Илья Зверев - В двух километрах от Счастья

Проехали мы километров десять — стоп. Автоинспекция. Инспектор сразу взял крутой тон: кого везешь? Почему везешь? Калымишь?

И парень, такой веселый и гордый, тут униженно уверял представителя власти, что ни сном, ни духом, что просто пожалел человека, маявшегося на шоссе. Потом вдруг стал кричать жалобно и зло, что никогда не будет мараться из-за полтинника. И из-за ста тысяч не будет.

— Ишь ты, — хохотнул инспектор, приглашая меня посмеяться вместе с ним над изворотливостью этой шоферни. — Прямо так пожалел и повез? Без денег?

Тут стал кричать и я:

— Есть калымщики, есть всякие люди. Но почему каждый для вас калымщик? Почему, черт побери?

— А вы, гражданин, не встревайте, — от души посоветовал инспектор. — Вы не знаете ихнего брата, а мы очень даже знаем.

Вот теперь довольно «случаев из жизни». Давайте разберемся. Старик Похабыч не держит свою философию про себя, он ею руководится и пытается руководить жизнью в доступных ему пределах. Есть в правоведении такая прекрасная вещь: «презумпция невиновности». Всякий человек считается невиновным, пока его вина не доказана.

У Похабыча совершенно противоположная презумпция. Причем распространяется она даже не на отдельных лиц, а на целые профессии («все повара воруют», «все писатели не знают жизни»), на целые поколения («вся молодежь распустилась»), на целые армии людей, скажем, носящих узкие брюки («стиляги»).

Но дело тут не в одном оскорблении достоинства. Тут надо говорить о растлении душ. Потому что Похабыч — директор, подмигивающий начальнику техснаба (мол, достань мне трубы из-под земли, извернись как-нибудь, знаем мы вашего брата), легализует жульничество. Потому что Похабыч из райисполкома, подписывающий постановление о ловле всех мужчин, прогуливающихся по курортной набережной в шортах, узаконивает ханжество. Потому что калечит детское сердце «культурная дама», говорящая дочери: «Странно, что Катя Попова так скромно одета, ведь у нее мать продавщица, а такие никогда не живут на одну зарплату».

Но дело не в одних душах. Ущерб, нанесенный Похабычами, можно выразить в рублях — тысячах и миллионах. Вот приходит в главк начальник строительства и просит, скажем, сорок шесть бульдозеров. У него есть совершенно точный расчет, он отвечает за подписанный им заказ. А ему говорят, не глядя в эти бумаги: «Обойдешься двадцатью, ишь запросил, знаем мы вашего брата».

Еще раз или два обжегшись, умудренный опытом начальник стройки уже запросит в подобном случае девяносто бульдозеров. И тогда после той же фразы «Ишь запросил» получит именно сорок шесть, то, что требовалось. Это становится правилом игры, вырабатывается некий поправочный коэффициент на вранье, люди привыкают к вспучиванию заявок, ко всяческой техбрехне. Они оказываются просто вынужденными к ней. Для пользы дела.

Снова она — цепная реакция. Многие люди, в том числе и как будто порядочные, проектируя завод, примеряя брюки, определяя годовую смету, составляя программу вечера самодеятельности, уже невольно принимают в расчет Похабыча. Что скажет он? Какие внесет поправки? К чему придерется?

И заранее принимают меры, чтоб его ублаготворить. А то не расхлебаешь…

Но это большая ошибка. С похабычами биться надо. Вернее, их надо бить…

Война старику Похабычу! Нельзя больше давать ему жить, дышать, действовать. Он убежден, что весь мир состоит из таких же навозных душ и прохвостов, как он сам. Разубедим его в этом. Нет, голубчик, ты не знаешь нашего брата. Ты знаешь себя. Но и мы тебя знаем.

1963

Просматривая почту «Комсомолки», я случайно натолкнулся на это письмо. И забрал его с собой, просто боялся, что оно попадет к кому-нибудь другому. Боялся, что этот другой (очевидно, прекрасный человек: редакция, конечно, знает, кому передавать письма) может просто думать иначе, чем я, может ответить как-нибудь решительно и определенно. А мне кажется, что тут как раз тот случай, когда вы так заочно по письму, подписанному просто «С приветом А.», нельзя, никак нельзя отвечать решительно: «да» или «нет». Судите сами, вот это письмо:

«Дорогая редакция!

