Ариадна Борисова - Бел-горюч камень

Фильм шел недавно в кинотеатре «Мир». На афише была приписка: «До шестнадцати лет», потому что Марютка с поручиком целовались прямо на экране у всех на виду. Рассеянная контролерша, обрывая билеты, в потоке взрослых девочек за спиной Гали не заметила Изочку с Полиной, и они посмотрели картину.

Ах, как Марютка кричала в конце фильма: «Синегла-азенький!» Сама убила любимого человека и сама же кричала. Все девочки плакали.

…«Счастья вам, синеглазые», – сказала Зина Тугарина, прощаясь перед отъездом в Уржум. У Марии были синие глаза, и у Изочки они синие. Это все, что унаследовала она от мамы. На маму почему-то походила Майис, вовсе ей не родственница, словно кто-то закрасил глаза и волосы Марии в черный цвет и кожу тронул загаром. «Одного литья серебро», – говорил о них дядя Степан…

Мама однажды обмолвилась, что Изочка – вылитая Сара, папина младшая сестра. Гарри Перельман не сумел узнать, в какую страну уехало большое семейство Готлибов. Жаль, не сохранилось карточек Сары… А дядя Паша хранит в своем паспорте фотографию Греты Гарбо. Эта голливудская актриса напоминает ему Марию. Изочка видела снимок и не нашла ничего общего с мамой в холодном лице американки, но промолчала…

Под кадром из «Сорок первого» Полининой рукой было мелко выведено: «Умру, но не отдам поцелуя без любви!»

Послышался смешок. Полина, оказывается, тоже еще не уснула. Усевшись на кровати по-турецки, кивнула на альбом:

– Отдала.

– Поцелуй без любви?! И что?

– Ничего, не умерла. Как видишь, живу до сих пор.

Потрясенная Изочка глаз не могла отвести от пухлого рта Полины. Никто из знакомых ей девочек еще не целовался. Даже Галя.

– А признайся-ка, Готлиб, к кому ты сейчас шастала на улицу? Только не ври!

– Зачем врать? – удивилась Изочка и вкратце рассказала о Гришке.

– Понятно, – Полина снова легла. – Шибко-то не бегай, как позовет, а то девчонки подумают всякое. И пусть пораньше приходит.

Изочка не спросила, что могут подумать девочки, ее занимал другой вопрос.

– Полина… Я, честное-пречестное слово, никому не скажу… С кем ты целовалась?

– Да с однокла-а-ассником, – зевнула Полина. – Просто так попробовали. Ему понравилось, а меня с первого разу затошнило.

– А со второго?

– Не было второго. Говорю же – противно стало от слюней.

Изочка вдруг нечаянно вспомнила Гришкины губы и рассердилась на себя: дался ей этот «боярышник»!

Моряку, наверное, все равно, какой он – рыжий, черный или вообще лысый, но актером такого бы не взяли, разве что клоуном в цирк. Вот Басиля бы точно пригласили сниматься в кино. Изочка никогда не встречала людей красивее. Басиль, конечно, успел вырасти там, на Кавказе, или в другом месте, куда привели чернобородого «короля» неведомые цыганские дороги…

Скоро лето. Отпустят ли воспитатели на пристань встречать первые пароходы?

Вода плещется, шуршит у смолистых бортов, солнце кладет яркие лоскуты на белую палубу, звенит трос, туго затянутый на причальном столбе… Суждено ли Изочке когда-нибудь увидеть солнечного мальчика?..

Вздохнув, она достала из ящика тумбочки карманное зеркальце, глянула на себя искоса, издалека и вблизи. Сочла, что нос мог быть покороче. Огорчил стыдный румянец, весело заливший по-детски округлые щеки. Ничуть она не худая, ошибается тетя Матрена. Всякому, кто бросит взгляд на это румяное лицо, ясно, что отсутствием аппетита Изочка не страдает. Спасибо, что хоть не рыжая. Если похудеет к десятому классу, может, стоит подать документы в институт, где учат на актрис. Не один же Гришка такой предусмотрительный.

«Стану актрисой! – решила она и невольно прыснула: – Погорелого театра…» А что? Пусть не красавица, как Изольда Извицкая и Бэла Юрьевна, но не дурнушка. И память у нее хорошая, помнит наизусть все «мамины» монологи из пьес Чехова.

– Чего не спишь? – пробурчала Полина.

– Я хочу стать актрисой, – не стерпела Изочка.

– Хоти на здоровье, только спи, Готлиб…

Детдом попрощался с очередной группой выпускников. По завершении восьмилетки их определяли на работу с предоставлением жилья в общежитиях. Остальных воспитанников вывезли в лагерь, под который наспех приспособили несколько сараев, – пропалывать кукурузные поля. Нисколько Полина не преувеличила: работали от зари до заката. Изочка и думать не смела о том, чтобы отпроситься пасти коров, а тем более встречать пароходы на пристани.

