Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

На масленой неделе в Форштадте — казачьем предместье Оренбурга — была устроена военная потеха — взятие ледяного городка. Отливая холодной голубизной, круто вздымалась потешная крепость над простором площади, примыкавшей к старинному земляному валу, где уже толпился собравшийся загодя простой народ. Публика почище — офицеры гарнизона и губернские чиновники с семьями — подъезжала на извозчиках. Купцы, промышленники, степные помещики щеголяли собственными выездами: парами и тройками породистых лошадей, катили в кошевах и жители ближних станиц. Далеко разносился звон бубенцов и колокольчиков. Повизгивал под полозьями затвердевший от мороза снег. Крики лихачей сливались с веселым ребячьим гомоном и женским смехом.

Все на пути к Форштадту кипело, только казачьи караулы стояли как вкопанные. Спешила, чтобы посмотреть праздничную потеху, и толпа молодежи из Нахаловки, рабочего поселка главных железнодорожных мастерских.

— Вон сколько народищу! Кто на лошадях — давно уж на площади. Не проберемся вперед — не увидим ничего, — говорил рыжий Пашка Наследов, крутясь на бегу возле братьев и сестры Фроси. — Кто будет нынче отбивать атаку? Кидать снегом в конников? — допытывался он, заглядывая в глаза то долговязому подростку Мите, то своему любимцу Харитону.

Харитон — старший, ему двадцать лет. Он давно нянчит кувалду в кузнечном цехе, и мускулы у него, как у циркового борца. Гордо, заносчиво он держится — самому губернатору не уступит дороги, — но к надоедливому братишке относится терпеливо.

— Пожарные, поди-ка, станут оборонять городок.

— А пошто не мы?

— На вот! Толкучку устраивать… Казаки лавой сомнут сразу. — Харитон уже сталкивался с казаками на рабочих митингах и маевках и не ради простого любопытства шагал в Форштадт: под заношенным ватником грели его бока тугие пачки листовок.

— Будь осторожен, — наказывал ему один из руководителей подпольного комитета Александр Коростелев. — Помни, что ты не на кулачный бой идешь, а на партийное задание.

Харитон сам это понимал, но кипели в нем молодые силы, подмывало дерзить «блюстителям порядка».

— Гляди, обломают тебе рога! — стращал его и отец Ефим Наследов, сам не раз отведавший казачьей нагайки. — Велено нам вас, молодых, воспитывать… обуздывать. А как, скажи на милость, если вы никакого чура не признаете?

— Зато тебя из-за этого чура повело от рабочего класса к гнилой интеллигенции. Чего тебе дались эсеришки?! Это они натравливают вас, стариков, обуздывать молодых на фронте и в тылу. А мы теперь такие — где сядешь, там и слезешь. Хотят — пускай сами воюют!

Горящие азартом глаза Пашки, упрямо забегавшего вперед, снова уставились на Харитона.

— Ты говоришь — казаки сомнут лавой? А пошто? Чай, это игра! Чай, они не слепые!

Харитон засмеялся, стряхнув минутное раздумье:

— Лошади-то не разбирают, игра или побоище… Если наперегонки, бешеную резвость дают! А казакам, им что — лишь бы покрасоваться.

Видя нешуточную озабоченность Харитона, Пашка, изнывая от нетерпения, перебежал к Мите.

— Мы с Гераськой слетали сюда вечор… Снегу у башни целые горы. Сено и солому привезли для костров. Огромадные вороха напасены. Казаки в дыму-то не сообразят, куда с коней бросаться.

— Хватит тебе стрекотать! — оборвала братишку Фрося, тоже почему-то беспокоясь. — Как положено, так и изготовились. Нам только бы встать откуда повиднее.

Однако «встать откуда повиднее» оказалось не просто: народу на площади — не протолкнуться; к крепостному валу, где среди черно-серых шапок и полушубков пестрели цветные кашемировые платки, не подступиться.

— Вот, говорил, опоздаем! — сердито роптал Пашка.

Зато Харитон, попав в людскую толчею, сразу повеселел, заложив руки в распоротые карманы ватника, неприметно потрогал листовки. Народ стоит стеной плечом к плечу. Задрав головы, все смотрят вперед, где защитники городка готовятся к отражению атаки. Вот мужик громадного роста держит на плече мальчонку, туго перепоясанного красным кушаком по овчинному полушубочку. Оба — отец и сын, — разинув рты, застыли в напряженном внимании. Протискиваясь рядом, Харитон сует свернутый листок в боковую прорезь кармана на борчатке крестьянина. «Получай, дядя!»

Уличный торговец зазевался с калачами и пирогами на лотке, там, похоже, кухарка с потрепанным ридикюлем и еще пустой корзиной.

Медленно продвигаясь в толпе, Харитон смеющимся взглядом окидывает соседей, и кто может заподозрить, что этот могучий парень с добродушно-озорным лицом запросто играет со смертельной опасностью. Но, «играя», он предельно собран и не глядя видит — кто тут, как и он, явился не ради зрелищ, кого надо обойти сторонкой.

— Знатный бы из тебя карманщик получился! Какой талант пропадает! — приглушенно сказал Митя, когда Харитон, распотрошив одну пачку листовок, начал пробиваться к Фросе и Пашке.

«Ох уж этот долговязый тихоня! — Харитон усмехнулся. — То-то он тащился за мной по пятам. Старался прикрывать с тыла».

— Следил, значит?

— Нет… Просто боялся за тебя. Мало ли что? Ведь среди бела дня…

— Ночью добрые люди спят.

— Но вдруг схватился бы кто, закричал?

— Зря шуметь не станут. Народ теперь ученый — с полицией зря не связываются!

Управление Оренбургского казачьего войска и городская дума неспроста позаботились о развлечениях в такое тяжелое время: надо же чем-то отвлекать чернь от собраний и митингов. Однако богатые горожане тоже дружно съехались на занятные игрища. На подступах к площади, возле трехэтажного епархиального училища и духовной семинарии, выстроились рядами щегольские санки с меховыми полостями, расписные, под коврами кошевы. Толстозадые в теплой одежде кучера, ссадив господ, еле удерживали рысаков, разукрашенных яркими лентами, грубо подшучивали насчет близости поповен — учениц епархиального училища — к семинаристам, будущим попам, толковали о ценах на хлеб и овес, о раненых, которых везут с германского фронта эшелонами.

А на пустыре, напротив приземистых зданий казачьего юнкерского училища и Константиновских казарм, набились упряжки победнее с тем же многоцветьем лент в гривах коней. Вокруг городской водонапорной башни сплошные волны расписных и резных дуг с колокольчиками. Тут сани с ворохами сена, покрытого дерюгами, с которых ссыпались целые выводки краснощеких ребят и девчонок. Весь народ стремился к центру площади, где конные полицейские и казаки освобождали проезд для атаки на городок и где для именитых горожан и губернского начальства устроены были широкие помосты со скамейками.

— На пожарную каланчу бы взобраться! — со вздохом сказал Пашка, зажатый в толпе вместе с Фросей и ничегошеньки, кроме воротников да шапок, не видевший. Только красовалась, манила его узкая каланча, что стояла над пожарной возле юнкерского училища, но попасть на нее все равно что на облачко, плывшее над городом. И Харитон куда-то запропал, утянув с собой Митю. Сроду так — везде у него какие-то дела. И тут не утерпел! Нет чтобы протолкнуть поближе к городку сестру и братишку. Конечно, будь Пашка один, он давно бы стоял впереди. Между ног у горожан пролез бы. Но нельзя бросить сестру! За этими девками глаз да глаз нужен. Не зря маманька наказывала старшим братьям, чтобы Фросю ни на шаг не отпускали. Вот она стоит, как кукла, помахивает ресницами. Ей что! Лишь бы поглазеть на людей. И на нее заглядываются… А что военные события пройдут в стороне, ей горя мало! — Где тебя носит? — забыв с малых лет въевшуюся осторожность, Пашка чуть не всхлипнул от радости, увидев Харитона, ухватился за него, как утопающий. — Айда поближе!

— Сейчас разыграется потеха! — возбужденно говорил Харитон, бесцеремонно раздвигая людей.

На него оглядывались — кто с удивлением, кто с досадой. Но резкое слово невольно замирало на губах: так располагающе выглядел крепкий парень с задорно вздернутым носом. Вид Фроси и Пашки, плывших по бурлящему людскому морю за угловатым парусом его плеча, тоже сразу настраивал оренбуржцев на мирный лад: такое предвкушение радости сияло на лице юной девушки и такое отчаянное нетерпение, страх прозевать разгар баталии выражало все существо Пашки. Он будто взывал к взрослым в своем страстном устремлении:

«Пропустите! Люди добрые! Не дайте помереть в одночасье!»

Даже разрисованные, как пасхальные яички, шлюхи с Ташкентской улицы не стали перекоряться с ребятами. Потуже подбирая пышные юбки, они с шуточками раздались в стороны под напором Харитонова плеча: сами явились, нарушив полицейские предписания.