Хуан Гойтисоло - Особые приметы

говорил ты себе

была или не была их жизнь

скоротечным невнятным блеклым бессмысленным сном как утверждали ваши великие поэты

Неспешно ты продолжал свой путь

бомбарды кулеврины лафеты орудийные стволы некогда в отдаленные забытые времена они бдительно охраняли спокойную жизнь испанцев твоей избранной касты

теперь их взяли под обстрел доморощенные фотографы

и они стали всего-навсего фоном для групповых фотографий для сценок семейного счастья он и она в обнимку сплетенные руки многозначительные взгляды улыбки

в самой крепости откуда открывается вид на город автомобильная стоянка была забита машинами с иностранными номерами а так как машины все подъезжали и подъезжали новоприбывшим приходилось огибать грозные стены крепости пересекать мост уже в обратном направлении и отыскивать свободное местечко где-нибудь снаружи на стоянке автобусов

неподалеку от подзорных труб торчали двое жандармов в парадной форме и наблюдали за публикой отупело и раболепно словно бедные родственники нежданно-негаданно попавшие на семейный совет знатных богачей

ты прошел на боковую террасу следом за группой немецких туристов не перестававших восторгаться видом на море и восхищаться изящным строем маневрирующих парусников авиаматками 6-го американского флота и стремительным полетом крошечных издали чаек

за крепостью тянулись парки со всем чему положено быть в парках деревьями кустарниками цветниками скамейками урнами для мусора

одним взглядом ты окинул тщательно расчищенные дорожки газоны зенитные снаряды давно уже никому не страшные трогательные наивно декоративные

через потайную дверь в передней стене крепости ты проник в коридор освещенный скрытыми от глаз источниками света и попал во двор когда-то служивший плацем цитадели

выложенная брусчаткой земля строгие каменные арки четырехугольной круговой галереи по углам зелень плюща вазоны и чаши с цветами и даже каменный колодец с блоком закрепленным на чугунной скобе

в центре

посреди квадратного газона по углам которого лежали четыре камня

на простом пьедестале возвышалась бронзовая конная статуя воина

дань города

так сообщала надпись на пьедестале

своему Освободителю Каудильо

ты попытался найти убежище в тени аркад

туристы компактными пачками направлялись к Военному музею фотографировали конную статую толпились у входа в киоски с сувенирами выбирали на вертушках почтовые открытки заходили в залы Геральдики Старинного оружия Военного быта осматривали коллекции оловянных солдатиков

ВХОД СВОБОДНЫЙ

ENTRÉE LIBRE

FREE ENTRANCE

EINTRITT FREI

внезапно твое внимание привлекла афиша о бое быков

СУВЕНИР          СУВЕНИР

ИЗ ИСПАНИИ        ИЗ ИСПАНИИ

Арена для боя быков «Монументаль»

Грандиозная коррида

6 прекрасных быков 6 подтвердят славу

зелено-розовой кокарды

стад

дона Балтасара Ибана де Мадрид

Выступят

великие матадоры

ЛУИС МИГЕЛЬ ДОМИНГИН

ICI VOTRE NOM — HERE, YOUR NAME — HIER, IHRE NAMEN[191]АНТОНИО ОРДОНЬЕС

каждый со своей квадрильей

музыкальное сопровождение

оркестр

«Ла популар Сансенсе»

ты прошел мимо

перед двумя большими в человеческий рост фотографиями толпились любопытные

на одной был запечатлен бандерильер (без головы) мастерски вонзающий бандерильи в загривок быка

на другой обольстительная хитана (тоже безголовая) обмахивалась веером на фоне макета Хиральды (необычайно колоритное изображение)

микроскопического роста человечек типичный образчик испанца из засушливых степных районов объяснял на диком эсперанто собственного изобретения что фотографии эти посредством нехитрой уловки позволяют желающим дамам и господам messieurs et dames ladies and gentlemen по возвращении домой в свои страны leurs pays d’origine your native countries приятно поразить друзей и знакомых представ перед ними в образе тореро или хитаны toreadores et gitanes matadors and gypsies и тем самым подтвердить какие необыкновенные приключения из испанской жизни aventures espagnoles Spanish adventures выпали лично на их долю

