Владимир Курносенко - К вечеру дождь

Я промывал перекисью коленки Юре Нутикову; коленки в крови, грязные. Юра отводит стеснительный свой взгляд, а когда я заканчиваю, говорит, как говорят дети, — тихо: «Спасибо».

Тренер Арапов, добрый человек, возненавидел в эту игру Сережу Махотина. Сначала он кричал Сереже: «Работай, работай!», а потом, видя, что тот не слышит или не слушает, — возненавидел. «О-о, это называется он принял пас! — насмешливо тянул Семеныч. — О-о-о! Это у него называется передача!» И прочее, в том же духе. Даже матерился вроде. И ненавидел, ненавидел.

Игра с «Торпедо», Рубцовск. 0:3.

Городишко Рубцовск, объясняет Коля Фокин, тьфу, да зато хороший древкомбинат, а при нем директор-фанат. Вот и получается, районный городишко, а тех же барнаульцев, лидеров, два раза уже обыграли. И главное, молодые еще все. Все еще впереди.

— Присядем, — сказал Маштаков (это тогда-то он и сказал). — И вы, доктор, тоже. Может, окажется счастливым.

Они разминались, на поле лился дождь, а над стадионом из репродуктора пела Алла Пугачева.

Первый гол в наши ворота был такой: вышел ихний нападающий на угол штрафной, с трудом вышел, продрался сквозь наших и пробил, влепил в самую девятку через всех.

А второй мяч всунул головою маленький одиннадцатый номер, правый край.

Оба гола получились красивыми, ничего не скажешь.

На наших воротах теперь стоит Саша Литвиненко. Здоровенный хохол, ладный, настоящий атлет. Сразу же, через пять минут после своего выхода, он лег под ноги нападающему, и стосковавшиеся по живой игре пустые трибуны всколыхнулись, как могли. Закричали, как кричит, скажем, сильно охрипшая женщина. Вечный болельщик, описанный еще у Льва Кассиля, с закрытым, как у адмирала Нельсона, черной тряпочкой правым глазом, оживился больше всех и всю игру после громко и убедительно подсказывал. Так убедительно, что ребята, игравшие на ближнем к трибуне крае, маленько его даже слушались. «Отдай! — кричал одноглазый. — Отдай, кому говорят, пятерке!» И отдавали мяч пятерке, чего делать было не надо и чего б не сделали без подобного совета. «Зае…» — сказал про одноглазого в конце концов Коля, интеллигентнейший наш парень.

Накануне игры команда для режима живет в гостинице. Все, даже те, у кого дом рядышком со стадионом. Поздно вечером Шалыгин пришел вчера в гостиницу пьяным и принес с собой еще бутылку, товарищам. Пить с ним не стали и к игре сегодняшней не допустили… Вон стоит он на той стороне, привалившись крепким своим плечом к трибуне со стороны прохода. Солнце отсвечивает от желтых красивых его волос. Смотрит. И мне вдруг кажется: ясно, чего это он так. Мало, думаю я, мало таких, кто подолгу умеет проигрывать. И я представляю себе огромное голое поле и по нему мелкими табунками бредут спотыкаясь проигравшие разные, неудачники жизни, так сказать, аутсайдеры кто от чего. Тот вон научный аутсайдер, у него диссертация не пошла, с шефом не наладилось, того вон из армии выгнали за недостойное офицерство, а третий семейный аутсайдер, не выдержал напряженности в родимом очаге. Аутсайдеры идут, знакомятся в пути, братаются тут же у ямок и канав, ссорятся, и кто-то падает, засыпает пока до завтрашнего дальнейшего пути, а кто-то все же бредет, тащится зачем-то дальше. Куда-а? А вон двое запели: «Зато у нас, да, да, одна, да, да, одна святая к музыке любовь…» И даже будто все они уже не сильно и горюют, вжились, выбрали себе аутсайдерство как роль, как стиль, как предназначенную им от века жизнь.

Перерыв проводил сегодня Арапов, «Семеныч», как зовут его ребята. Нет, теперь он уже не ненавидел Махотина, то был локальный аффект, что называется. Сейчас он раздумчиво и по-своему объясняет сложившуюся на поле ситуацию. Раз, говорит он, мы не умеем еще водиться, раз маловато у нас техники, надо играть на длинных пасах, раскрепоститься нужно. Он откидывает назад руки, разворачивает плечи — «раскрепоститься!» Терять нам все равно нечего, объясняет Семеныч, надо раскрепоститься. Если учиться, — возражает ему Маштаков, — зачем же длинные пасы? Технике на них не научишься! На что Семеныч «резонно» замечает: учиться надо на «их» половине, отдал длинный пас, завязалась борьба и, если они ошиблись, гол. Вот и учись на чужой половине сколько хочешь.

Во втором тайме Витя Маштаков как бы озлился. Прошел с двумя нашими, Беркутовым и Шупеней, обошел центрального защитника, потом еще одного… но ударить ему все же не дали, помешали. Не удалось Вите, зато видно стало, к а к  б ы  э т о  м о г л о  б ы т ь. В Тюмени, говорит мне Коля, он, то есть Маштаков, ударил со штрафного через стенку и забил в нижний угол. «Хорошо заложил», — кивает Коля. Да, вспоминаю я, шесть очков у нас все же есть. Имеется. Были и выигрыши» Два. В самом начале сезона.

«Гармошка», — понял я, — это когда краями растягивают защитников, а «рваный бег» — когда то бежишь, то останавливаешься, чтоб уйти, обмануть защитника и принять пас.

А давать пас надо через головы защитников, чтобы защитник пятился, а у наших была бы возможность на набранной скорости с ходу их обойти. Это у киевского «Динамо», растолковывает Семеныч, центрфорвард — он тебе и обработает, и все единоборства с ноги выиграет. Потому что он здоровый, и потому что у него опыт.

И все же я думаю — «как», «куда», и все остальное — это в крови у них у всех, у ребят. Они же все с улицы, где «матка-матка, чей допрос», где любой пацан сам знает, что хорошо, а что плохо, и вон тот «может», а этот нет. В крови. Разве можно обучить, например, любви? У кого что в крови, тот так и любит.

Впрочем, думаю я, и Семеныч тоже прав. Все-таки рваный бег это рваный бег.

Игра с «Ангарой», Ангарск.

Наш состав был:

Голкипер (вратарь) — Саша Литвиненко.

Беки (защитники) — Минеев, Чупов, Александров, Метла.

Хавбеки (полузащитники) — Ружевский, Беркутов, Шупеня.

Форварды (нападающие) — Сомов, Махотин, Маштаков.

Да, Маштаков на сей раз играл в нападении. Видать, и тренер Сычугин приустал уже без гола. Не о турнирной таблице речь: сохранить бы веру.

Веру, что еще можем, что выигрываем, что будет еще на нашей улице праздник. Будет команда. Что нет, что не пробники мы.

И было два момента. Один, когда Маштаков бил и промазал по пустым воротам, сам пройдя перед тем в штрафную, обыграв двух. И потом еще Махотин Сережа с его же, Маштакова, подачи прошел по краю и ударил — один на один с вратарем — косо вдоль ворот. И промахнулся. Ага.

А те, «Ангара» — не промахнулись.

Опять нам — 0:3.

Игра шла в начале октября. Темнеет рано, а игры пока с семи часов. К концу второго тайма небо черно-синее, без звезд и потому будто неправдашное. Светят в поле два слабых редких прожектора, ребята бегают голубоватые, странные, как рыбы в аквариуме, и все орет, все руководит с трибуны одноглазый в черной тряпочке…

Саньков нынче не играет, его посадили отдохнуть, потому что в прошлую игру он сачковал. Но он не переживает. Знает, кошка, без него не обойтись. Смеется, шутит на нашей лавочке. Слышен весь матч его глухой сиплый голос-гул. «Ну ты резкий, — говорит он Махотину, когда того меняют, — прям как газировка!» И еще рассказывал, как у кого-то из его знакомых родилась дочка, что де у жены знакомого имя Аня, а у матери Маша. И потому, дескать, дочь свою знакомый решил назвать Маня. Мы сидели смеялись, хотя и проигрывали.

Еще мы спорили с Колей и больше с вратарем-дыркой, что теперь нет такого игрока, как Игорь Нетто, который когда-то на первенстве мира отбил мяч, поставленный уже на центр поля, отбил его на свободный. Постольку поскольку нашим засчитали тогда ошибочный гол. Мяч попал в ворота, но с задней стороны, через сетку. Сетка была рваная. Судья не заметил и гол засчитал. Гол был для нас решающим, от него зависела судьба сборной. Игорь Нетто, капитан, отбил его, уже засчитанный, кругленький, и зачеркнул фактически этим пинком нашу победу.

Ох, сколько людей тогда говорило, что дурак, что кто ж так делает и прочее, и прочее. А он отбил… Ибо не хотел  т а к о й  победы.

Кто из наших ребят, думал я, смог бы сделать так: Маштаков? Беркутов? Юра Нутиков?

Но ни Коля, ни в особенности вратарь-дырка со мной не соглашались. Да неужели ж не ясно вам, говорил я, что тот, кто в самом деле может пробежать стометровку за девять и девять, не согласится, чтоб ему засчитали это время, когда на самом деле он пробежит хуже. Нетто был игрок команды экстра-класса, она «тухлым» не питалась. Сейчас киевляне, к примеру, говорил я, тоже, поди, не согласились бы  т а к  выиграть.

Но ни Коля, ни в особенности вратарь…

Затем наши били штрафной, и вратарь-дырка сказал, что Маштак сейчас забьет. Я попросил сплюнуть и постучать по скамейке, но он не стал, и Маштаков не забил.

А потом вратарь сказал, что на прошлых сборах в Таджикистане за три недели потерял пятнадцать килограммов и что иногда люди там дотренировываются буквально до эпилептических припадков. Так, мол, они здорово там работают. И еще кивал, кивал, подлец.