Михаил Скрябин - Светить можно - только сгорая

Надо было слышать ругань полицейских, обнаруживших исчезновение булыжной мостовой, на которой в распутицу останавливается пролетка начальства. Но все попытки полиции найти похитителей оказались безуспешны.

Шло время. Погромы до Черкасс не докатились. А Днепр своим очередным весенним разливом создал новые заботы и хлопоты подольскому населению. Новые заботы появились и у Моисея — мать отвела его в Новый город, в хедер при одной из синагог.

Для восьмилетнего пытливого мальчика занятия в хедере казались скучными. Учили раввины по религиозным книгам, приходилось заучивать нудные, непонятные молитвы. На вопросы, почему люди живут по-разному, зачем нужны еврейские погромы, ответов не давали. «На нее воля божья», говорили раввины. Тогда возникал вопрос: зачем нужен такой бог, который допускает погромы? И хедере ужасались, говорили, что Моисей испорчен, что надо принимать срочные меры для возвращения его в истинную веру. Не зная, как можно воздействовать на сына, мать заставляла его часами читать вслух главы из талмуда. Потом, узнав, что в Черкассах появилась лавка, в которой продаются религиозные книги, мать обрадовалась и накупила их для Моисея целый ворох.

Книжной чмнкой владел немолодой толстый человек по имени Кривошья. Появился он и Черкассах недавно, и его приезд в этот маленький городок вызвал множество толков. Говорили, что он в Петербурге занимал высокий пост, что он был военным, что не захотел оставаться в Петербурге после смерти горячо любимой жены. Кривошья был избран казенным раввином хотя всем было ясно, что в вопросах религии он совершенно не разбирается. Однако для ведения актов гражданского состояния (основная обязанность казенного раввина) его знаний было вполне достаточно. Об одном никто не догадывался — что Кривошья был выслан из Петербурга как политически неблагонадежный. Книжная лавка была для него больше чем средством к существованию. Книги на религиозные темы помогли Кривошье войти в большинство еврейских семей. В дни субботних богослужений Кривошья нагружал книгами свой походный мешок и приносил их в синагогу. В будние дни книгоноша был желанным гостем в еврейских домах. Не миновал он, конечно, и дома Урицких.

Чего только не доставал из своего мешка ребе Кривошья: Пятикнижие Моисеево, молитвенники в переплетах, отделанных золотом, книги с горестными и праздничными песнопениями, иллюстрированные книги с религиозными сказаниями.

Стоило Моисею взять в руки ту или иную книгу, как мать тут же ее покупала, не теряя надежды, что самый грамотный, самый любознательный сын все же станет раввином.

Берта не вступала в споры с матерью, но мечтала о другой судьбе для Моисея; она тайно приносила брату книги русских классиков, которые давали гораздо больше способному мальчику, расширяя его знания о большом мире.

Кривошья не только продавал книги. Придя в дом Урицких и усевшись за довольно обильный ужин, он рассказывал о Петербурге, об очень богатых людях, которые, ничего не делая, пользуются всеми благами жизни, о бедных, которые всю жизнь трудятся, чтобы богатые богатели. Моисей слушал эти рассказы и вспоминал мальчишку у горы опилок. Надо скорей вырасти и сделать так, чтобы все были сыты и могли купить дров или угля, чтобы топить свои жилища.

Учеба в хедеое заканчивалась, и теперь можно было поступать в первый класс черкасской четырехклассной прогимназии. Но Берта отлично понимала, что знаний, полученных Моисеем в хедере, для поступления в прогимназию явно недостаточно: нужно подготовить мальчика по русской истории, латинскому языку и математике. Кривошья как-то рассказал, что сдал угол в своем доме студенту Гитману Каплуну, которого за какие-то смуты выгнали из Киевского университета.

— Ребе Кривошья, а вы не могли бы как-нибудь привести его к нам? — однажды спросила Берта.

— Ничего не может быть проще, — ответил Кривошья.

Знакомство состоялось в отсутствие матери. Чтобы не было никаких подозрений, ребе вручил студенту свой необъятный мешок с книгами, и молодой человек вошел отдуваясь в дом Урицких под видом книгоноши. Увидев прелестную девушку, студент смутился и не знал, куда положить свою ношу.

Очень скоро вопрос о подготовке Моисея в прогимназию был решен. Но где заниматься? Все предстояло делать пока тайком от матери. И опять же выручил Кривошья: разрешил пользоваться для занятий его книжной лавкой.

— А вы будете приходить в лавку с мальчиком? — не сводя глаз с красивой девушки, спросил студент.

— Буду. Конечно, буду, — улыбнулась Берта. Слово свое Берта сдержала. И пока Моисей сидел за трудной задачей или переписывал латинское сочинение, Гитман рассказывал девушке о делах университетских, о выступлениях студентов против произвола администрации. Впервые мальчик услышал непонятное слово «марксизм». Слово это студент произнес в полголоса с оглядкой на дверь.

Многое из того, что говорил студент, Моисей не понимал. Но по тому, как слушала старшая сестра, чувствовал, что говорил студент хорошие слова. Часто в лавку заглядывал и сам Кривошья. Оба мужчины увлеченно строили предположения о будущем России, о равноправии всех народов, о стирании граней между богатством и бедностью. Иногда и Берта принимала участие в этих разговорах, и тогда Моисей очень гордился ею.

Наконец настал час, когда, строго проверив ученика по всем предметам, студент сказал: «Подготовлен».

Еврейские дети принимались в государственную прогимназию в рамках строгой процентной нормы, а кандидатов в Черкасскую прогимназию было примерно сто на одно место.

В августе 1884 года Берта тайком от матери повела Моисея на экзамен. Он отлично, без единой запинки ответил на все самые каверзные вопросы экзаменаторов.

С нескрываемым волнением вошла Борта в кабинет директора прогимназии. Тот, холодно ответив на приветсвие, протянул ей протокол приемных испытаний.

— «Протокол 7 августа 1884 года. Под председательством господина инспектора… присутствовали протоиерей Цирдовскнй, преподаватели Городович, Градович, Тодус… — читала Берта, — приступили к рассмотрению прошений и приложенных к ним документов относительно определения детей в прогимназию. Постановили: Допустить к приемному испытанию в испрашиваемые классы определенных детей. В 1-й класс…»—Далее следовал список, в конце которого Берта увидела: «…Урицкого Моисея…»

Отложив первый протокол, Берта принялась за чтение второго:

— «Протокол 14 августа 1884 г. Под председательством господина инспектора… члены педагогического совета обсуждали результаты приемных и первичных испытаний…» — Берта прервала чтение и, тяжело вздохнув, быстро пробежала глазами принятых в первый класс и наконец увидела: «Постановили: Принять в 1-й класс… Урицкого Моисея…»

Директор прогимназии сухо поздравил девушку.

Теперь Берте предстоял очень нелегкий разговор с матерью. Она ярко расписала поздравление директора, очень уважаемого в Новом городе человека, намекнула, что, для того чтобы быть хорошим раввином, неплохо иметь более глубокие знания, чем дает хедер. И мать в конце концов сдалась. Было оговорено, правда, одно обстоятельство — Моисей не должен заниматься в прогимназии по субботам. С великим трудом Берта упросила директора согласиться с этим требованием матери, и Моисей Урицкий ступил на новый жизненный путь.

Нельзя сказать, что в школе его любили. Во-первых, что ни говори — еврей, а главное, учился Моисей лучше многих учеников. Но его помощью без зазрения совести пользовались даже самые чванливые дети местных русских богачей. У кого еще, как не у Урицкого, переписать решение трудной задачи или текст сочинения на вольную тему…

Прошло четыре года упорной учебы. Наконец в один из июньских дней 1888 года Моисей Урицкий сдал последний экзамен. Единственный ученик по всем предметам получил круглые пятерки…

А дальше? Пора всерьез делать выбор — пытаться ли учиться дальше или подчиниться желаниям матери и посвятить себя духовной карьере. А может быть, стать ее помощником в комиссионных и торговых делах? Ни то, ни другое не прельщало Моисея. На его стороне неизменно была и Берта. Но где продолжать учебу? В родном городе нет учебного заведения выше четырехклассного. Значит, надо уезжать из Черкасс?!

В глубине души чувствуя, что удерживать способного сына от дальнейшей учебы неправильно, мать долгими ночами молилась Иегове, чтобы он наставил ее, подсказал, как поступить. Но бог молчал, в то время как Берта и Моисея ежечасно приводили все новые доводы.

И мать решила: отпустить сына в Гомель, где есть шестиклассная прогимназия, и поселить его в глубоко верующей семье человека, с которым много лет вела торговые дела и которому полностью доверяла. На ее письмо пришел ответ с согласием принять юношу в семью.

В последних числах июля Моисей в сопровождении Берты наконец оказался на пристани в ожидании парохода, следующего вверх по Днепру до Киева.