Николай Дементьев - Какого цвета небо

Я слышал уже, что другие делают новую задачу, Казя был вызван к доске. Потом Дарья Даниловна объясняла условия третьей задачи, а я на последней странице тетради вывел наименьшее значение диаметра шара в зависимости от угла наклона плоскости и всех других параметров, взял производную. Вздохнул, поглядел на Дарью Даниловну. И она посмотрела на меня довольно ехидно. Во мне мгновенно возникла здоровая спортивная злость, да и знал я уже, какое выражение получается в результате рассуждения. Это и помогло мне, пользуясь одной школьной алгеброй, найти наименьшее значение диаметра шара.

Дарья Даниловна снова подошла ко мне, стала смотреть мое решение. В аудитории опять была тишина, у меня даже уши горели. Посмотрела на меня, улыбнулась.

– А Кирилл Кириллович хвалился, что вы на собеседовании сделали подобную задачу, взяв производную.

Я открыл последнюю страницу тетради.

– Так! – сказала она, внимательно глядя на мой вывод.

– Да. Так вот… – сказал я, прислушиваясь к тишине в аудитории.

– Да. Так вот… – повторила она, и тут не заметив ляминских слов, и засмеялась: – Идите к доске.

Я стер тряпкой с доски заранее написанное, потом сделал решение с помощью алгебры.

– Ну, как?! – спросила Дарья Даниловна у группы, подошла, встала со мной рядом. – А Егоров еще и сюрпризик нам приготовил!

Кивнула, заложила руки за спину, покачалась значительно на носках.

Я написал на доске решение и с помощью производной. И с этого момента стал ждать занятий Дарьи Даниловны с тем же нетерпением, что и лекций Лямина.

По возрастному составу наша группа может быть разделена на три части. К первой относятся Мангусов, Капитонова, – у нее тоже трое детей, – бывший офицер Золтанов, еще двое-трое. Им около тридцати лет или даже побольше. Люди это серьезные, умные, с известным положением, но дипломов у них нет по тем или иным причинам.

Как-то в перерыв, уже после занятий Дарьи Даниловны, мы стояли в коридоре, курили. Вдруг Мангусов вздохнул:

– Хорошо тебе, Ванька, голова у тебя свежая, никакого перерыва после школы, а вот нам-то каково? – И снова вздохнул, глядя на Капитонову, Золтанова.

Капитонова – полная, высокая – иногда являлась в институт даже с хозяйственной сумкой, говорила, чуть извиняясь:

– Купила своим галчатам…

А Золтанова провожали до института, встречали после занятий жена с сыном вроде Светички, потому что Золтанов болен. Демобилизовался из армии, а гражданской специальности у него не оказалось.

– Пенсия хорошо, но работа – лучше! – обычно говорил он.

Вторая часть нашей группы самая многочисленная, ее составляют студенты двадцати двух – двадцати пяти лет. Вот вроде Кази Березовского, пришедшие в вуз после армии. Или двух подруг Любы Вялиной и Раи Шмякиной, которых назвали «инкубаторными», потому что они одевались совершенно одинаково, как одеваются обычно сестры-близнецы. И даже внешне были похожи – невысокие, худенькие, белобрысенькие; они отдаленно напоминали мне Лену. Частенько являются на лекции с туфлями для танцев, положенными в сумки вместе с конспектами. Тогда в группе говорят:

– Опять на танцы бегут после вуза.

– Нам-то надо свою судьбу устраивать? – спрашивают они.

– Зря в институте вечера теряете! – отвечает Казя.

А Мангусов или Капитонова добавляют, улыбаясь;

– Да и чужое место занимать не будете.

– Нет, подружка, ты посмотри на них, посмотри! – изумляется Люба, обнимая Раю за плечи.

– Какой должна быть современная невеста? – спрашивает Рая.

– С дипломом, машиной и дачей! – отвечает Люба, и обе они начинают хохотать.

Но учатся они хорошо, не списывают, вовремя сдают все задания.

К этой же части нашей группы относится и Мила Скворцова, болезненная и горбатая девушка. И молодожены Ельцовы, и серьезный Совков, и Карасев, и Гульцева.

Как-то в коридоре философ Казя сказал:

– Ну, нам-то, старикам, – он поглядел на Раю с Любой, – «поплавок» на лацкане надо иметь, чтобы увереннее держаться на поверхности жизни, а вам-то зачем?

– Да. Вот именно! – сказали Рая с Любой, и мне опять было не понять: шутят они или нет?

– Ну, вообще-то… – глухим басом начал тугодум Совков, – нельзя сводить жизнь к элементарному: еде – одежде – спанью. Вообще в животного превратишься!

– Очень правильно! – сказал я и вытаращил глаза.

Инна Солодовникова – она тоже окончила школу с медалью и вместе со мной составляет третью возрастную часть нашей группы – уважительно глядела на Совкова, строго прервала меня:

– Перестань паясничать, Иван!

И я опять вспомнил Лену, даже, воспитывающая интонация у Инны была та же.

– Дитя ты еще, Ванюшка, – улыбнулась Капитонова.

– Хорош ребеночек! – завистливо проговорил Мангусов.

– Да-а-а, у Заболотной тогда отличился! – усмехнулся Золтанов.

– Это он для удобства под дурачка работает, – сказал Казя.

_ – Пап-ра-шу не оскорблять товарища! – Рая с Валей одновременно придвинулись ко мне: – Иван, мы приглашаем тебя на танцы! Пойдешь?

– Он женат! – напомнил Казя.

– Он – не может! – пояснил Мангусов.

– Иван! – сказали Рая с Валей. – Мы здесь все свои: сколько раз изменял жене? Только честно!

Хорошо хоть звонок на занятия зазвенел.

Профессор Серегина, скромная и худенькая старушка – Мангусов говорил «дробненькая», – читала нам математический анализ и аналитическую геометрию. Ничего профессорского в Серегиной не было, хотя и не одно уже поколение студентов сдавало математику по ее учебнику. Встретил бы ее в магазине – решил, что ведет хозяйство, растит внуков. Одета просто, волосы старомодно уложены узлом на затылке, беленький воротничок выпущен на пиджак почти мужского покроя. Студенты сейчас вообще хорошо одеты, поэтому очень простецкой казалась Серегина на нашем фоне. А после лекций ее встречал шофер на «Волге».

– Живут же люди! – говорили Рая с Валей.

– Близок локоть!… – вздыхал Казя. И они опять начинали хохотать.

– Дети! – говорил я Капитоновой, кивая на них. Аналитическую геометрию Серегина читала нам параллельно с анализом. Очень занятно мне было, когда заданные в отвлеченной форме, в виде уравнений прямые и плоскости вдруг приобретали совершенно ощутимое значение: каждую из них можно было далее вычертить в тетради или на доске! Попробовал и самостоятельно проделать некоторые задачи – тоже получалось. А Мангусов – мы с ним обычно рядом сидим – вздохнул:

– Вот и мне так легче, когда увижу уравнение в виде плоскости или прямой, вообще фигуры. Прикладные мы с тобой люди, что ли?

Я посмотрел на него:

– Инженеры, а не ученые?

– Ну, наверно… Начерталка нам с тобой должна прийтись по душе.

И все-таки у меня неожиданно оказалось два хвоста: задания по начерталке и по физике. Вот как это получилось.

После практических занятий по физике отношение ко мне в группе слегка изменилось. Кое у кого, вроде Кази, открылись новые возможности, которые они и не замедлили использовать.

Казя сел рядом со мной по другую сторону от Мангусова. И мне, и другим было ясно, почему он пересел за мой стол.

– Иван, я буду заботиться о тебе! Если ты будешь делать еще и мои задания, твой технический кругозор значительно расширится, понимаешь?

– Как не понять! – сказал Мангусов.

– Вот так-то, Иванушка. – Казя взял у меня из-под носа тетрадку. – А ну-ка, проверим твой почерк.

– Совершенно несгибаемый человек! – сказал я Мангусову.

– Ничуть не удивлюсь, если именно Казя будет первым на Луне! – ответил он.

– А я вам оттуда «сделаю ручкой»! – пообещал Казя, уже списывая с моей тетради домашние задачи по аналитической геометрии.

И по физике, и по начерталке каждому из нас выдали отдельные задания. Срок сдачи и того и другого – первое ноября. Из всей нашей группы первым начал выполнять задания я, но только не свои.

Казя на лекции Малышева подсунул мне свое задание по начерталке. Я сначала машинально взял его, а потом уже и с интересом начал разбираться, чуть тут же не стал решать. Но Мангусов забрал от меня задание Кази, сказал ему:

– Ты ведь свой диплом хочешь иметь, не чужой? – И демонстративно спрятал задание Кази в свой большой и красивый портфель, еще добавил: – Тридцать второго Иван тебе сделает, у него на свои-то задания времени нет!

– Вот чудаки! Да я просто так показал Ивану.

– Лекция идет! – строго напомнил Мангусов.

А через день или два Казя, угостив меня предварительно сигаретой, чем тотчас напомнил мне Петю-Петушка, пригласил меня к подоконнику в коридоре, на клочке бумажки начертил окружность, сверху и снизу зажатую двумя плоскостями, спросил безразлично:

– Как тебе кажется, какое движение будет у шара – абсолютное и по отношению к плоскостям, – если плоскости движутся параллельно и в одну сторону?

– Абсолютное такое же, как и у плоскостей, а относительного не будет.