Николай Балаев - Бурый призрак Чукотки

Через пару недель после создания НЗ Моква исчезал. Со временем мы узнали, что берлога его находится против «улова» в гряде сопок. Здесь на одном из склонов стоял гранитный кекур. Вода, солнце и ветер постепенно разрушали породы, и под кекуром образовалась щель. Туда и ложился медведь. Ветер насыпал сверху гору снега. Поворочавшись, Моква уминал его. Тепло зверя леденило стены, воздух от дыхания протачивал в верхней части купола отверстие, и на гребне сугроба начинал пульсировать туманный султанчик. Блаженно повздыхав, медведь закрывал глаза…

…В ту осень Моква пропал в середине сентября. Через несколько дней пастухи одной из бригад сообщили по рации, что медведь у них в оленьем стаде, Там он провел двое суток, и по поведению пастухи определили, что Моква сыт и весел, а в стадо забрел «себя показать да на других поглядеть». Так сказать, устроил последние гастроли перед спячкой. Рявкнет, проскачет за какой-нибудь важенкой, перевернется через голову, встанет на задние лапы и, довольный, смотрит, как часть стада несется во всю прыть метров на триста.

Мы много читали об отношении к природе в Индии и нечто похожее встретили у чукчей. Ни один житель тундры не тронет даже мышку и не сломает самой крохотной веточки, если это не заставляет делать железная необходимость. И уж конечно, они не трогали Мокву. А потом сообщили, что медведь «пошел кушать последнюю травку и спать». Перед зимой все медведи ищут целебные травы, накапливают в организме нужную дозу лекарств, одновременно очищая кишечник и желудок.

Еще через неделю подул северяк со снегом и грянула пурга. Ветер обдул вершины до черноты, забил долины снегом, спрессовал его до твердости камня и потащил мутные шлейфы на юг, через Анадырский хребет к просторам Великого океана. Однако за хребтом стоял лес, и победные вопли ветра глохли в его объятиях, а снег бессильно падал среди деревьев. Пурги гудели одна за другой, ветер ревел неделю, месяц, второй. Такое помнили только старики.

Днем сын часто сидел у окна в комнате с подветренной стороны, смотрел на бесконечные клубы перетертого в пыль снега, водил пальцем по стеклу и что-то шептал. Однажды мы услышали: «Бедный Моква в мерзлучей берлоге исхудевшую лапу сосет…»

— Запиши, — шепнула жена. — Может быть, получится поэма, и весной Моква придет на первое чтение.

Весной… Разве могли мы подумать, что встреча состоится раньше, что Пурга нарушит ритм жизни и вызовет цепочку удивительных событий.

<…> Когда порыв ветра принес хорошо знакомый страшный запах, Рэквыт — Дикая Важенка собрала оленей и повела дальше на север. Есть снова приходилось урывками, потому что ветер всё чаще приносил запах волчьей стаи.

<…> Однажды Рэквыт вывела стадо на широкий заснеженный склон. Посреди него стоял одинокий кекур, а внизу лежала речная долина. По ней с севера бежали волны поземки, и долина казалась живой. Словно шевелилось, вздыхало и охало огромное продрогшее существо. Рэквыт пошла вниз и вдруг уловила медвежий запах. Он не устрашил важенку: все знают, что зимой медведи спят, да и летом они особенно не докучают оленям. А волкам?.. Она внезапно остановилась, потом круто повернула и проложила тропу совсем близко от берлоги.

Когда через несколько дней мы обнаружили этот зигзаг, то решили, что любопытство заставило оленей сделать это. Однако позже пастухи рассказали нам, что дикие олени выводят волков на свежие следы снежных баранов, а один раз даже вывели в долину, где обитала огромная колония леммингов. А вот чтобы олени указывали волкам медвежьи берлоги?..

<…> Вершина очередной сопки вдруг резко закруглилась. Открылся склон. Посреди него торчала скала, и олений след уходил туда. Нымэйынкин — Большой Волк, вожак стаи, оглядел пустынную речную долину. Ветер стих, и снега блестели, облитые зеленым светом луны. Вожаку ужасно захотелось сесть, поднять морду к этому таинственному существу и излить накопившиеся в душе отчаяние и усталость, пожаловаться на терзающий тело и разум голод, на несправедливость природы, лишившей стаю куска пищи. Он уже Подогнул задние лапы, но вовремя вспомнил: за спиной истощенная стая, сейчас она не простит слабости. Нымэйынкин встряхнулся и заскользил вниз по оленьему следу, добежал до кекура и застыл, поймав запах медведя. Пища! Огромная сила медведя, крепкие когти и острые клыки — все померкло в сознании вожака, мгновенно одурманенного теплым запахом. Пища! Неужели стая из одиннадцати волков не справится с сонным медведем?!

