Иван Дроздов - Радуга просится в дом

— Так и быть, поеду с тобой в Москву.

Скоростной лифт поднял девушек на тринадцатый этаж. Зинаида Николаевна словно чувствовала приближение гостей; она заранее открыла дверь и, едва Майя вышла из лифта, кинулась обнимать дочь.

— Мам, а это Катя. Наша Катрин.

Зинаида Николаевна взяла у Кати сумку.

— Проходите, пожалуйста.

В коридоре произошла заминка. Катя не сразу поняла, почему Зинаида Николаевна встала у двери в комнату, точно там, за дверью, находилось что-то запретное, чего видеть никому не разрешалось. Майя сняла туфли и искала тапочки. «Ах, вот в чем дело!» — подумала Катя. И тоже наклонилась к обувной полке. Майя помогла ей: «Вот эти будут твои», — и увлекла гостью внутрь квартиры.

Еще в коридоре Катя заметила идеальную чистоту и блеск, царившие вокруг. На стенах, на тонких подставках красовались букеты живых цветов. В углу стоял трельяж, сбоку и сверху под ним торчали рожки каких-то диковинных бра и еще чего-то светлого, яркого… Катя всего не увидела, не запомнила, прошла за Майей в комнату. Теперь она могла хорошо, лучше разглядеть хозяйку. Несомненно, Зинаида Николаевна была похожа на своего брата — Павла Николаевича, но чем-то далеким, какими-то едва уловимыми внешними чертами. У нее были те же карие глаза, но в отличие от Павла Николаевича, смотревшего прямо и спокойно, его сестра была рассеяна, ни на чем не останавливала взгляд, не смотрела Кате в глаза, взглядывала на нее лишь мимолетно.

В передней задержались у круглого стола. Зинаида Николаевна, обнимая дочь, горячо заговорила:

— Молодец, Майка, умница. Сдала в институт, студентка… Ах, доченька моя. Поздравляю…

— И ее, мам, ее благодари, — кивала Майя в сторону Кати. — Пропала бы без нее… Одна, в чужом городе…

Зинаида Николаевна привлекла к себе Катю, поцеловала ее в щеку.

— А теперь пойдемте к Сергею. Ждет парень.

«Кто такой Сергей? — подумала Катя. Майя ничего не рассказывала о Сергее».

Зинаида Николаевна ввела девушек в другой небольшой коридорчик, раскрыла дверь в комнату, и Катя услышала радостный голос:

— Майка, мотылек, приехала!..

Майя подбежала к парню, лежащему на диване, стала его обнимать, а Катя прислонилась к косяку двери, пораженная увиденным. В глубине комнаты на высоком диване полусидел-полулежал на подушках парень лет двадцати. На бледном, исхудавшем лице горячо и остро светились большие черные глаза. Увидев незнакомую девушку, парень поправил на себе одеяло, непроизвольно провел рукой по волосам.

Какое-то мгновение Катя не могла сдвинуться с места, но потом быстро овладела собой, непринужденно поздоровалась с Сергеем. Солгала:

— Ваша сестра говорила мне о вас.

И лукаво, с укоризной взглянула на Майю.

Сергей сказал:

— Знаю, как она меня любит.

И тронул худыми длинными пальцами струны висевшей на стене гитары. Затем стал гладить круглый деревянный брус, закрепленный над диваном. Брус служил ему опорой для подтягивания.

— Мама, давай вина. Сергей, выпьем, а?.. За мои успехи. В люди выхожу, черт побери!

— Майка!..

Сергей покраснел, сунул под одеяло руки. Развязность сестры смущала парня.

Зинаида Николаевна тронула Катю за локоть, показала на стоявшую тут же софу современного строгого стиля, сказала:

— Располагайся здесь. Разгородим комнату ширмой, и тебе будет хорошо. А сейчас — за стол. Майя, достань скатерть. Желтую — знаешь?

Катя взглянула на стену, увидела там портрет мальчика лет десяти-одиннадцати. То был Сергей. — Катя узнала его глаза. «Дядины глаза», — подумала Катя. Казалось, тогда, в пору здоровья, мальчик еще более походил на дядю, Павла Николаевича. На нем была куртка со множеством карманов, отороченных кожаной лентой, короткие клетчатые штанишки и белые чулки, неплотно натянутые на тонкие мосластые ноги. Во взгляде мальчика проглядывали недетский опыт и усталость.

Из угла с полукруглой полированной горки на Катю уставился золотой буддийский божок. Он злорадно улыбался, сверкая зелеными зубами-самоцветами. Восемь рук с растопыренными, острыми как шила пальцами торчали во все стороны. Гранями дорогих камней блестели злые красные глаза, зеленые зубы. На вздувшемся животе, точно подсвеченный изнутри электрической лампочкой, алел густо-вишневый пуп.

— Страшный, — простодушно сказала девушка.

— Вадим Петрович привез из Индии, — пояснила Зинаида Николаевна. — Подарок лиги индийских писателей.

Катя украдкой посматривала на шкафы, на посуду за стеклами серванта, на хрустальную с позолотой люстру, разглядывала затейливые узоры на дорогих обоях и, помимо своей воли, проникалась уважением к людям, живущим среди этих красивых дорогих вещей. Должно быть, и они, хозяева квартиры, также хороши, как эти вещи. И Зинаида Николаевна, и Вадим Петрович, которого Катя еще не видела, представлялись ей людьми хорошими. Мысленно Катя благодарила случай за то, что он привел ее в Москву, в дом Златогоровых, представил возможность познакомиться с неведомым доселе миром.

В новеньком халате, на котором пышно цвели индийские пагоды, Зинаида Николаевна бесшумно плавала из комнаты в комнату, из коридора в кухню. В ее руках появлялись то бутылки с вином, то хрустальные графины с какими-то соками, фарфоровые чашечки с сахаром, икрой, ломтиками белого и красного мяса. Скоро все это было расставлено на белой скатерти и посредине, как венец ансамбля, появилась желтая с красными цветами чаша, до краев наполненная дымящимся куриным мясом. Потом Майя принесла другую чашу, из которой стала разливать бульон. Катя не ела вчера вечером, не успела поесть утром, и теперь ей хотелось как следует пообедать.

Зинаида Николаевна щебетала:

— Я не хочу, а вы, девочки, ешьте, не стесняйтесь. Набирайтесь сил перед учебой. Жить у нас есть где, кушать есть что — поправляйтесь, милочки. Я бы тоже с вами за компанию, да нет аппетита. Лето, жара. Проглотишь кусочек буженинки — и весь день сыта.

Катя расправилась с бульоном, отложила в сторону чашечку, пододвинула к себе чистую тарелку. Она хотела взять курятины, но посчитала неудобным тянуться за лопаточкой, торчавшей из мясной горки.

— Кушай, Катенька, кушай! — говорила хозяйка, трогая миски, фужеры, стаканы.

Катя съела тонкий кусочек колбасы, сделала небольшую паузу, затем взяла ломтик белого хлеба и стала разглядывать стол. Наконец достала еще один кусочек колбасы, положила его на хлеб.

— Чаю налить? — спросила хозяйка.

Катя кивнула головой и протянула к чайнику чашку. Девушка хотела попробовать икры, сливочного масла, но, выпив чашку чая, застеснялась просить другую.

— После обеда не грех и поспать, — сказала Зинаида Николаевна. — Я после обеда не сплю. До обеда часок вздремну, а после — ни-ни!.. Вадим тоже до обеда отдыхает. Ему дневной отдых необходим, но только натощак. В нашей семье, Катенька, культ воздержания и физкультуры. Как ты думаешь — сколько мне лет? Тридцать?.. Ну вот.

Зинаида Николаевна залилась счастливым смехом, как-то боком, кокетливо прошлась вокруг стола.

— И другие столько дают. Спроси-ка Майю, как ей ребята говорили: «Твоя сестра, да?..»

Зинаида Николаевна часто смеялась, и даже там, где повода для смеха не было. Теперь хозяйка убирала стол — сновала от стола к серванту. Катя не понимала, зачем надо было выставлять так много посуды, которой никто не пользовался.

Майя относила еду в холодильник. Бегала проворно, лишь изредка поддакивая матери да останавливаясь у двери, чтобы дослушать начатый Зинаидой Николаевной очередной рассказ. Катя всматривалась в лица матери и дочери и не могла понять, знает ли Зинаида Николаевна о проделках Майи. Нет, конечно, мать ничего не знает. И хорошо сделал Павел Николаевич, не написав родителям. Майя стала студенткой. Она возьмется за ум и будет хорошо учиться.

Вадим Петрович пришел поздно, в десятом часу. Он еще был в коридоре, раздевался, а Катя уже знала, что случилось что-то неладное, роковое — такое, что и нельзя поправить. В полураскрытую дверь слышалось мужское, грубое:

— Доигрались!.. Выпустили птичку из рук…

«Птичку из рук?.. О ком они?.. Конечно, о Майе…» — думала Катя. Она машинально поднялась с софы, сунула ноги в тапочки и ждала появления Вадима Петровича, как страшной грозы. А когда он вошел в комнату, она сделала шаг назад, словно боялась его приближения. Вадим Петрович кивнул Кате, пожал ей руку, спросил:

— Как доехали?

— Мы самолетом.

— А-а… Как погода?

— Ничего, хорошая.

Катя впервые летела на самолете и потому не понимала значения вопроса. Вадим Петрович сказал еще: «Располагайтесь. Будьте как дома». И прошел в дальнюю комнату, где Катя еще не была. В полуоткрытую дверь она видела ленту высокого зеркала. На подставке стоял белый телефон. Видела, как одной рукой Вадим Петрович сбрасывал с плеч пиджак, а другой, держа телефонную трубку в кулаке, указательным пальцем набирал номер. Затем по всей квартире раздавался его голос: