще и восьми утра. Поэтому молодые ребята, человек семь, ровно стоящие вдоль больничного забора, как призывники перед военкоматом, удивили не только Сергея, но и Веру. Предположить, что все эти молодцы одновременно стали папашами и по зову сердца все вместе явились под светлые очи своих юных жен (буквально до зари!), было трудно даже видавшей и не такие виды Вере.

Но и это бы ничего, если бы из шеренги не выделился один паренек и, прижав телефон к уху, не крикнул:

– Наташка, смотри! – а потом скомандовал зычно: – Делай – раз!

И «призывники» вдруг упали, как подкошенные! Но уже лежа на земле, каждый сделал еще какое-то одно, завершающее движение.

– А, это флешмоб, – догадалась Вера и засмеялась от радости за этих мальчишек, бесстрашно попадавших на жидкий газон, и за мамочку, которой весь этот цирк посвящался.

– Не понял, что получилось-то у них? – вытянул шею Сергей.

– А ей сверху видно, – пояснила Вера, – она наверняка уже родила, значит, сейчас – на третьем…

Мальчишка-папа не успокоился на одном трюке и выстрелил в небо ракетницей, рассыпавшейся в воздухе серебристым конфетти. Его друзья вскочили, все дружно помахали какой-то счастливице на третьем этаже Большого Роддома и, весело переговариваясь, направились к выходу…

Верочка, чмокнув мужа в щеку, пахнущую «Хьюго Босс», побежала на работу, а Сергей дождался, пока парни поравняются с его машиной, и спросил у «главного» – молодого папаши:

– А чего вы там изобразили, ребята?

Мальчишка весь расплылся от гордой улыбки:

– «Я – ПАПА!»

Сергей грустно подумал: «А я – нет». Но тоже улыбнулся креативному папочке:

– Поздравляю! Молодец…

Оглянулся на Веру. Та стояла на крыльце, придерживая дверь, уже готовая войти. Увидела, что он посмотрел на нее, и радостно помахала ему рукой. Сергей поднял руку в ответ…

Когда позвонил Бобровский и сказал Вере Михайловне: «Вера, ну, давай сюда, срочно…», она сразу поспешила в приемный покой, тревожась, что привезли экстренную пациентку.

Но обстановка в приемном была нормальная, рабочая такая обстановка: на скамейках и стульях, расставленных вдоль стен, сидели женщины и ждали своей очереди. В руках у каждой из них были какие-то пакеты, свертки, рядом сидели мужья, свекрови, подруги. Никакого ажиотажа не наблюдалось, пока…

… С истошным воем и пульсирующими мигалками к корпусу подъехала «скорая» – все это было видно через широкое окно вестибюля. Внимание всех присутствующих немедленно обратилось туда. Из «скорой» при помощи медиков вышла кругленькая, как колобок, молодая девчонка, следом вылезла стильно, но строго одетая, высокая, стройная и даже на вид суховатая дама неопределенного возраста – не то тридцати пяти, не то пятидесяти лет. Пока эта группа входила в вестибюль следом за медиками «скорой», одетыми в фирменные бордовые костюмы, у Веры снова зазвонил телефон:

– Верочка, где ты?

– Здесь, – четко ответила Вера и отключилась.

Вера пропустила вперед в приемник всех приехавших на «скорой» и зашла сразу за ними. Возражений в публике не было…

Вошедший врач «скорой», в фирменном бордовом медицинском костюме, с непременным стетоскопом на шее, положил перед врачом приемного покоя свой листок:

– Петровская. 22 года. Схваткообразные боли. Схватки редкие. Воды не изливались. Шевеления плода нормальные.

Вера Михайловна в полной уверенности, что Бобровский вызвал ее для приема именно этой мамочки, кивнула коллеге:

– Спасибо.

И внимательно посмотрела на вновь прибывшую – маленького роста девушку с объемистым круглым животиком, одетую явно не для больницы: в нарядный темно-синий сарафанчик для беременной, в белую блузочку с трогательным круглым воротничком.

– Раздевайтесь и на кресло, – скомандовала она. И, заметив, что рядом с Петровской, как телохранитель, стоит приехавшая с ней высокая дама с красивым, но строгим и тревожным лицом, сказала, обращаясь уже к ней лично:

– Мама может подождать в коридоре.

