Константин Семёнов - Грозненские миражи

«Кулёк!» — выбрал Павлик и крикнул:

— Эй! Собарде![6]

Парень оглянулся. Валька, пользуясь моментом, попытался ударить его сзади, но получил удар прямо в разбитый нос и сел на грязный асфальт.

— Ну? — повернулся парень. Соперник не казался ему серьёзным: худой, длинный. — Иди!

Пашка шагнул. Голова заметно кружилась — чёртов портвейн. Как же не вовремя!

Противник оказался достойным: умело уклонялся, сам переходил в атаку, а голова плыла всё сильней и сильней. К тому, же совсем некстати пришёл в себя третий «дружинник». И хотя он, тяжело дыша, пока ничего не предпринимал, краем глаза приходилось следить и за ним.

Помог Кулёк.

Всё произошло очень быстро. Валька поднялся, мотая головой; чеченец на мгновение отвлёкся, и Пашка, вложив в удар все оставшиеся силы, чётко как на тренировке, достал его кроссом в челюсть. Парень упал как подкошенный, Пашка по инерции сделал полшага вперёд, услышал крик, оглянулся, и в боку резко кольнуло.

— Сзади! — кричал Витька. — Нож!

Но уже было поздно. Деревья опять закачались, наклонилась, словно падая, горящая красным реклама.

Упасть он не успел: кто-то подхватил под руки, вроде бы, Витька. Опять зашумело в голове, звуки стали тягучие, словно издалека, из-за стенки.

— Тапа! — это точно Муха.

— Пашка! — это, наверное, Кулёк.

— Что? — а это ещё кто? Русик? — Кто?!

— Ножом! — опять Муха. — Ваши! Суки!

— Заткнись! — это, конечно, Валька. — «Скорую»! Русик, оставь их… потом! Помоги! Сколько крови!..

Доктор вышел довольно скоро. Снял маску, сунул в рот сигарету и успокаивающе сказал:

— Не волнуйтесь, рана не опасная — в рубашке родился. Но крови потеряно много, кровь редкая. Первая группа, резус отрицательный, у нас такой нет, — с надеждой обвёл родителей усталым взглядом.

Пашкин отец обнял заплаканную мать за плечи, встал.

— Хорошо, — сказал врач, — но этого мало.

— У меня! — вскочил Витька. — У меня первая отрицательная! У нас с Пашкой одинаковая группа, нам вместе анализ делали, правда! Тогда даже сестра удивилась, правда! Можете провери…

— Хорошо! — тихо сказал врач, и Витька замолчал. — Пойдёмте.

— Тётя Валя, — сказал Валька, когда за ними закрылась дверь. — Вы не беспокойтесь, тётя Валя! Завтра здесь будут все, у кого такая группа крови. Я вам обещаю! Русик, скажи!

— А? — поднял голову Руслан. — Я их найду, клянусь!

Ногу обожгло болью, Павел вскрикнул и вскочил. За окном сверкала ночная реклама, на кухне тихо гудела вытяжка, всасывая сигаретный дым, за стеной опять работала дрель.

А боль? Нет, это был не нож — просто упал на ногу горячий пепел.

Павел встал, затушил сигарету, выключил вытяжку и пошёл в комнату. Аня сразу оторвалась от компьютера, словно ждала. Синие, такие же, как и тридцать пять лет назад, глаза смотрели настороженно.

— Аня, — сказал Павел. — Я тут подумал… Может, ты ей ответишь? Сама. А там посмотрим.

Настороженность сменилась удивлением, удивление — неуверенной радостью. Глаза сделались широкими-широкими, уголки подозрительно повлажнели.

— Хорошо, Павлик, — сказала Анна и стремительно отвернулась к монитору.

Кулеев сдался через полчаса и еле подавил раздражение. Впрочем, этого следовало ожидать: найти что-нибудь в громадной квартире самостоятельно он не мог уже давно. Тем более, какую-то там коробку.

Пришлось обращаться к жене. Ольга удивлённо подняла выщипанные брови, но ответила и даже не стала ничего выяснять. Обиделась. Ничего страшного — не первый раз.

Удивительно, что она её вообще не выбросила. А что — потом можно было сказать, что потерялась при переезде. А может, так было бы лучше?..

Валентин сдул с коробки пыль, осторожно открыл.

Книжка здорово истрепалась и при прикосновении развалилась на две половинки. Обложка порвалась, края обвисли бахромой, и не бежал уже холодок по хребту при взгляде на звездолёт. Да и сам звездолёт был теперь еле виден. Но стоило только провести рукой по этой выцветшей, давно не гладкой обложке — и в голове что-то смутно забрезжило. Показалось, что исчезли стены и потолок, а мир распахнулся в сияющую, манящую миллиардами звёзд бездну.

Ненадолго.

Мираж прошел, и на руке опять лежала старая истрёпанная книжка с еле различимым названием: «А. Кларк. Космическая Одиссея 2001 года». Как же тогда был рад Тапик, как же благодарил! А потом книжка пошла по рукам: кто её только не читал. И вот конец — пятнадцать лет в коробке. Или больше?..