ФОТОГРАФИИ ИЗГОТОВЛЯЮТСЯ В ТЕЧЕНИЕ 20 МИНУТ

VOTRE PHOTO EN 20 MINUTES

YOUR PICTURE 20 MINUTES

IHR FOTO IN 20 MINUTEN

(сегодня тебе стало не по себе когда в одной утренней газете ты прочел сообщение, что некий студент философского факультета оплачивал свои занятия в Мадридском университете фотографируясь в костюме тореро с богатыми туристками какого-то ночного бара на Пальма-де-Майорка)

какую систему философских взглядов

спрашивал ты себя

выработает этот ваш гениальный Эразм Аточский[192]

ты поднялся по лестнице на верхние террасы крепости здесь было голо и пусто

по углам торчали брошенные будки часовых казалось какой-то гигант убирая с доски шахматы по рассеянности забыл смахнуть в ящик четыре туры

с тех пор как крепость перестала служить военно-каторжной тюрьмой ее камни изъеденные эрозией ее брусчатка ее покинутые наблюдательные вышки доживали свой век в бессильном и тоскливом покое

толпа туристов в соломенных шляпах и темных очках растекалась щелкая фотоаппаратами по залитой солнцем пустынности замка а ты опустился в углу террасы на парапет и стал следить за полетом птиц всегда поражавшим тебя своей невероятностью ты смотрел на раскаленный жаром двор крепости на эту несокрушимую гнетущую массу камня на выгоревшее от зноя голубое небо с его фанатическим солнцем готовым сжечь в своем рвении все что попадается ему на глаза

ослепительный свет заброшенность опустелость безмолвие смерть

гладко отшлифованный камень предательски маскировал границы тюрьмы мягко скрадывая вековую функцию древней крепости-замка

все что могло бы о ней напомнить было тщательно удалено

приветливо глядели помолодевшие фасады чистые как совесть облегченная всепрощением и забывчивостью Истории

отраженные камнем солнечные лучи резали глаза и ты прикрыл веки

И однако

на этих вот самых раскаленных солнцем камнях под бесконечно высоким небом где проносятся в невероятном своем полете птицы

при вот таком же безудержном свете дня

вооруженные люди

на протяжении целых двадцати пяти лет превозносимых как «Мирное Двадцатипятилетие» восхваляемое и признанное ныне всеми беспристрастными людьми

истязали своих беззащитных соотечественников избивали их дубинками стеками кнутами прикладами ремнями топтали сапогами расстреливали

только за то (и это было единственное преступление истязуемых) что они с оружием в руках встали на защиту своего законного правительства сдержали клятву верности Республике провозгласили право людей на справедливость и достойную жизнь верили в неотъемлемость свободы личности и это слово СВОБОДА писали на стенах оградах тротуарах зданиях

узники крепостных казематов сотни и тысячи раз пересчитали в этом дворе колонны аркад знали точно сколько плиток брусчатки у них под ногами измерили мысленно каждый сантиметр стен каменного мешка в который были заключены

играли жалким тряпичным мячом глядели украдкой в безмерное синее небо следили за царственным свободным полетом птиц

бились головой о стены

харкали кровью

бегали по команде пока не перехватит дыхание прислушивались к тишине готовые вскочить по первому сигналу рожка стояли в очереди перед грязным котлом с похлебкой возвращались строем после мессы оборванные в комбинезонах давно превратившихся в отрепья

спали в темных сырых казематах дрожали в зимние ночи от холода мечтали о недоступных прекрасных женщинах дожидались мрачного грохота сапог возвещающего о смене ночного караула

опускались на колени при вознесении святых даров в час воскресной мессы мастурбировали на своих дырявых свалявшихся вонючих матрасах вскрывали себе вены в приступе внезапного отчаяния или в припадке безумия

выслушивали смертные приговоры

смотрели в последний раз на небо на облака на птиц на все что так или иначе представляло для них жизнь

проводили горячечную полубессонную ночь накануне казни писали последнее письмо матери жене невесте детям съедали последнюю в жизни тарелку чечевицы пили жадно последнюю чашку кофе и шли к стене охраняемые плотно зажатые со всех сторон поддерживаемые подталкиваемые своими палачами

смотрели бестрепетно в дула винтовок плакали умоляя разрешить им самим подать солдатам команду «пли» молили о пощаде примирялись с богом отвергали услуги священника кричали смеялись мочились от страха

падали подкошенные пулями

испускали последний вздох

Ты снова открыл глаза не смея прекословить всевластию летнего солнца