Александр Интелл - Пиксельный

– Слушай, ты перепил, я к тебе не приходила.

– Как не приходила? О чем ты? То есть… ты приходила неделю назад, хотела пообщаться! Ты что!? – я реально пугаюсь. Может, я уже не ориентируюсь в пространстве и времени?

– Нет. Этого не было. – она отводит взгляд в сторону.

Тут я допетрил, что за чертовщина творится. Там, в квартире, за ее спиной, в приглушенном свете, стоял он. Человек, испортивший нашу судьбу. Алкоголь притупил восприятие настолько, что я не заметил его.

– Ты что, из-за него так нагло врешь мне?

– Э-э, обо мне в третьем лице не надо! – он вышел на свет. Худощавый, рыжеватый, с уродской стрижкой и мерзкими, маленькими глазенками.

– Тебя не спрашивали. – резюмирую я.

Дальше происходит то, что обычно видится со стороны. Будто не ты это делаешь. В голове пульсирует мысль, что это происходит не с тобой, но от мысли нужно сразу же избавляться, ведь все происходит за секунды. Только и даешься диву, как тебе удается думать в резких кадрах, плывущих перед глазами.

Я выстреливаю правой рукой и попадаю в бровь. Он хватает за пальто, начинает прижиматься, махать ручонками, краснеть от натуги; дерется как ребенок. Я вырываюсь из мерзотных объятий, отступаю к лестничной клетке и ожидаю, пока тот подойдет ближе.

Она в тапках выбегает на лестничную площадку, истерично кричит и просит чудовище оставить меня в покое.

Подожди дорогая, вот сейчас я ему яйца вырву, и у тебя не будет желания встречаться с кастратом…

– Эй, чмошник. Ну, подходи давай. – я в предвкушении epicfight.

С громкими матами и проклятиями он подлетает ко мне и тут же получает в область рыла, которым пережевывает пищу и целует мою дурочку. Попятившись, с еле слышными матюгами, прикрывает клешнями рот и видно, что из носа течет кровь. Красного цвета, как у человека.

– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! – оназаливается слезами и явно расположена к нему. Это бьет похлеще.

Я разочарованно смотрю на нее, ощущая внутреннюю боль, наблюдаю, как она плачет и выгоняет меня, ненавидя. Боль нестерпимая. Я чувствую себя полным ничтожеством, ненужным никому и не способным ни на что.

Первый кадр: на меня летит он. Второй кадр: перила.

Все, теперь я бьюсь о ступеньки, неотвратимо падая. Это не так больно, сколько обидно. В голове пролетает мысль, что через мгновение станешь инвалидом на всю жизнь или просто отделаешься легким испугом. Зависит от того, как ударишься. Но мысль не ясная, где-то в уголке сознания.

* * *

Я очнулся. Темно. В голове туман и боль. Сколько прошло времени с момента, как меня бросили на ступеньки, я не знаю, но кажется, совсем немного.

Тело чувствуется смутно. После ощупывания я принимаю позу обделавшегося бомжа-алкоголика, спиной прислонившись к холодной стене. Такой грязный бомж, валяющийся в подъезде; рядом лужа мочи. Вот сейчас я похожу на него, только без лужи.

Я нащупал шишку на голове, боль в правом бедре и левом локте.

Крови вроде не было, но чем дальше шло время, тем больнее становилось жить. Я подумал, что это такая модель мира, в которой я существую, это то, как я отражаю этот мир: чем дальше идет время, тем больнее. Вот так, оказывается, все просто. И не надо строить никаких иллюзий. Просто старайся, старайся изо всех сил противостоять этой метафоре.

Я попытался встать, но не вышло – голова, потяжелев, потащила вниз, правая нога отказалась работать, пуская по телу волну боли, а локоть не обрадовался сгибаниям. Я попробовал еще раз: немного приподнялся и тут же рухнул. В голове застрекотал вертолет, затошнило. Организм отказывался вставать, и я решил немного отлежаться.

Завибрировал мобильник, извещающий о новом полученном сообщении.

Да, это она. Давно не виделись, сучка. Нажимаю «читать». На треснутом дисплее высвечивается текст: «Ты не сильно ушибся? Как ты себя чувствуешь?» Я пишу «Отлично. Спасибо за встречу» и ставлю смайлик, нажимаю «отправить» и убираю мобильник назад.

Сидя на холодном полу грязного подъезда, я понимаю, в каком безнадежном положении оказался. Хочется вдыхать больше воздуха, чтобы голова прояснилась, но он мерзкий. Я буду дышать снова, если получится встать и покинуть это место. Здесь разит мочой и плевками. И хорошо, что тьма скрывает эти все эти пакости, и можно тешиться иллюзиями, представляя более сносный подъезд.

Голова напоминает о себе – похоже на неослабевающий, негасимый вертолет после пьянки. Только пьянки то, не было. Ни сегодня, ни вчера. Я забыл, когда последний раз алкоголь доставлял хоть какие-то ощущения. Он лишь притупляет боль, а с остальным приходится разбираться.

