Владимир Петров - Польский пароль

— Вряд ли это заинтересует моих шефов, — покачал головой Крюгель. — Насколько мне известно, Интеллидженс сервис уже располагает несколькими образцами Фау-2, в том числе и теми, что упали на Лондон и не разорвались.

— Но речь идет о новейшем образце, герр Крюгель! О так называемой трансатлантической ракете. По расчетам, она должна покрывать расстояние в четыре тысячи километров. То есть достигать берегов Америки.

— К сожалению, должен вас огорчить, штандартенфюрер. Эта ракета, скорее, представляет интерес для американской разведки, для ОСС[55]. Альбиону[56], по-моему, нет смысла вкладывать капитал в такую ракету.

— Как нет смысла? А потенциальный восточный противник, а большевизм? — недовольно и раздраженно воскликнул Ларенц. — Во всяком случае, это будете решать не вы, герр Крюгель.

— Совершенно верно, не я, — спокойно кивнул Крюгель. — Но я делаю первичную прикидку. И для своих выводов я имею основания. Иначе зачем мы ведем этот разговор?

Со своего места у кофейного столика поднялся штурмбанфюрер. Подошел к Крюгелю и, нервно дергая щекой, силясь преодолеть заикание, долго не мог начать фразу.

— Вы… мэ… м-мне кажетесь умным человеком, герр оберст. Я п… предлагаю ставку самому премьеру Черчиллю. Он заплатит любые деньги, а ва… вас наградит орденом. За его письма.

— Какие письма?

— Личные письма Черчилля к дуче Муссолини.

— Признаться, я ничего не понимаю…

— Де… дело в том, что английский премьер Черчилль один из давних обожателей Муссолини. Начиная с 1927 и по сорок третий год он написал ему целый мешок хвалебных писем. Вернее, чемодан. А осенью 1943 года, когда Отто Скорцени освободил дуче из плена на высокогорном Гран Сассо, чемодан на несколько часов попал к нам в СД. У меня на руках имеется микрофильм со всеми письмами сэра Уинстона.

— Ну и что же?

— Как «что»?! — взорвался штурмбанфюрер. — Вы прикидываетесь или в самом деле ни черта не понимаете?! Да ведь эти компрометирующие письма, могут стоить головы Черчиллю, а уж поста премьера — это точно, опубликуй письма завтра любая бульварная газетенка. «Поборник демократии и свободы» вдруг оказывается обожателем фашистов. Мировой скандал — вот что это такое, герр Крюгель!

— Да, пожалуй… — искренне изумился Крюгель. Что там бульварная пресса — он сам, полковник вермахта, никогда бы не поверил в подобную метаморфозу. В самом деле сногсшибательная сенсация! — А вы… извините, штурмбанфюрер, можете дать гарантии?

— Какие нужны еще гарантии? Микропленка у меня, и я ее предъявлю только там, в Лондоне. А что касается гарантий, то это наши с Ларенцем головы. Ведь не улизнем же мы из рук пресловутой Интеллидженс сервис, не так ли? Или вы сомневаетесь?

— Я согласен.

…На подготовку спасательной акции ушла целая неделя. Крюгелю пришлось действовать почти в открытую: он вошел в контакт с партизанскими связниками в Бад-Аусзее, а потом выехал в Бад-Ишль к Фридриху Ворху якобы для разработки маршрута перехода в Швейцарию. Эсэсовцы ни во что не вмешивались, хотя слежка за Крюгелем была установлена круглосуточная.

Однако она мало что давала Ларенцу и Шейдлеру — во всей Альпийской крепости уже царила неразбериха и паника: в начале мая американские войска, прорвав оборону на реке Инне, вышли к Среднему Дунаю и полностью отрезали Тирольские и Альгейские Альпы. Сюда сначала пришло сообщение о самоубийстве Гитлера, а 3 мая все радиостанции известили мир о падении Берлина.

Со склонов гор вместе с ручьями многоцветным половодьем скатывалась в долины весна, а в курортных городках, переполненных оборванными беженцами и завшивленной солдатней, свирепствовали голод, хаос, эпидемии. На импровизированных толкучках шелестели в грязных пальцах доллары и фунты, скупо поблескивали старинные наполеондоры, золотые американские двадцатидолларовики, бриллианты, рубины, платиновые цепочки, ювелирные редкости из музеев европейских столиц — все это без сожаления отваливалось за краюшку черного хлеба, плитку шоколада или бутылку кислого молока. Но никакие драгоценности уже не могли противостоять железной и беспощадной поступи Времени, Альпийская крепость — зловонная отрыжка третьего рейха — билась в последних конвульсиях…

На рассвете 6 мая, когда американцы заняли Берхтесгаден, распался штаб СД, а в долине Эдернталь австрийские отряды Сопротивления добивали эсэсовские части, оберст Крюгель вывел свою команду на старт. И тут выяснилось, что эсэсовцы пытаются его явно надуть: на условленной явочной вилле Крюгель увидел не двух, а трех человек, экипированных под тирольских жителей. Третьим был долговязый пожилой мужчина, упорно прятавший взгляд под полями шляпы. Лицо его с характерным шрамом на левой щеке показалось оберсту знакомым. Этот третий наверняка тоже собирался с ними в Швейцарию, судя по огромному, туго набитому рюкзаку.

Крюгель сделал знак штандартенфюреру Ларенцу, предлагая выйти в коридор. Там он гневно спросил:

— Что за фокусы, Ларенц?! Я вижу, вы преподнесли мне сюрприз?

— Простите, ради бога, оберст. Но я ничего не мог сделать. Шейдлер привел его явочным порядком. Они предлагают вам полмиллиона фунтов стерлингов за то, чтобы взять этого человека с собой! Полмиллиона, Крюгель!

— Не валяйте дурака, Ларенц! Я отлично знаю, что ваши фунты фальшивые. Их отштамповали здесь, в Эбензее. Оставьте их лучше себе!

— Гм… — замялся, хмыкнул штандартенфюрер. — Ну в таком случае мы предлагаем миллион швейцарских франков. Банкнотами. Это вас устроит?

— Только в том случае, если вы мне скажете, кто этот человек. Я должен знать, какого кота тащу в своем мешке. Понимаете?

— Ну хорошо, оберст, я отвечу: это обергруппенфюрер Эрнст Кальтенбруннер, начальник имперского управления безопасности.

— Бывший, — поправил Крюгель, едва сдерживая удивление. Так вот почему показалась знакомой эта удлиненная лошадиная физиономия дюжего «тирольца»!

— К сожалению, мы все теперь бывшие… — меланхолично вздохнул Ларенц. — Итак, вы не возражаете?

— Гут! — кивнул Крюгель. — Скажите им: пусть выходят вниз, к машине.

Утро было холодным, сумеречным. Скалистые вершины Мертвых гор, к которым вел машину Крюгель, кутались в темные свинцовые облака. Покручивая баранку, оберст размышлял о возможных последствиях внезапной перемены. Главное состояло в том, что это был тот самый редкостный случай, когда третий не оказывался лишним. Такой удачи он, признаться, не ожидал!

Хотя кое о чем догадывался и раньше…

Фридрих Ворх оказался прав, высказывая на днях Крюгелю свое предположение о том, что за спиной эсэсовских офицеров прячется фигура значительно крупнее. Он сказал это сразу, как только услыхал о письмах Черчилля к Муссолини: такие секреты мог держать при себе только высший нацистский бонза.

Но хлопот теперь партизанам прибавится… Очевидно, беглецов придется разбивать на две группы, чтобы потом удобнее было захлопнуть мышеловку. Без единого выстрела, как предупредил Ворх. Разумеется, все трое должны быть взяты живыми: слишком много они напакостили на этой грешной земле. И обязаны исповедаться. Перед будущим. Перед человечеством. (Но отнюдь не перед своей совестью, которой у них никогда не было!)

Машина наконец свернула с шоссе и еще около часа медленно пробиралась, буксуя на подъемах, по узкой горной дороге. У маленького голубого озера, на лесной вырубке, дорога оборвалась — дальше вела лишь пешеходная тропа.

Уже совсем развиднелось, когда все четверо, обливаясь потом под тяжестью рюкзаков, вышли к ветхому охотничьему домику. Лохматый сенбернар вышел им навстречу, погавкал для порядка, потом обошел всех по очереди, добродушно тыкаясь в колени лобастой башкой.

У костра за чаепитием хозяин — лесник Мозер немногословно объяснил дальнейшее: эти господа (Шейдлер и его шеф) пойдут с ним, а эти двое (Ларенц и Крюгель) останутся пока в сторожке. Их поведет другой проводник, и его придется подождать. Нет, ждать недолго, может быть, около часа. Высокие господа не должны обижаться, потому что сами внесли разлад в заранее обусловленный план. К сожалению, по горной тропе в теперешние времена нельзя идти большой группой — в этом все дело.

Прихлебывая горячий чай, Крюгель украдкой наблюдал за Кальтенбруннером: у того явно бегали глаза и дрожали руки. Неужели матерый «фюрер» учуял близкую западню? Вряд ли. Скорее всего, «железный Кальтен», при одном имени которого трепетали даже чванливые пруссаки-генералы, теперь просто трусил. Не лучше вел себя и «неустрашимый» штандартенфюрер Ларенц: он, кажется, заподозрил неладное в разделении на две группы, А может, это обстоятельство серьезно ломало его собственные планы?..

Потом, когда лесник Мозер исчез со своими спутниками в еловой чаще, Ларенц и вовсе забеспокоился: поминутно вскакивал и, вышагивая по дощатому полу, то и дело заглядывал в окна домика, осторожно оттянув занавеску. И демонстративно, не стесняясь, держал наготове парабеллум.