<…> Разбив ударами лапы купол берлоги, Нымэйынкин длинными прыжками по надуву выскочил на кекур. Стая окружила дыру. Чужой запах зверя заполнил сознание. На сонного медведя решительно прыгнул один зверь, за ним второй. Зубы полоснули лопатку и загривок.

— Гуу-ух! — заревел медведь, одним могучим движением вылетел из берлоги и увидел стаю. — Гр-рух! — Медведь левой лапой ухватил висевшего на загривке волка, а правой нанес удар. Волк закувыркался по склону, а медведь, вновь махнув лапой, достал и второго, на лопатке.

Нымэйынкин призывно взвыл, стая бросилась вперед. Рев, вопли, удары и визг слились в долгий стон. Из кучи по широкой дуге вылетел еще один убитый волк, и стая рассыпалась. Медведь стоял на задних лапах: шерсть дыбом, клыки обнажены, глаза в красном пламени. Пар от разбрызганной крови обволакивал могучий торс. Медведь был страшен, и, пока вид его не смутил нападающих и не заставил их отступить, Нымэйынкин снова взвыл и прыгнул сам. Медведь уловил призыв, краем глаза заметил стремительную тень и махнул лапой. Это и помешало вожаку ударить в горло медведю. Нымэйынкин ударил в предплечье и тут же отлетел в сторону. Медведь остался стоять, а неудачная атака вожака все-таки смутила нападающих, один из них попятился и увидел дергающегося в агонии собрата. Он, взвыв, прыгнул на него, ведомый голодом и инстинктом, тысячи лет призывающим хищника добить раненого. Остальные бросились следом. А медведь, поняв, что пока забыт, побежал вниз по склону. Нымэйынкин посмотрел ему вслед. Но что он мог поделать один? И вожак присоединился к собратьям.

Волки уничтожили всех трех поверженных медведем членов стаи и, ошеломленные боем и пищей, еще долго рыскали по склону, хватая пропитанные кровью комки снега.

Наконец Нымэйынкин навел порядок в стае и повел ее по следу медведя, усыпанному каплями крови.

<…> Первой непонятные звуки услышала жена и посмотрела в окно.

— Ой! — вдруг закричала она. — Волки! Грызут! Скорее смотрите!

Мы бросились к окну. По откосу в снежных фонтанах неслась лавина. Рядом скользили белые тени. Они прыгали в лавину и вылетали оттуда, катились вниз и прыгали снова, пока весь этот ужасный ком не рухнул к подножию сопки. На минуту все скрылось в белесых вихрях снежной пудры. Но вот из оседающей пыли встал темный силуэт.

— Мо-о-оква, — прошептал сын.

Медведь, шатаясь, выпрямился, и тут же со склона длинными прыжками на его спину перелетел волк и ударил клыками. Медведь снова упал.

— Убьют! Убью-ю-ют! — страшно закричал сын.

Я схватил ракетницу, распахнул дверь и прямо с крыльца развесил над зверями несколько цветных ракет. Под хлопки выстрелов медведь встал и в фантастическом красно-зелено-желтом свете пошел навстречу выстрелам и вспышкам. То есть пошел навстречу тому, от чего вот уже несколько веков в ужасе бежит все живое!

<…> Он исчез за углом сарая, и мы услышали треск разрываемого рубероида и сломанных досок. Вот до чего напуган — полез прятаться в склад. Волки тем временем исчезли.

Ночью мы несколько раз выходили на крыльцо. Было слышно, как Моква стонал, рычал и чмокал. Стая здорово отделала бедолагу. Продержал нас Моква в напряжении двое суток, а в ночь на третьи ушел. Следы медведя в тундру были чисты. Выходит, зализал раны. С месяц Моква бродил по снегам, его видели и подкармливали буровики и оленеводы. А потом пропал. Видно, нашел местечко, где можно было спокойно доспать зиму. Объявился он только весной. Первым его, конечно, увидел сын, лакомившийся на склоне морены прошлогодней шикшей.

— Скоре-ей, смотрите, наш Мо-оква бежит! — услышали мы как-то ликующий голос. — Ур-р-ра!

Я посмотрел, повздыхал и принялся убирать на улице все, что «плохо» лежит…

Впервые легенды и рассказы о Кадьяке собрал писатель Олег Куваев. См.: Очень большой медведь. — «Вокруг света» № 1, 2, 5 за 1968 год.

См.: Время таяния снегов. — «Вокруг света» № 12 за 1986 год.

Горно-обогатительный комбинат.

Дух-советчик.