В таком состоянии я прибываю еще минут пять. Где-то сверху отворяется дверь, слышно, как спускаются. Я облегченно вздыхаю: кто бы ни был, хотя бы смогу попросить о помощи.

Тягучие, грузные шаги. Мои предположения подтверждаются, когда свыкнувшиеся с темнотой глаза видят тучную пожилую женщину с мусорным ведром. Не успев раскрыть рот и попросить о помощи, я получаю взрыв, отчего в голове ломит.

– Ты чего тут разлегся, а? А ну марш отсюда!

– Вы… – успеваю я прокряхтеть, приподняв правую руку.

– Вставай, вставай! Мигом! – она машет ведром в мою сторону.

От ее помоев тошнит еще сильнее.

– Я не могу встать, кажется, я себе что-то повредил, помогите мне – жалобно прошу я.

– Еще чего! Буду я тебя трогать, пьянь! Сам вставай, а не то ведро на голову одену!

Я собрался с силами и попытался приподняться. Получилось неважно.

– Вставай, пьянь! – эта совковая тварь спускается с лестницы и подходит ко мне вплотную, но вижу я только ее ноги.

– Я не могу! – у меня наворачиваются слезы. – Пожалуйста, вызовите скорую…

– Какая тебе скорая, пьянь ты подзаборная? Тебя лечить-то никто не возьмется. Помогать нужно нормальным людям, а не таким, как ты. У докторов на тебя времени нет.

– Тогда отойдите…

Когда безумная сторонится, я пытаюсь потихоньку встать. Меня хватает только на то, чтобы подползти к периллу. Я хватаюсь за него правой рукой и берусь подтягиваться.

– Как напился-то, а! Даже встать не может! – не умолкает старуха.

Подтянувшись, я подпираюсь левой, здоровой ногой. Получается встать. Голову орошает сильнейшая волна боли, тошнота усиливается.

И этот запах из ведра!

– Ну, а теперь… вооон от-сю-да! – мерзко и угрожающе орет безумная.

Подпершись периллой, я потихоньку плетусь по ступенькам, словно девяностолетний старик; хотя и те ходят гораздо живее.

– Чего встал? Шуруй дальше!

Я спускаю левую ногу с последней ступеньки и плачу. Мне страшно. Что я буду теперь делать? Слезы стекают по щекам и это единственное, что греет.

Я медленно встаю на правую ногу. Появляется боль в районе бедра, но выходит не сильной.

Я ковыляю до лифта, бью по кнопке, а слезы все текут.

– Ссстааррая ты ведьма! – говорю я, и меня начинает рвать. Почти ничего не выходит, кроме горько-кислой жидкости. После первой волны следуют еще три.

– Ах ты пьянь! Еще и наблевал! – не унимается старая ведьма. – Нечего тебе лифтом пользоваться, он для нормальный людей. Шуруй по ступенькам, пьянчуга!

* * *

Вот уже двадцать минут я слоняюсь по улице и не знаю, что делать. Периодически смотрю на дисплей телефона, чтобы узнать время, прислушиваюсь к правой ноге и пытаюсь понять – сломана все-таки, или нет.

Хочу надеяться на ушиб, но походка моя такова, что со стороны я напоминаю престарелого.

Мне очень… очень… очень… плохо. Я никуда и ни к кому больше не пойду. Хватит с меня увлекательных встреч с одноклассниками и бывшими девушками. Дома никто не ждет, друзей нет.

Не хочу больше никого видеть. Пошли все к черту! Глаза от вас устали! Живут во лжи, вечно что-то замалчивают, притворяются, отыгрывать какую-то роль, пытаются соответствовать всяким статусам.

Все это – большая ролевая игра, и каждый не тот, за кого играет, он лишь притворяется. Точно люди в мире – персонажи. Слепленные болванчики. Компьютерная игра.

Все вокруг – это кто? Запрограммированные NPC в игре без онлайна, или тут MMORPG, и за каждым персом скрывается реальный человек(?), сидящий за компом в темной комнате? Его можно согнать с компа?

Или как?

Одно я знаю точно. И это про гопников. Это же ненастоящие люди. Это роли, которые играют молодые парни, сами со временем превращаясь в болванчиков.Это хреновая роль в сатирическом спектакле.

А Лена? Лена играет девочку-эмо, Роман – ответственного клерка, Елена Васильевна – маму шестнадцатилетней девочки, а моя… Кого она играет? Такое впечатление, что полную идиотку, запутавшуюся в жизни и получающую по заслугам.

Я не хочу больше с вами, ребята. Не-не-не-не-не! Больше не надо. Даже не просите. Я в этом театре больше не актер.

Я оказываюсь в незнакомом районе города – среди старых трехэтажек. Они, давно выполнившие ресурс, стоят как памятники прошлой эпохи с вычурными фасадами и крышей, точно из детских книжек.

Будь я местным, наверняка бы испытал нескончаемое чувство уюта и защищенности. Дома, сотворившие внутри себя дворик – родные защитники.