Наталия Терентьева - Маримба!

– Сда-ать? – Лена засмеялась. – Ну, наверно, можно. Позвони, если что, я сдам. А так я тебе их в электронном виде перешлю. Да?

– Да, спасибо…

Я нажала отбой и разрыдалась.

– Мам, мам, ты что?

– Не знаю, нервы сдали…

– Мам, я с зимы не видела, чтобы ты плакала, с нашей черной зимы…

– Да не обращай внимания… Просто… Просто не надо нам лететь четырнадцатого!

– Ну не надо, не полетим, не переживай только, мам! Не полетим!

На мое счастье, резко налетела туча, мы всё же успели бегом искупаться и даже домчаться до номера, пока не началась гроза.

– Мам, гроза быстро пройдет, не волнуйся! – сказала Катька, решительно откусывая край нежной розовой грудинки. – Будешь мне такую свинину в Москве делать?

– Буду, если мне из Литвы привезут свинью, которая веселилась, когда ее закалывали. Не подавись. Только я насчет грозы не волнуюсь… – Я взглянула на голодную Катьку, которая с ужасом смотрела то на окно, где в черно-фиолетовом небе били огромные фантастические молнии, то на кусок сочной свинины, которая еще недавно была веселым литовским поросенком, с пятачком, со смышлеными глазками… У Катьки воображение получше моего… – Давай пересядь спиной к окну, ничего там хорошего сейчас нет. И ешь спокойно.

Уговоры были уже бесполезны. Поросенка она представила слишком красочно, свинину отодвинула от себя подальше, жевала теперь, давясь, огурцы, заедая хлебом. И то и дело поворачивалась к огромному окну, которое в хорошую погоду открывается целиком, делая из нашего номера практически веранду. За окном было по-прежнему черным-черно, бушевала гроза, и где-то совсем рядом пренеприятно били молнии.

– Вчера ночью дом загорелся какой-то, я слышала… – проговорила Катька.

– У нас громоотвод, ты что! Здесь все современное, хоть и постройка начала двадцатого века. Ремонт европейский был, не переживай.

Катька задумчиво кивнула.

– Гроза ведь долго не бывает, правда, мам?

– Конечно. Я думаю, духовой концерт не отменят.

Сегодня был последний концерт в парке. Последняя суббота. Лена взяла билеты на среду. То есть в следующий четверг мы на концерт уже не попадали.

– Думаешь, не отменят?

– Нет, конечно. Они же посмотрели прогноз. После грозы всегда бывает солнце.

– Хорошо…

Про мальчика-маримбиста мы больше не вспоминали. Катька ни разу о нем не заговаривала. Только очень ответственно относилась к посещению духовых концертов в парке.

– Может, все-таки напишешь ему в «Фейсбуке», что нам понравилось его сольное выступление во Дворце?

– Напишу, а зачем? – пожала она плечами.

– Человеку будет приятно. Представь, что тебе бы написали после какого-то твоего сольного выступления…

– А ты думаешь, он есть в «Фейсбуке»?

– Давно бы проверила!

– Да ну, неохота! – неискренне сказала Катька и тут же полезла за планшетом. – И связи опять нет…

– Пойдем в клуб «Рамибе», там Wi-Fi на улице, как раз на свежем воздухе посидим, подышим после грозы…

Катька с сомнением посмотрела в окно.

– А она когда-нибудь закончится?

– Когда-нибудь – закончится.

Гроза закончилась. До концерта оставалось полчаса.

– Будет концерт в парке? – с надеждой спрашивала Катька.

– Конечно, будет! – уверяла ее я.

Вместе с нами на поляну к ротонде пришли еще человек сто – сто пятьдесят. Обычно зрителей бывает даже больше. Но музыканты так и не появились. Мы подождали-подождали и отправились гулять.

– Какой потрясающий воздух!.. – Я втянула носом свежий до резкости воздух. Сосны, сосны, рядом море, озон после грозы.

– Мам… – Катька вдруг остановилась. – Ты слышишь?

– Нет, а что?

– Ну послушай… Нет, сейчас ничего не слышно.

– А что должно быть слышно?

– Они играют где-то…

– Кто?.. – машинально спросила я, в тот же момент поняв, что имеет в виду Катька. «Они» – это они. Музыканты, которые не пришли на концерт, потому что весь день был дождь. А точнее, один музыкант, который очень интересует Катьку. – Нет, я не слышу.

– Хорошо, – кивнула Катька. – Я брежу. У меня слуховые галлюцинации. Пошли. Вот! Мам, ну неужели ты не слышишь?

Я прислушалась.

– Да, точно.

– Побежали обратно!

– Кать… – остановила я ее. – Спокойно иди. Я точно не побегу. Ты иди вперед, но не беги.

– Хорошо! – Катька легко подхватилась и стремительно понеслась на своих длинных, хорошо тренированных на танцах ножках. Быстрая трепетная лань, моя маленькая еще Катька.

Я тоже пошла к ротонде. То слыша звуки оркестра, то нет. Я не успела дойти до поляны, как мне навстречу вышла разочарованная Катька.

– Никого нет! – развела она руками. – Обман слуха.

– Да нет. Я слышу то и дело, как они играют.

– Да! Вот опять! Пошли!

– Куда, Катюнь? – осторожно спросила я, придерживая ее за руку.

– Поищем их!

– Поищем? – Я с сомнением посмотрела на дочь. – Ты уверена?

– Да!

– Ну пойдем… В принципе все равно, где гулять…

Катька рванулась было в прыжке вперед, но я крепко сжала ей руку.

– Нет уж, совсем сходить с ума не будем, ага?

– Ага… – вздохнула Катька. – Что, как английские леди пойдем?

– Как русские дворянки! У которых сгорело имение… Шагай давай вперед. Ну уж носиться по улицам с вытаращенными глазами точно не будем.

– Последний концерт сегодня, мам…

Катька чуть не плакала, я это видела точно. Чуть. Глаза намокли, но слезы не покатились, удержались. Я давно научила ее – голову поднять, в небо посмотреть, о вечном подумать. Или хотя бы просто сильно запрокинуть голову – помогает, слезы вкатываются обратно.

– Что, ты так хотела его увидеть перед отъездом?

Катька резко тряхнула головой, и две крупные слезы капнули на рукав ее курточки.

– Хорошо, не говори.

Я не могу видеть плачущих глаз своей любимой, любимейшей, веселой девочки, в которой всегда горит яркий, теплый, счастливый огонь жизни.

– Катюня, мы… останемся до следующей пятницы.

– Ма-ам!.. – подпрыгнула Катька. – Правда?

– Останемся. И будет еще один концерт. В четверг. Только прогноз давай посмотрим. И папа как раз нас в субботу утром встретит, на вокзале, ему до Белорусского пять минут от дома. На поезде поедем. Всем сестрам по серьгам.

– Прогноз – хороший! – радостно засмеялась Катька. – Я смотрела уже! На всякий случай, просто так! Мам… – она обняла меня. – Ты меня так любишь, да?

– Да. И к тому времени, когда я соберусь умирать, у тебя должен быть любящий муж…

– И трое детей, – договорила Катька. – Мам, не начинай, пожалуйста!

– Ладно, – вздохнула я. – Вот сначала твой отец из меня веревки вил, теперь ты.

– Мам… – Катька покрепче прижалась ко мне. – Тебе тоже полезно морем подышать, побездельничать, поспать по утрам подольше…

– Да. Хорошо. Пошли сочинять ему письмо в «Фейсбуке».

– А это удобно? Я имею в виду – прилично?

– Прилично, прилично. Ты же не будешь ему свои фотографии в голом виде присылать, правда?

– У меня нет таких фотографий, мам…

– Тем более. А похвалить, что хорошо играл, – ничего в этом зазорного нет. А там посмотрим.

Может, лучше бы у моей Катьки были фотографии в голом виде, и она бы умела расставлять нужных мальчиков по местам? Чтобы каждый знал свое место и не пикал и не вякал? Но это была бы какая-то другая Катька и у другой мамы, не у меня.

– А билеты, мам?

– Сдадим. Половину денег вернем. Не так много потеряем. Ничего, переживем как-нибудь. Я сейчас позвоню Лене. Ерунда. Это все суета сует, Катюня.

В высокую ценность любви я не перестала верить даже после тяжелого, многолетнего расставания с Катькиным папой, когда отрывала его, отрезала, откорябывала от себя. И никак, никак не могла начать жить без него. С ним было все не ладно. А вот без него – просто никак. И когда любовь прошла совсем, окончательно, ничего от нее не осталось, когда перестало болеть, вот тогда я стала спокойно и с приятным даже чувством говорить: «Я так любила Данилевского». И желаю своей дочери такой любви? Нет! Нет, конечно. Я желаю ей счастливой любви и хорошей семьи. И учу глупостям. Написать мальчику, который ей понравился. К ее папе я тоже когда-то сама подошла. Потому что полюбила его мгновенно, безумно, на много лет. Попала в поле его обаяния, не знаю, как называется это поле, в котором мне пятнадцать лет было хорошо, а без которого было пусто, плохо, тягостно. Но я не могу научить ничему другому, кроме того, что знаю сама. Даже если то, что я знаю, – неправда.

– Мам, мам, он мне послал запрос в друзья! – Катька разбудила меня утром. Редкий случай, что она проснулась первой.

Другая реальность. Другой смысл имеют слова. «Друзья»…

– Сколько у него друзей в Сети?

Катька что-то ответила, мне послышалось «двадцать семь»…

– Хорошо… Это нормально.

На самом деле у него оказалось пятьсот восемь друзей в Сети, но я это поняла гораздо позже.

– Здорово… Давай я спрошу у Аушры, она должна знать, это же одна деревня, все про всех всё знают…