Валентин осторожно положил книжку на стол и вытащил из коробки полиэтиленовый пакет с фотографиями. Пакет рассохся, карточки встали поперёк и никак не желали вылезать. Кулеев дёрнул сильней, пакет порвался, и фотографии чёрно-белым водопадом хлынули на пол. Последняя, планируя, как бабочка, упала прямо на ногу. Валентин наклонился, протянул руку — и так и застыл.

С мутноватой, немного пожелтевшей поверхности ему улыбались трое: два парня со старомодными длинными причёсками и девушка. Весёлые, беззаботные, молодые.

Павлик, Валя, Аня.

И каждый смотрел ему прямо в глаза.

Двойной «Икарус» проехал мимо Совета Министров, притормозил, раздражённо выпустил чёрный выхлоп и начал поворот налево. Остальной транспорт привычно ждал.

Наконец, автобусная кишка развернулась, проползла метров двадцать мимо Минфина и снова начала поворачивать. Теперь уже направо — к мосту.

— Чёрти что! — сказал Павлик. — Когда только новый мост строить начнут?

Валя проводил взглядом поползший к мосту автобус и снова отвернулся к Сунже. Противоположный берег уже был совсем зелёным: бурно разросшиеся деревья и кусты полностью скрывали набережную «музыкального» сквера. Валька поискал глазами айлант и удивился, как здорово тот прибавил за год. Скоро, пожалуй, и тутовник догонит.

— Скоро тут вообще проехать будет нельзя, одна сплошная пробка. А выхлопы? Не пойму, как они терпят — всё-таки Совмин. А всего-то и надо, мост…

— Ты мне про городской план хочешь рассказать? — тихо сказал Валька, и Павлик сразу замолчал. — Больше нечего? Только не делай вид, что не понимаешь.

Пашка вздохнул, зачем-то посмотрел на небо, проводил взглядом плывущие в сторону Трека облака, снова вздохнул и пожал плечами. Нагнулся, подобрал валяющуюся у скамейки ветку и стал что-то чертить на мокром асфальте. Ничего говорить он, похоже, не собирался.

— Тапик, — так же тихо сказал Валя, следя за веткой, — ты понимаешь, что друзья так не делают?

— Почему? — тут же спросил Павлик и нарисовал заострённый книзу овал.

— Потому! Потому что друзья.

— Ну и что? — сверху овала добавилось несколько волнистых линий.

— Ты выделываешься или, правда, не понимаешь? Объяснить?

Ветка замерла, будто раздумывая, и добавила ещё волнистых линий. Потом резко отскочила и провела от низа овала две лёгкие вертикальные черты.

— Объясни.

— Тапа… — опять понизил голос Валька. — Пашка, сколько раз я тебя с девушками знакомил? Ты ж сам ни разу, только я….Так?

Павлик кивнул и нарисовал внутри овала вертикальную чёрточку.

— А ты? А ты с ходу всех отвергал. Не нравились, видите ли, ни одна не нравилась. Ну ладно, ты ж у нас эстет! Хотя я, честно, не понимаю, как это может быть, чтоб ни одна. Не под венец же, в самом деле. Нет бы оттянуться — я же вижу, как на тебя смотрят! В конце концов, это для организма вредно, ты ж, небось, до сих пор…

Пашка приподнял голову, глянул снисходительно-весёлым взглядом — Валька сразу осёкся — и снова вернулся к прерванному занятию. Внутри овала появилась горизонтальная чёрточка.

Валя помолчал, пытаясь понять, почему это ему стало неудобно, а не этому ненормальному, не понял и, наконец, разозлился.

— Ладно, это твоё дело! Не хочешь, не надо — говорят, бывают и такие придурки! И нечего на меня смотреть — я тебя не боюсь!

Павлик снова пожал плечами и поднял веточку, словно примериваясь к последнему штриху.

— Да, не боюсь! — почти прокричал Валька и внезапно успокоился. — Вот уж не думал, что мы из-за баб будем ссориться. Как быдло в стаде! Вон их сколько, только скажи…

— Ты её любишь? — спросил Павлик опуская ветку.

— Что?!

— Любишь?

— Тапик! Ты совсем ненормальный, да?

Павлик молча застыл с веточкой наперевес.

— Ты так ничего и не понял, Пашка! При чём тут это? Это моя девушка, пойми! Я её нашёл, полгода на неё потратил! А ты влез со своими вздохами. Отвали, Тапик!

— Так просто? — по-прежнему смотря вниз, спросил Павлик. — А её мнение тебя не интересует? Она что — вещь?

Валька посмотрел на него, как на инопланетянина и бессильно откинулся на спинку лавочки.

— Нет, Павлик, — сказал он мягко, как говорят с детьми, — она не вещь, она — женщина. А женщина достаётся тому, кто её сильней добивается. Кто сильней, кто настойчивее и увереннее — того она и будет любить, причём добровольно. Сама! Так природа устроила, а остальное — это всё слова. Тапа, всё равно у тебя нет шансов, ты же знаешь! Уйди!