Александр Рей - В поисках настоящего

Выплюнув из себя последнее слово, Мари развернулась и спешно пошла к черному входу. Алан следил, как она уходит, не слыша доносящейся из оставленного проигрывателя мелодии… В ушах проклятьем звучало лишь одно слово «Слабак-ак-ак…» – разносилась по горам весть о потере.

Подобрав рюкзак, Алан неспешно брел, огибая здание санатория.

У крыльца велась оживленная работа. Служащие распихивали чемоданы постояльцев в специально подогнанный фургон и багажники микроавтобусов. За работой наблюдал мистер Морли. Заприметив Алана, он суетливо замахал руками, подзывая к себе.

– Алан, здравствуй, – крепко пожал он руку парню, не переставая лучезарно улыбаться. – Мисс Уилсон просветила меня, что берет тебя под свое крыло, и возможно ты поедешь с ней… По мне это очень мудрое решение. С твоим талантом… Кстати, у тебя может быть есть время, я бы…

– Я не поеду, – оборвал Алан без устали тараторящего мужчину. Тело и душа только что прошли через мясорубку, и в них совсем не осталось сил слушать, и уж тем более понимать, что ему говорят. Единственное, Алану хотелось поскорее уйти отсюда.

– Да, но ведь… – попытался возразить хозяин «Красного Замка», но спохватившись умолк, видимо обратив внимание на состояние мальчика. Лишь добавил, что Алан навсегда останется желанным гостем. Мистер Уилсон собирался уйти, но Алан остановил его:

– Я это… – Алан снял с плеча рюкзак, и немного порывшись в нем, извлек стопку разного размера листов. – Это мои лучшие… Я их вам хотел отдать.

Джим принял дар Алана, не до конца еще понимая, что это. Но начав перелистывать, он сразу же расцвел:

– Удивительно! А вот это вообще великолепно… Просто великолепно! – время от времени мужчина поднимал на благодетеля полные восхищения глаза. На одном из рисунков, он недоуменно поморщился. – Это копия моего любимого «D.А.»! Оригинал находится у меня в кабинете. – Указал он на рисунок, с распятым на кресте зайцем. Алан помнил, когда и как рисовал этот рисунок. Они тогда в школе проходили крестовые походы. Алан написал на листочке Алине, сидевшей как всегда с ним за одной партой, что ни одна настоящая вера не может пропагандировать, и уж тем более настаивать на убийстве другого человека, мол, вера должна быть направлена на осознание людьми ценности жизни. Алина ответила, что для религий любой достоин смерти, кто угрожает устоям и расширению власти церкви… что даже зайцев бы распинали, причислив к неверным, усомнись они в законах власти и денег церковных правителей. Тогда Алан придя домой сразу же принялся рисовать распятого зайца. На следующий день показав Алине рисунок, он удивлялся ее ужасу, с каким она восприняла его шутку:

– Дурак, зачем ты это сделал! – ругалась она.

– А чего мне бояться, я над религией подшутил.

– Все равно зря… Бог может обидеться, – возразила она.

– Бог и церковь не одно и то же. Уж если кто и обидится, так только священники. А Бог поймет, что я ничего плохого не хотел. – Тогда им было по четырнадцать лет.

Именно об этом рисунке мистер Марли и спрашивал:

– Это самая лучшая копия из всех, – убежденно сказал Алан, отмахнувшись от недоуменного взгляда Джима. – Можете сами сравнить, а я пойду. До свидания…

Алан повернулся спиной к пораженному ценителю искусства, судорожно старающегося понять, как этот парень смог скопировать рисунок, образец которого ни разу не публиковался ни в одном из СМИ.

Дорога обратно…

Возвращение… скрипучая дверь с улицы… коридор… обиженная мать, воськающаяся с кастрюлями… «рисунки» в стол… ненавистная школа… чертов Цакой… непонятные отношения с Алиной… всегда «компанейский» Тимур… и встречи с собой в Старом Городе… – свою будущую жизнь Алан разместил на ладони, предсказуемую обыденность, тотальную, убивающую скуку. «Ради чего? Почему? Зачем? Каким образом я смог вот этим самым языком, в одночасье отказаться от жизни, о которой даже мечтать себе не позволял? Ради мамы? Алины? Любви отца? Или признания одноклассников?»

Алан брел, шаг за шагом приближаясь к деревни, избивая себя вопросами, ответа на которые он не знал. Каждое слово в голове вспыхивало острой иглой, загнанной в череп… но как ему не хотелось, чтобы карающий голос, безжалостно наотмашь бьющий по лицу умолк, Алан ничего не мог с ним поделать.

Снег, совсем недавно предвкушающий праздник, в одночасье превратился в вестника серости… «Слабак… Слабак… Слабак!» – царапающим звуком смеялась над ним, каждая проносящаяся мимо снежинка. Тысячи, миллионы голосов хихикали над ним, не скрывая презрения.

– Я просто не знал, как принять верное решение… как поступить правильно! – пытался он объяснить голосам. – Я просто не знал! Я запутался…

«Слабак… Слаба-ак…» – «еще откровеннее смеялся снег.

Алан с силой сжал голову, зажмурившись… желудок тут же свело судорогой, но ничего кроме ощущения мерзости наружу не вышло.

Разомкнув веки и глубоко вздохнув, он решил прислушаться. Его окружали лишь звуки падающего снега и гул адской боли в голове.

Он вновь стоял на середине между деревней и санаторием, только на этот раз шел не вперед… а возвращался назад .

– Не хочу… – сказал он зачем-то вслух, и знакомой тропой пошел в сторону Старого Города.

Единственное, что сейчас занимало Алана, это как сделать так, чтобы ни о чем не думать. Еще один наплыв голосов мальчик просто не выдержать… Поэтому он даже не обратил внимание, что возле моста, на совсем свежем снегу виднелись следы чьих-то подошв, уходящие в сторону подъема.

Лишь зайдя на подвесной мост он понял, что ступает след в след отпечаткам чьих-то ног. Но было уже поздно…

– Дзго-ое-ев, – окрикнул его кто-то. Держась за канаты, демонстративно показывая, что хода нет и сбежать в деревню не удастся, стоял шестерка Цакоя. А где он, там и Сос.

Не раздумывая ни секунды, Алан бросился вверх по склону, стараясь как можно больше оторваться от преследователя. Нужно было выиграть время, чтобы спрятаться в надежный, спасший его в прошлый раз тайник.

Если бы Алан хотя бы раз обернулся, то наверняка обратил внимание, что враг не особо спешит ему вслед, вольготно вышагивая позади.

Страх поглощает любые другие чувства. Когда единственной задачей становится избежать расправы, все остальные неприятности становятся незначительными.

Взобравшись на плато – ровную заснеженную площадку – и подбежав к сакле-спасительнице, стало окончательно ясно, что на этот раз ему не избежать встречи с Сосом и его дружками. За мальчиком предательской дорожкой по снегу тянулись следы. Даже спрячься он за каменными стенами, все равно Цакой с легкостью найдет его.

– Так и знал, что ты где-то здесь тогда зашился, – раздался голос заклятого врага. Сос вышел из-за сакли на ходу сбрасывая портфель. Алан метнул взгляд в горы, но и там ему не спастись – все предусмотрев, преследователи преградили возможные пути отступления. Именно поэтому один из них остался на мосту, чтобы даже если Алану удастся увернуться от сетей Цакоя, не дать ему перейти реку обратно. – Я рад, что ты здесь, а то мы уж замерзли тебя дожидаться.

Цакой подходил все ближе, неспешно, медленно… явно наслаждаясь собственным могуществом перед загнанной в тупик жертвой. Улыбка хищника победоносно сияла на лице.

Алан прижавшись к стене сакли, не шевелился – бежать некуда: позади обрыв над рекой, слева путь в горы отрезан, справа внизу мост перекрыт. Единственный выход, что он видел – это выждать нужный момент и…

А что «и»?!!

Цакой подошел вплотную, зажав его между вытянутых рук, мол, «ты попался».

Мальчик почувствовал, как страх проходит и на его месте появляется гнев, желание бороться, избавиться, наконец раз и навсегда от этой нескончаемой проблемы, ехидно глядящей в упор. Ударить врага как тогда в раздевалке.

«Оттолкнуть?! Врезать в пах? Сбежать вниз, и там, с разгону влететь на третьего врага, рискуя перелететь через перила моста?! И возможно спастись от расправы! А добежав до деревни, плюнуть наконец на все эти «пацановские» принципы и страх зваться «трусом», да рассказать все родителям, чтобы…»

– Ну, даже не оттолкнешь меня? – смеясь, спросил Сос. – Знаешь, почему?! Потому что ты кто?! Правильно… слабак !

Выкрикнув последнее слово Цакой с силой, ударил Алана в живот так, что у него, казалось, все внутренности разом превратились в кашу. Но спустя несколько секунд, когда волна боли отхлынула и Алан вновь стал хоть что-то понимать, Цакой ударил еще… на этот раз ногой в спину.

Скрючившись, Алан лежал на снегу, касаясь щекой спасительного холода, не дающего ему потерять себя.

– Ты хоть понял, за что получаешь? – присев на корточки, спросил Цакой тоном, будто говорил о девчонке с лучшим другом. «Как тебе Залина из одиннадцатого «А»?». – Ну, понял?!

Но Алан молчал, не открывая глаза. Тогда Цакой взял его за волосы и приблизившись, сквозь зубы прошипел:

– Отвечай!