Прочитала заметку в газете «Комсомольская правда» за 9 июля 1964 г. «„Поэзия“ и „проза“ семейной жизни». И мне тоже хочется написать несколько строк в газету. Может быть, и не стоило бы мне писать. Это не так уж важно. Мне хочется рассказать, как я была „подготовлена“ к семейной жизни. Какое представление было о любви. Четвертый год я замужем. У нас есть ребенок. Когда я выходила замуж, мне не было и 18 лет. В то время о любви у меня не было никакого представления. Вы, конечно, спросите: как же ты вышла замуж, не имея представления о любви? Я сама не могу до сих пор понять, как же я вышла замуж. Немного напишу, как я жила до замужества. С детства у меня нет родителей. Воспитывалась я у тетки, брата, сестры. Кому была нужнее, у того и жила. Короче говоря, ходила от одного к другому. С утра ходила в школу, потом нянчила детей. Уроки готовила ночью. Хорошо относилась ко мне только сестра. Сестра не могла меня содержать, ее муж не хотел иметь в доме дармоедку. Когда мне исполнилось 14 лет, меня взяла в город одна семья (до этого я жила в деревне). У них я должна была нянчить детей, убирать по дому. Днем ходила в школу, уроки готовить было некогда. Часто пропускала уроки. Кое-как проучилась до 8-го кл., в 9-й кл. идти не смогла. Ведь их дети росли. С ними надо было гулять. Когда я получила паспорт, пошла работать. Приняли меня на половину ставки (250 руб. старыми деньгами). После работы продолжала возиться с детьми. За это они не брали с меня за квартиру. Надо сказать то, что мои хозяева жили очень недружно. Часто ссорились, дрались. Мне приходилось забирать детей и идти ночевать к соседям. Несмотря на то, что мне было 18 лет (вернее, шел 18-й год), я не знала, что такое дружба с парнем, не говоря уже о любви. Когда мои хозяева устраивали вечеринки, к ним приходили друзья. Они мне бросали разные комплименты: „Смазливая девчонка, красивые глаза“, „За такую можно пойти в огонь и воду“. Приглашали в кино, на танцы. Хозяйка их обрывала: „Она не для вас“. Я и сама понимала, что я не для них. В их глазах я выглядела просто симпатичной девчонкой, но не человеком. Как я ненавидела всех! В школе, когда я бросила 9-й кл., даже не поинтересовались, почему я бросила. А училась я хорошо. Была только одна тройка по русскому письменному. Однажды мой хозяин привел в дом молодого парня, своего знакомого. Познакомил меня с ним, отрекомендовал как хорошего честного парня. Он стал заходить к нам каждый день. Потом предложил выйти замуж. Остальное довершила хозяйка. Симпатичный парень, честный, хороший, с образованием, что тебе еще надо, он тебя не обидит. Состоялась свадьба. У меня нет и не было никаких к нему чувств. До сих пор не могу простить, зачем я вышла замуж. Он действительно хороший, добрый муж. Он меня не обижал и не обижает. Через некоторое время у нас появился ребенок. Он радовался, а я — нет. И вот, как обычно говорят, в один прекрасный день я увидела другого парня. Он мой ровесник и тоже женат. С этого дня все, чем я жила раньше, перевернулось вверх дном. Идет второй год, как я увидела этого парня (зовут его С. Г.). С тех пор я не могу его забыть. Всегда думаю о нем. Хочется его видеть, слышать его голос. Теперь не знаю, как мне быть? Я работаю, учусь в школе рабочей молодежи, ребенок. Свободного времени в обрез. А вот С. я не могу забыть. Где бы я ни была: в школе, на работе — в мыслях он всегда со мной. Мне кажется, что я его знаю давно-давно. Он для меня самый-самый дорогой человек на свете. Если у него какие-то неприятности, то я волнуюсь за него. Что это такое? Можно ли назвать это любовью? Такое со мной впервые в жизни. Мне хорошо оттого, что он где-то рядом, что он вообще существует. Когда я его вижу, я всегда почему-то улыбаюсь. После того, как я увидела С., я узнала, что такое настоящая радость. Я радуюсь каждой нечаянной встрече. Если я его не вижу день-два, хожу как будто что-то потеряла. С ним у нас не было и нет никаких встреч. Недавно он узнал, что я к нему неравнодушна. Я ему сама сказала об этом. Как только у меня хватило смелости ему сказать — не знаю. С. молчит, ведет себя так, как будто ничего не произошло.

Дорогая редакция, что мне делать? Посоветуйте. Мне ничего не делал плохого муж. Нельзя, конечно, разрушать семью. Но что делать, я не знаю. Я чувствую виноватой себя перед мужем. Жить так тоже невозможно. Скажите, проходит ли такое чувство? На работе я немного забываюсь, но как только пойду домой, в душе какая-то пустота, полное безразличие. Хотела написать совсем немного, а вышло наоборот.

Я очень вас прошу, посоветуйте, что делать. Как другие поступили бы в таком случае?

С приветом к вам А.»

Тут, по-моему, такой случай, что ответить определенно нельзя, неправильно, невозможно…

То есть, вообще-то говоря, ответить можно, и даже легко, и даже вроде бы правильно будет. Можно, скажем, вполне сердечно написать: «Нет, дорогая А., ты не вправе оставить мужа, хорошего человека, пришедшего тебе на помощь в трудную минуту, лишить своего ребенка отцовской ласки». Можно для убедительности даже привести какие-нибудь поэтические строчки об ответственности человека, строящего советскую семью. Скажем, вот такие: «Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне».