Михаил Алексеев - Ивушка неплакучая

Авдей и Феня не сразу отворили дверь, ведущую в комнату Славы, как еще ее называли завидовцы. Постояли. Феня, шумно и судорожно вздохнув, с белым, как полотно, лицом, тихонько попросила:

— Ну, открывай, что ли.

Прямо перед входом на стене, в огромной раме, под толстым, небьющимся, прозрачным стеклом, увидали портреты не вернувшихся с войны земляков, многие из которых начали было уж стираться в памяти, выветриваться из нее. Некоторые узнавались бы не без усилий даже в том случае, если бы на них сейчас нацелились глаза вошедших. Но глаза эти смотрели лишь в одну точку. Под тем же стеклом, в той же раме, в ряду павших односельчан, был и он, Филипп. Он широко улыбался с фотографии, равный среди неведомых ему земляков, которые были его ровесниками, одногодками четверть века назад. Он глядел на Феню и Авдея веселыми, не замутненными никакими земными печалями глазами с навсегда пригретой улыбкой по углам нечетко еще очерченных, не сформованных до конца короткой жизнью припухлых губ. А те стояли перед ним, не шелохнувшись, будто под венцом терновым. И в широко распахнутых глазах Фени было и удивление, и горькое недоумение, и, как это часто у нее бывает, напряженное, мучительное желание понять этот сложный мир, и растерянность перед грозными его тайнами.

1970–1974