Секретарь ЦК партии Никита Сергеевич Хрущев побывал в гостях у американского фермера и влюбился в кукурузу, дающую зерно и силосную массу, поэтому колхозам пришлось сеять универсальный злак на травяных землях. Под Якутском высеяли сорта «Рисовый» и «Конский зуб».

Сколько ни удобряй почву навозной жижей и древесной золой, початки не успевали вызреть за короткое северное лето. Позже выяснилось, что на земле, истощенной привередливой культурой, на следующий год не растет даже трава. Партия, тем не менее, требовала претворять в жизнь кормовые планы на основе именно кукурузы, и сокрушенные председатели сельсоветов велели агрономам кое-где использовать под нее пшеничные поля. Ведь если партия сказала: «Надо», солдатское «Есть!» выпаливалось в любой точке Советского Союза. Никто и не заикался о «нецелесообразности» и «неморозостойкости».

Сочные стебли «царицы полей» распробовали и повадились поедать гусеницы лугового мотылька. Днем колхозники и дети ловили летучих паразитов, шагая гуртом по полю с бреднями, ночами жгли костры. Мотыльки слетались на огонь и погибали. Утром пропольщики дергали осот и очищали гряды от куч мертвых бабочек. Следом шли «рыбаки», и снова в сетях трепетали жемчужные хлопья, сбитые из тысяч крохотных крыл…

Время за кукурузной страдой незаметно приблизилось к традиционному сбору картофеля, который назывался «осенней сельскохозяйственной практикой». С начала сентября студенты и ученики городских школ с четвертого класса по десятый во главе с педсоставами почти месяц проводили на картофельных полях. В выходные привозили «учиться труду» и младших детдомовских школьников. Никому без уважительной причины не дозволялось отвлекаться от работы более чем на пятнадцать минут. С утра бригадиры давали задания, вечером подводили итоги. Не выполнишь свою норму за день – вернешь «долг» завтра.

Партия призывала к трудовым подвигам, по всей стране гремела фамилия Стаханова. Командиром стахановского движения у детдомовцев назначили Галю. Самая трудолюбивая из девочек, она умудрялась выполнять по две нечеловечески завышенные нормы. Могла бы, наверное, выполнить и три, но подводила жалость. После рапорта об ударной сдаче плана Галя платила нормативные «долги» за изнемогающих малышей.

Подружки молча подключались к этому антипоказательному акту. Только языкастая Полина, не разгибая спины, зло каламбурила:

– Для Галочки стараемся, не для «галочки»…

К вечеру девочки не отличались друг от друга – с грязевыми потеками на лицах от пота и пыли, в пыльной одежде, с серыми волосами, такими пыльными, что все расчески лишились зубьев. По распоряжению Леопарды завхозихе пришлось закупить ящик железных гребней. В умывалках на время устроили помывочную и выдали на каждую комнату по большому эмалированному тазу.

Когда сытые девочки еле ноги волокли из столовой, успевшая помыться и принарядиться Галя выпархивала за дверь и куда-то загадочно исчезала.

– Куда носится? – недоумевала Изочка. – Не поужинала даже!

– На свидания, – снисходительно пояснила Полина. – Не видела, что ли, опять Сережа ейный приперся.

– Который шофер из колхоза?

– Ну да, «кукурузный» роман у них с начала лета.

Недавно Изочка заметила, что Галя чистит зубы мелом, и поделилась с ней зубным порошком, а потом увидела, как она припудривает им нос! Тогда Изочка отдала Гале мамину пудру «Кармен» с красивой цыганкой на коробочке…

– Если кто из воспиталок Галю спросит, так ты скажи, будто она уже спит, – предупредила Наташа.

– А когда Галя придет?

– Налюбятся всласть, и придет, – усмехнулась Полина.

Ночью Полина в подробностях рассказала, что значит «налюбятся». Туалетные секреты – пушки на колесах, расколотые пополам волосатые кокосы, лежащие друг на друге фигуры – замельтешили перед Изочкиными глазами, как полное трупов поле фантастической битвы.

Она вначале не поверила ни про Галю, ни вообще… Услышанное было омерзительным, невозможным. Полина явно ненормальная, если на ум ей приходят эти кошмарные мысли! Может, она сошла с ума и ее надо лечить? Не посоветоваться ли потихоньку с Галей? Галя ведь староста…

Изочка размышляла так в гадливом смятении, а в голове вставала картина на Зеленом лугу, когда она нечаянно подглядела то, чему до сегодняшнего дня не придавала настоящего значения и с чем никак не связывала оскорбляющий слух глагол, – как выяснилось, синоним невинного слова «любиться».