Даму едва ли не передернуло. С недовольным видом, строгим учительским голосом она тут же уточнила:

– Я не мама. Я преподаватель, – и, не сумев подавить раздражение, добавила, – троечницы этой.

Вера Михайловна даже рассмеялась от такой формулировки:

– А мы тут и двоечниц принимаем, и кандидатов наук. Тут все равны. Подождите там, если хотите.

Преподаватель кивнула, а потом добавила с непонятной интонацией:

– Да уж подожду, разумеется.

Но почему-то осталась стоять рядом со студенткой Петровской, как будто опасаясь, что она сейчас сбежит…

Девчонка-колобок Петровская в это время, нерешительно спустив шлейку сарафана, жалобно смотрела на суровую преподавательницу. Потом, видимо, преодолела страх и почти проблеяла:

– Спасибо, Людмила Викторовна. Вы уже не ждите, скоро Вася приедет, мы сами уже…

Людмила Викторовна повторила назидательно не терпящим возражений голосом:

– Нет уж, я подожду, Петровская! Что врач скажет…

И только потом вышла из кабинета, гордо подняв голову.

Спустя буквально десять минут слегка нахмуренная Вера Михайловна стягивала с рук резиновые перчатки, а колобок-Петровская спускала ножки с кресла, украдкой бросая тревожные взгляды на врача.

– Ну, ты еще не рожаешь. Но я тебя уже не отпущу: мало ли что. Полежишь недельку, там видно будет. «Скорую» зачем вызывали? Ничего критичного…

«Колобок» на этих словах начал тихо поскуливать…

Вера Михайловна, привыкшая к разным проявлениям эмоций у беременных, заговорила с девчонкой по-доброму, но строго:

– А ну-ка, прекрати! В чем дело?…

Та, помотав головой, все же захлюпала носом:

– Понимаете, я перенервничала очень, преддипломная сессия, пятый курс, последний экзамен…

Вера, скрестив руки на груди, приготовилась внимательно слушать…

Лена Петровская вышла замуж не на пятом курсе, как все умные, а на четвертом, но не «по залету», как говорят в таких случаях циники, а по большой любви. Беременность наступила позже, и не очень-то вовремя… Но! Судьба – она и в Африке судьба! Значит, так надо было.

Лена (тогда еще Колеченок) хорошо окончила школу, довольно легко поступила на экономический факультет вуза, готовившего технические кадры для народного хозяйства. Полученных при поступлении баллов хватило для того, чтобы хорошей девочке из провинции сразу дали общежитие. Это было очень кстати: небогатые Ленины родители не смогли бы снимать ей квартиру в столице.

Своего Васю, свою Судьбу с большой буквы, Лена встретила в общаге при пикантных обстоятельствах.

…Вечерело. А в длинном коридоре общежития смеркалось еще раньше, чем вечерело, – по причине некомплекта ламп дневного света. Не чуя, что судьба уже стучится в ее дверь, Лена шла из кухни, радостно неся в мисочке свежесваренные пельмени с тающим кусочком масла наверху. Не то, чтобы Судьба стучалась в дверь… Она угрюмо ковырялась в замке ключом. И тихо ругалась матом: замок почему-то не реагировал на ключ. Судьба, уперев руки в боки, даже пнула в сердцах хлипкое заградительное сооружение. Дверь гулко простонала, но выстояла.

Лена недавно вселилась в общежитие и еще не до конца акклиматизировалась… или адаптировалась, что, в общем, не очень важно. Потому что по всем законам общежития – в самом широком смысле этого слова – влезать в чужую комнату без спроса не стоит. Лена не стала кричать. Напротив, она неслышно подошла к взломщику сзади и тихо осведомилась:

– Ты что тут делаешь?

Парень среагировал на свистящий шепот неадекватно: резко повернулся, как-то нелепо взмахнув рукой, да и выбил из ее рук мисочку с ужином.

Пельмешки живописно разлетелись по полу. Бли-и-ин…

Секунду они тупо смотрели на пельмени, потом друг на друга. Парень криво улыбнулся и сказал: