Павел Паутин - Дом с закрытыми ставнями

Я так и сделал. Покрасил голубя голубой краской, палку красной, а цветы расписал под анютины глазки. Все получилось здорово.

Ночью. я спал беспокойно Уж очень мне хотелось попасть на демонстрацию. Утром просыпаюсь, а одежды нет. Я сразу к матери. А она меня огорошила:

Отец забрал. Да еще и обругал меня. Сказал, что нечего беса тешить — по демонстрациям ходить.

А как же я теперь? — чуть не заплакал я от обиды.

Иди в чем есть.

Я поглядел на свои старенькие брюки, с заплатками на коленях и «очками» на заду.

Как же я в них — то? Все наряженные придут…

Мать только вздохнула, налила молока в кружку:

Завтракай.

Не хочу я. А голубь где? — испуганно вскричал я.

Сжег отец.

Тут уж я не вытерпел, горько заплакал и бросился в сарай, где отец устроил столярную мастерскую. Я быстро выстругал палку, вырезал из картона голубя и раскрасил все это акварелью. Конечно, с первым голубем не сравнишь, но все — таки идти на демонстрацию можно и с таким. Я помчался к школе. Там уже ребята строились в колонну. Все были нарядные, веселые. Я выглядел среди них оборвашкой.

О! Паша пришел! — ласково встретила меня преподавательница литературы, молодая, светлая. От ее вида и голоса мне сразу стало хорошо и весело.

А ты красивого голубя сделал. Ну, становись в строй, вон туда, там одного не хватает.

Я встал к девчонкам, и мы зашагали к братской могиле красноармейцев, расстрелянных Колчаком…

Ванюшка, к моему удивлению, окончил семь классов на четверки да пятерки.

Сразу после школы он и Сашка устроились в лесхозовскую кочегарку к Маркелу. Там поставили еще пару локомобилей. Решили работать, пока не придет из училища вызов. Домой возвращались чумазые, но гордые: мол, взрослыми стали, работаем.

Я ловил карасей, щук, собирал ягоды, колол старикам дрова и все вырученные деньги складывал в дедов тайник, над балкой в сарае. Евмен никогда не запирал сарая, в него было легко попадать, и я решил не делать нового тайника.

Мать днями просиживала у сестер, жалуясь на судьбу и засуху.

Жара — то! У лягушек спина трескается! — говорили бабы. С самого начала июля не было дождей. Звенели на жгучем ветру иссушенные блеклые травы — Земля пересохла, окаменела. Стелился по лугам коричневый дым, разило гарью — где — то горела тайга. Ночами всходила красная луна. Играли в небе отблески огня, точно зарницы.

Не дай бог, выпадет голодный год! — стонали бабы, со скорбью глядя на чахлую картошку, на выжженные рыжие травы, на опаленные кусты ягод. Все жаждало дождя. Но лишь пыль да копоть стелились по поселку. Пахло горько и удушливо. Даль была мутной, точно смотрели на нее через грязное стекло.

Мать все молилась и молилась:

Господи! Пошли дождичка! Господи! Смилостивься над грешными! — По щекам ее текли слезы горькие, как полынь. — Ведь вымрем, как мухи, господи! Что мы значим по сравнению с тобой?

Однажды, намолившись досыта, она ушла в лес„надеясь набрать хоть какой — нибудь ягоды.

К вечеру застлало запад землисто — угольным ковром. Сначала думали, что это пыль, а потом обрадовались — шла гроза. Тучи надвигались тяжело, будто кто — то вытаскивал их из — за леса насильно арканом. Дождь обрушился сначала без грома, без молний» сплошной стеной. Потом рванул ветер, ударил в соседский тополь и переломил ствол. Половина его грохнулась на крышу нефедовского дома и раздавила ее.

Хозяин выскочил во двор, поохал — поохал да снова в дом. Не будешь же ремонтировать крышу в грозу… Того и гляди в самого шарахнет молния. И она шарахнула, но только не в Нефеда, а в его злосчастную крышу. Та задымилась, но тут же потухла, залитая ливнем.

Вернулась мать. Мокрая, с двумя березовыми вениками. В корзине душица. Ее вместо чая хорошо заваривать. Мать вся так и светилась, решив, что ее молитвы помогли — дал господь ливень. Напевая баптистские стишки, она переодевалась в сухое платье.

Схожу к Нефеду, — сказал отец. — Ведь наказал его господь. Что он думает? Первое испытание для' него было послано.

Я увязался с отцом посмотреть, как разворотило крышу.

Никита, сковородник на улицу выбрось, а то молонья возле дома сверкает, — попросила мать.

Да будет тебе народ — то смешить, дура! С нами господь, — буркнул отец, но сковородник все же взял.

Испуганный сосед жался в углу. Жены его дома не — было.

Мир тебе, — поздоровался отец.

Здравствуй. Проходи, Никифор.

Ты, Нефед, садись к окну, не бойся. С нами Христос, — отец сел у окна.

Нефед только покосился на окно.

Неспроста, сосед, — начал отец, — столько напастей на тебя сразу. Дерево на дом упало, молния в твою кровлю ударила. Это лишь первое предупреждение. Одно спасение тебе — обратиться к богу. Иначе господь за один миг спалит твой дом. А когда умрете, гореть в вечном огне будете, страшно ведь это. И будут твои муки длиться веки — вечные. Вот куда заведет тебя греховная тропа…

Грянул гром, и Нефед вздрогнул.

Подумай, сосед, как следует, а вечером приходи к нам и жену приводи…

Перепуганный Нефед пришел к нам вечером на моление и жену свою привел. Рядом с тщедушным мужем его жена выглядела особенно крупной и статной. Отец с удовольствием оглядел ее заискрившимися глазами…

Дождь лил целую неделю. Травы гнили на корню. Зароды сена почернели, промокли и загорелись изнутри.

Ну, что? Вымолила у бога дождичка? — заворчал отец.

Мать плакала и снова просила всевышнего» Но теперь не дождя она просила, а защиты от него. Но бог не слышал ее и продолжал поливать землю. Земля уже не принимала влаги, и вода скапливалась целыми озерами!

На следующей неделе дождь прекратился, ветер смел лохмотья облаков, и установилась хорошая погода.

В один из жарких дней я побежал купаться и на берегу увидел тетю Аню в голубом сарафане. Почему — то вспомнилось, как приходил Парфен в общину, когда умерла мать Ани и отец дал ему денег на похороны.

Будете купаться? — спросил я у тети Ани.

Да я плавать — то не умею! — засмеялась она. — А позагорать можно.

Тетя Аня сняла босоножки и села на бревно, свесив ноги в воду. Очень мне нравилась тетя Аня, ласковая, добрая и вся какая — то беззащитная, как школьница…

Я нырнул на самое дно, и тут же, как пробка, выскочил на поверхность: у дна вода была студеная.

Когда я вдоволь наплавался, тетя Аня предложила:

Пойдем в кино? Парфен уехал, и никто меня ругать не будет.

У меня денег нет, — огорчился я.

У меня есть. Пойдем.

А какое кино?

«Приключение Артемки». Смотрел?

Нет. Тогда вылазь, а то опоздаем.

После фильма мы пошли домой. Тетя Аня шутила, дурачилась, и не знали мы с ней, что в это время грянуло для нее горе, подломившее ее.

Уже позже я узнал, что, когда она пришла домой, в кухне толпились соседи, а на лавке лежал мертвый Парфен.

О подробностях я услышал из рассказа матери. Как раз приехал отец. Он в соседней деревне проводил «господню вечерю».

Отец! Несчастье ведь у нас в поселке! — запричитала мать.

Что такое стряслось? — насторожился отец.

Да ведь Парфен погиб!

Как?

Он и брат Евмен ездили в город за товаром. Погрузили в машину и обратно поехали… Ящиков цельную гору напихали, а сами сели на них. Кабина была занята, какую — то женщину с ребятенком прихватили. Ну, поехали… А на ухабе их возьми да и тряхни. Оба они и слетели с ящиков. Брата Евмена господь спас, он только руку вывихнул, а Парфен прямо под колесо головой…

Писанием утешала? — нетерпеливо перебил отец.

Чем же человека и утешить, как не господом?

Отец удовлетворенно кивнул:

Помочь ей надо.

Да взяла уж у общины деньги. Сестры там хлопочут.

Сколько взяла?

Полторы тысячи.

Да ты что, сдурела, старая!

Перестань, Никифор. Господь трижды вознаградит нас.

Быть, старая, по — твоему, пойду к ней, — прогудел отец.

Мать, сделав постное лицо, затянула:

Ошеломленный, я бросился к дому тети Ани. У ее калитки меня встретил отец.

Нечего тебе здесь делать, — буркнул он, — тут — горе. Народу полно. Заворачивай домой. Анютушка сама придет к нам.

«Ох, лучше бы уж она не приходила к нам, — подумал я. — Закружились вокруг нее. Знают, когда прилететь».

Уже вечерело, когда пришла тетя Аня. Должно быть, тяжко ей было в доме, где лежал неподвижный Парфен.

Присев на краешек моей постели, она вдруг, уткнувшись в мое плечо, беспомощно заплакала, точно я был старше ее и она искала у меня утешения.

С миром приветствую тебя, сестра Анна, — ласково проговорил отец и погладил ее волосы.

Сестрами называют только членов общины. Неужели тетя Аня уже…