Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице - Николай Николаевич Ливанов

Однажды соседка Михаила — полная и очень чувствительная женщина — на какой-то «бабьей сходке» решила поразить своих подруг умением раскручивать сложные клубки жизни. После бессонной ночи, проведенной в терзаниях и поисках, она пришла к выводу, что Михаила нужно женить.

Но когда она высказала эту идею в надежде ошарашить всех своей мудростью, то оказалось, что почти все женщины уже давно обмозговали этот вопрос. Причем некоторые из них в обдумывании этой проблемы зашли гораздо дальше. Они хотели женить Михаила на своих дочерях.

«А разве плохо? — рассуждали матери, очень беспокойные за своих взрослых дочерей, — обзавестись таким зятьком: парень работящий, неизбалованный. Дом есть да и в доме кое-что. И хоть Михаил и немного мешковатый, ну а в общем-то ладный, спокойный, с хорошим „карахтером“».

И посыпались к Михаилу одно приглашение за другим. И почти все эти приглашения были «делового» характера. У одних нужно было посмотреть — почему-то дверь плотно не закрывается, у других — половицы начали скрипеть, третьих — потолок начал понемногу провисать. Заказы были разные, но всех их объединяло одно — вызов Михаила на дом заказчика.

Встречали его радушно. Но он сразу же с порога, не обращая внимания на всякие отвлекающие разговоры, приступал к делу: начинал пристукивать молотком, отмерять, что-то высчитывать.

При всей своей деловитости и ненаблюдательности все же Михаил замечал, что у стола, на самом видном месте, сидела у пряхи молодушка в странном для работы виде — в белой кофте и ярком сарафане. Она то и дело отрывается от дела, выходит зачем-то в сени, причем такая надобность у нее появилась как раз в то время, когда Михаил, загородив всей своей массой дверь, рассматривал косяк, требующий починки.

А вскоре те, в чьих интересах это было, пришли к безрадостному выводу, что такое сватовство Михаила — дело безнадежное Кроме деловых, а точнее плотницких разговоров, Воланов никаких других не признает. С какими мыслями входит в дом — с такими и выходит.

Однажды как-то парни решили заманить Михаила на вечеринку. Стоило это немалых трудов, но все же Михаил пришел, хотя с большим опозданием. Придвинулся к сельсоветской изгороди и начал своим наивно-простодушным взглядом рассматривать участников веселья. Он удивлялся: неужели все они пришли сюда, чтобы побездельничать? Все вначале шло самым обычным образом. Как и завсегда, верховодил Петр Сырезкин. По его воле пары шли на «Краковяк» или «Польку», или совершался перерыв. Девушки и парни выходили на круг и под слаженные звуки гармони показывали свое умение отбивать дробь каблуками.

И вдруг одной раздурачившейся девке взбрело в голову вытащить на круг Михаила Воланова. Приплясывая и подпевая, она начала кружиться возле него, приглашая составить ей пару. Оробевший Воланов сразу же отвернулся и метнулся в сторону. Но сию же минуту две пары женских рук вцепились в его пиджак.

Подоспевшие к этой заварушке парни подтолкнули Михаила сзади, и под гиканье и аплодисменты он оказался на кругу. Воланов с отчаянием обреченного сделал попытку удрать, вырваться из кольца, но ничего не получилось: перед самым носом образовалась непролазная стена хохочущих и подтрунивающих участников вечеринки.

— Не выпустим, не выпустим! — восклицали звонкие, задиристые голоса. — Только одно колено, только одно! — настаивали более упрямые.

В этом гуле никто не слышал, как Воланов, чуть ли не со слезами просил выпустить его из окружения, убеждал, что ничего не смыслит в искусстве танца. Но мольба не помогла. Петр Сырезкин вначале старался как-то подстроиться под этого забавного танцора, но ничего не получалось: музыка требовала одного, Воланов выдавал другое. Парни и девки укатывались со смеху, вытирали ладонями повлажневшие глаза.

— А еще, еще врежь, Мишка! А ну наддай, наддай! — требовали разбалагурившиеся парни.

Воланов окончательно зашел в тупик. Он уже не кружился, а лишь неуклюже переступал с ноги на ногу, как плохо отдрессированный гималайский медведь. Но вот Михаил остановился, злобно посмотрел по сторонам и грозно устремился на людей.

Почуяв недоброе в настроении Воланова, парни и девчата мгновенно расступились. Раскрасневшийся, точно из жаркой парной, вырвался Михаил из окружения — и наутек, домой!

Успокоившись, Михаил рассуждал: себя ли нужно винить за то, что произошло, или те наглые рожицы, которые утехи ради могут оплевать и посмеяться над неумеющим давать сдачи?

В глубине души давило, скребло, мутило. Хотелось сгинуть, исчезнуть, провалиться. А в ушах все слышался раскатистый, надменный и беспощадный хохот Петра Сырезкина и его последние слова, которые смог разобрать Воланов:

— Вот росомаха, вот росомаха! Вот это мешок с отрубями!