Николай Фере - Мой учитель

решили отпраздновать завершение его многолетней работы, благо я получил наш общий

гонорар за уже изданный очерк «На гигантском фронте». Встретились, как и раньше, у

Галины Стахиевны. За праздничным столом, естественно, больше всего говорили о

«Педагогической поэме». Антон Семенович рассказывал о том, что нового внес он в книгу за

минувшие месяцы, читал неизвестные мне куски из «Поэмы», показывал переделанные

места. Изменения и дополнения сводились главным образом к художественной доработке

текста.

Случилось так, что в Москву я попал раньше Антона Семеновича. Он приехал в

феврале или марте 1931 года, когда я еще не кончил своих служебных дел, и мне удалось

увидеться с ним дважды: первый раз мы встретились в гостинице, в которой он остановился,

и я узнал тогда, что рукопись уже сдана им в издательство. Второе наше свидание произошло

в самом издательстве, в день, когда он должен был получить там ответ.

Антон Семенович пришел раньше условленного часа и поджидал меня на лестничной

площадке. Вид его был необычен: он стоял с опущенной головой и плотно сжатыми губами...

Московское издательство попросило, чтобы Наркомпрос Украины дал свой отзыв о

«Педагогической поэме». Было совершенно ясно, что те, кто признал педагогическую

систему Макаренко «несоветской», никакой визы на издание его книги не дадут.

Мы молча вышли на улицу. Говорить не хотелось, и мы зашагали по зимней, сияющей

Москве, только изредка перебрасываясь ничего не значащими словами; иногда я замечал, что

одну и ту же вывеску или витрину вижу уже в третий или в четвертый раз; долго

продолжалось это наше бесцельное блуждание по городу...

С наступлением ранних зимних сумерек мы оказались на Неглинной. Внезапно

загоревшиеся фонари привлекли наше внимание к вывеске ресторана. Усталые и продрогшие

на морозе, мы невольно остановились и решили зайти согреться, перекусить и отдохнуть.

Время было обеденное, посетителей много. Свободный столик оказался только в глубине

большого зала.

Мы переговаривались в ожидании заказанного, когда вдруг раздался громкий женский

возглас:

— Да ведь это он!

И я увидел, как между столиками по направлению к нам быстро пробирается молодая

женщина, продолжая взволнованно говорить:

— Это он! Он!

За нею, с интересом глядя в нашу сторону, шел военный. Мы замолчали, а молодая

женщина уже оказалась возле нашего столика и бросилась обнимать Антона Семеновича. По

его удивлённому и немного растерянному виду я понял, что он не узнает ее.

– 58 –

— Да иди же скорее, Вася, ведь это Антон Семенович, о котором я тебе столько раз

говорила! — крикнула женщина своему спутнику и, повернувшись снова к Антону

Семеновичу, сказала: — Вы меня не узнаете? Я — Раиса...

— Рая! — радостно воскликнул Антон Семенович и, ласково глядя на молодую

женщину, обменялся с нею крепким рукопожатием. — Ты очень изменилась, поэтому я тебя

сразу и не узнал, — говорил он. — Ты, кажется, не одна? Садитесь вместе к нашему столику.

Как только было произнесено имя «Раиса», я тотчас вспомнил ее тяжелую историю,

коротко рассказанную в «Педагогической поэме».

Взволнованная встречей с Антоном Семеновичем, она сидела перед нами со своим

мужем.

За беседой незаметно проходило время. Антон Семенович и Раиса вспоминали

колонию, но, конечно, даже намеком не касались темных пятен прошлого Раи. Вспоминали

веселые случаи и радостные моменты колонийской жизни. Но когда Антон Семенович к

концу разговора спросил, откуда она сейчас едет, на глазах Раисы показались слезы.

— Мы едем из одного пограничного района Средней Азии, где недавно потеряли

нашего сына... — ответил за Раису ее муж. — Рая считает вас своим спасителем, отцом,

самым близким человеком. И я поделюсь с вами нашим горем...

Он рассказал, что в прошлом году его перевели с Украины в далекий пограничный

район. Сначала он уехал один, а через полгода к нему приехала Раиса с сыном. Район считало

тихим, и жили они все время спокойно. Но месяца полтора назад, как раз, когда он был в

отъезде, на пограничный пост напал перешедший границу отряд басмачей. В перестрелке его

заместитель и несколько бойцов были тяжело ранены. Раиса не испугалась и, чем только

могла, помогала красноармейцам: делала перевязки, подносила воду, патроны, помогала

устраивать укрытия. Когда басмачи бросились в атаку, Рая сама взяла винтовку в руки и

вместе с оставшимися в живых красноармейцами отбивала натиск бандитов и защищала пост

до подхода отряда, посланного к ним на помощь. Во время этого боя все и случилось...

Шальной пулей был убит их сын. И Рая получила несколько ранений, но, к счастью, не

опасных; сейчас она уже совсем оправилась ран...

Антон Семенович с напряженным вниманием слушал это рассказ, и по взглядам,

которые бросал он на Раису, прижимавшую к глазам платок, было видно, что все

происшедшее на далекой пограничной заставе полно для него глубоко смысла и значения.

Муж Раисы напомнил ей, что надо спешить на поезд, вышли из ресторана вместе,

чтобы проводить их. Когда садились в трамвай, Антон Семенович на прощание крепко

поцеловал свою бывшую воспитанницу.

Трамвай отошел, и Антон Семенович, сдерживая свое волнение, сказал:

— Проводите меня до гостиницы, поговорим... Встреча с Раисой вернула мне всю

прежнюю бодрость и веру в себя. Ведь она не растерялась в минуту смертельной опасности,

а смело взяла винтовку и защищала пограничный пост. В этом видна наша колонийская

закалка! После сегодняшнего разговора в издательстве первой мыслью моей было бросить

все дальнейшие хлопоты с «Педагогической поэмой». Я даже позволил себе усомниться:

может быть, и сам я, и вы, и все те, кто поддерживает мои писательские начинания,

ошиблись в ценности опыта колонии имени Горького и в необходимости широкого

освещения его в печати? Но еще там, на лестнице, когда ждал вас, я подумал о тех живых

людях, которые пришли в колонию с толстыми «делами», а сейчас уже кончают рабфаки и

вузы, и их новые «дела» тоже становятся день ото дня всё толще, но теперь уже вы найдёте в

них иные материалы — рассказы о трудовых подвигах, об учебных успехах, о полезной

общественной деятельности... И я понял, что замалчивать то, как происходило это

превращение, нельзя! Всю дорогу я думал об этом. А встреча с Раисой окончательно

отбросила мои минутные сомнения...

Как известно, первая часть «Педагогической поэмы» впервые была опубликована в

1933 году в третьей книге альманаха «Год XVII».

– 59 –

Она была напечатана по настоянию Алексея Максимовича Горького, считавшего

«Педагогическую поэму» выдающимся художественным произведением большого идейного

значения. Вторая и третья части впервые увидели свет тоже на страницах горьковского

альманаха (1935 год).

В работе над «Педагогической поэмой», в подготовке рукописи этой книги к печати

неоценимую помощь оказывала Антону Семеновичу его жена Галина Стахиевна.

Всесторонне образованный человек, с большим политическим кругозором, богатым

жизненным опытом и волевой настойчивостью, Галина Стахиевна умела вовремя поддержать

Антона Семеновича, дать нужный совет, подвергнуть дружеской критике написанное им,

помочь ему в преодолении трудностей, которые нередко возникали в его сложной

писательской работе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1 апреля 1939 года Антона Семеновича не стало — он умер внезапно от тяжелой

болезни сердца.

Заканчивая воспоминания о нем, я невольно еще раз мысленно пробегаю свой

жизненный путь, начиная со времени первой встречи с этим замечательным человеком.

Поступая юношей в сельскохозяйственный институт, я и не думал когда-нибудь стать

педагогом.

Пафос педагогики увлек меня, как и многих других, кого счастливая судьба столкнула

с Антоном Семеновичем.

В 1930 году я начал по совместительству работать лектором и преподавателем в ряде

харьковских вузов, а с 1934 года полностью перешел на вузовскую учебную работу.

Педагогическая закалка, полученная в колонии имени Горького, всегда помогала и помогает

мне находить решения трудных задач, постоянно возникающих в педагогической практике.

В 1940 году среди моих студентов-дипломников одного из харьковских технических