Анатолий Рыбаков - Водители

– Этот агент такой же жулик, как и ваши шоферы! На пару работают. Его подписи грош цена.

Иванов постучал по столу карандашом, и Кудрявцев затих

Слово получил Грифцов.

– Да, действительно задолженность автобазе сто восемнадцать тысяч рублей. Однако Стройтрест принимает меры к ее погашению, семьдесят тысяч уже переведено. – Он вынул из портфеля и положил перед Ивановым копию поручения. – Остальные будут переведены в ближайшие дни. Об этом достигнута полная договоренность с Ильей Порфирьевичем. – Он обернулся к Канунникову, тот утвердительно кивнул. – Я вполне понимаю товарища Полякова как хозяйственника, но должен заметить, что юридически…

– Минутку, – перебил его Иванов, рассматривая копию поручения. – Вы что ж, – он обратился к Полякову, – не знали, что вам переведено семьдесят тысяч?

– Не знал. По-видимому, деньги переведены только сегодня.

– Сегодня шестое. Здесь написано: пятое.

– Поручение выписано вчера, – пояснил Грифцов, – но деньги переведены только сегодня.

– Странно, – заметил Поляков, – вчера, товарищ Грифцов, вы мне сказали, что раньше десятого денег не будет.

Грифцов покраснел и посмотрел на Канунникова. Тот сидел, прикрыв глаза.

– Ну и что же, – сказал Иванов, – Грифцов думал рассчитаться десятого, а сумел раньше. Сумел, о чем и сообщил Канунникову. Канунников дал вам распоряжение. Вы его не выполнили. Деньги у вас на счету, а машин нет.

Поглядывая на Канунникова, Грифцов, волнуясь, сказал:

– О переводе денег договоренность с банком достигнута только поздно ночью. Товарищ Поляков действительно не мог предполагать, что деньги к нему поступят сегодня.

– Его дело – не предполагать, а выполнять, – недовольно сказал Иванов. – А зачем вы поручение выписываете, если не знаете, сумеете ли перевести деньги?

Грифцов молчал.

– Как же это получается? – продолжал Иванов. – Полякову вы заявляете, что денег нет, с банком еще не договорились, а поручение, оказывается, уже выписано.

– Поручение было выписано ночью по просьбе Ильи Порфирьевнча, – сказал Грифцов.

Иванов повернулся к Канунникову:

– А вам зачем это потребовалось?

Канунников, не проронивший еще ни слова, посмотрел на него невинно-простодушным взглядом.

– Я считал, что если они заранее выпишут поручение, то наверняка переведут деньги. – И, не давая никому опомниться, продолжал: – А в отношении товарища Кудрявцева нужно прямо сказать: не дает он загружать машины, не дает. Чуть что – применяет санкции. Например, просим запчастей к «Победе» – он не дает, хотя знает, что мы ремонтируем машины облисполкома. – Канунников искоса посмотрел на Иванова. – Вот вашу, например, машину, Андрей Васильевич, мы почему в ремонте задержали? Не давал Кудрявцев запчастей, а ведь знал, что машины облисполкома.

Разговор снова завертелся вокруг Тракторсбыта, как того и хотел Канунников. Зазвонил телефон. Иванов долго разговаривал с районом, потом встал и сказал:

– Ответственные люди, а не можете договориться. Кудрявцев не дает загружать порожние машины, гоняет их вхолостую. Он выигрывает на этом минуты, а государство теряет тысячи. Разве это не преступление, товарищ Кудрявцев?

Кудрявцев пробормотал в ответ что-то невнятное.

Иванов продолжал:

– Грифцов тоже хорош, поддается на какие-то странные, больше того – подозрительные манипуляции с выпиской поручения. Зачем это надо? Кого вы собирались обмануть, товарищ Канунников? Это не к лицу вам обоим.

Канунников встал, прижал руки к груди.

– Я же вам докладывал, Андрей Васильевич. Никакого обмана здесь нет.

– Хорошо, хорошо, – перебил его Иванов, – тем лучше, что без обмана, а еще бы лучше без заднего числа.

Он повернулся к Полякову:

– Никто не оспаривает ваших директорских прав, но хозяйство-то у нас плановое. «Не дам машин» – это проще всего. Но этим вы дезорганизуете работу других предприятий. Куда это годится?

Поляков пожал плечами: мол, делать так не годится, но делать по-другому у меня нет возможности.

Иванов пристально посмотрел на него, потом обратился к Грифцову:

– Вы когда погасите задолженность?

– К десятому.

– Посмотрим. – Иванов перелистал настольный календарь. – Двенадцатого мая, товарищ Поляков, доложите мне о расчетах с Грифцовым.

Максимов притормозил автобус, оглянулся, но Валя уже спрыгнула с подножки и побежала сдавать выручку. В тускло освещенной двери конторы мелькнула ее тонкая фигура в черной кондукторской куртке, с сумкой на боку. Максимов включил скорость и повел машину в гараж. Полагается промыть автобус. Да ведь пока провозишься – Валя уйдет. Одну ночь и немытый постоит.

Поставив автобус на стоянку, он вылез из кабины и огляделся, разыскивая глазами механика – путевку подписать. В гараже пахло бензином. Синий дымок отработанных газов стелился по закопченному потолку с побитой штукатуркой. Равномерно хлопал на сшивке приводной ремень компрессора. Слесари ночной бригады возились у машин. Длинные шнуры переносных ламп волочились за ними по цементному полу, цепляясь за колеса и буфера тесно стоявших автомобилей.

Черный кожаный комбинезон с застежками «молния» делал высокую фигуру Максимова чуть неуклюжей. Из-под сдвинутой на затылок военной фуражки с пятиконечным пятном на околыше выбивались русые волосы. Голубоглазое, с едва заметными следами оспы лицо неизменно сохраняло выражение добродушного лукавства.

– Эй, шплинт! – окликнул Максимов слесаря-подростка Пашку Севастьянова. – Где механик?

Пашка закреплял дверцу соседнего автобуса. Посапывая и наваливаясь грудью, он обеими руками с силой вращал отвертку. Замасленная телогрейка доходила ему до колен, длинные рукава опускались на ладони.

– У тебя спрашивают: где механик? – повторил Максимов.

Пашка довернул шуруп, провел рукой по накладке, открыл и закрыл дверцу, проверяя, хорошо ли действует замок, потом положил отвертку на крыло, вытер руки о ветошь и, ни к кому не обращаясь, произнес баском:

– Перекурим это дело.

Посмеиваясь, Максимов вынул из портсигара папиросу. Пашка взял, покатал ее между пальцев, прикурил от протянутой Максимовым спички и, затянувшись, сказал:

– В токарной, у Тимошина.

Закашлялся, глубоко перевел дыхание:

– Крепка-а-я…

Токарной называлась комната с низким сводчатым потолком и двумя широкими, в частых переплетах, окнами: перед каждым стояло по токарному станку. Над одним станком горела лампочка под круглым металлическим абажуром, конус яркого света серебрил стальную стружку. Она вилась из-под резца, свисая и падая в железный ящик.

Несколько мгновений Максимов смотрел на увлеченного работой Тимошина. Первый рационализатор на базе, и парторг, и в журналах печатается, и все такое прочее, а все же дружок, из одной миски щи хлебали.

– Здорово, Прокофий! – окликнул Тимошина Максимов. – Механика не видал?

– А, Петро!.. – Тимошин перевел станок на холостой ход и выпрямился, худощавый, сутуловатый. – В кузницу старик пошел, сейчас вернется.

Максимов скосил глаза на станок:

– Ну, как оно?

– Скажу «хорошо» – не поверишь, скажу «плохо» – не поможешь.

Тимошин подошел к висевшему на стене шкафчику, выбрал резец.

– Значит, скоро в лауреаты? – протянул Максимов с насмешливой уважительностью.

Тимошин с силой затянул в патроне деталь.

– Ага!

– На все сто тысяч?

– Не меньше.

– Значит, выпьем?

– Кто-нибудь выпьет.

Он потянул рукой ремень, включил рубильник. Станок снова зажурчал и погнал стружку.

В цех, неся в клещах раскаленную болванку, вошел механик Потапов, кинул болванку на обитый железом верстак, положил рядом клещи, обычным угрюмым взглядом поверх железных очков посмотрел на Максимова, протянувшего ему путевку.

– Подписывай, Иван Акимыч, полчаса дожидаюсь.

– Не торопись, – сказал Тимошин, не отрывая глаз от детали. – Валя не убежит.

– Как машина? – Потапов вытащил из кармана огрызок карандаша, прижал путевку к тискам, подписал.

– Порядок!

– Промыл?

– Вопрос! – не моргнув глазом, соврал Максимов.

Деревянные домики, прижимаясь к земле, притаились за длинными заборами. Блестки лунного света расплескались на булыжниках мостовой. Ночь, еще прохладная, уже хранила в себе волнующие запахи майского дня, теплые ароматы весеннего солнца и пробуждающейся земли.

Максимов и Валя шли молча, испытывая неловкость, которая предшествует решительному объяснению.

Наконец Максимов заговорил.

Зачем ей понадобилось переходить на линейный пункт? Приятно мыкаться в такую даль на попутных машинах? И чем плохо на автобусе? Конечно, кондукторская должность незаметная, да что толку в этой заметности, когда диспетчер сидит на одной ставке, а кондуктор на премии: заработок вдвое больше и ответственности никакой.