Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в постель на год

– Что за паноптикум человеческих несчастий, – прокомментировала Ева. – Надеюсь, этот чертов пес благодарен провидению.

– Наверное, они согрешили.

– Думаешь, Бог их за что-то покарал?

Защищаясь, Руби сказала:

– Я знаю, что ты не веришь в Бога, Ева. Но я верю и думаю, что все эти люди каким-то образом его обидели.

– Ты веришь в того самого старомодного Бога, мама? – спросила Ева. – С длинной белой бородой и штаб-квартирой над облаками? Который все знает и все видит? А прямо сейчас он смотрит на тебя с небес, мама?

– Слушай, я не собираюсь по новой начинать наш спор о Боге, – перебила Руби. – Я лишь знаю, что он за мной присматривает, и если я сойду с праведного пути, то он меня накажет.

– Но он же не уберег тебя от потери сумочки, билетов и паспорта в аэропорту Ист-Мидлендс? – вкрадчиво спросила Ева.

– Он не может быть везде одновременно, а в пик сезона, должно быть, и вовсе замотался, – парировала Руби.

– И он не воспрепятствовал появлению у тебя онкогенной меланомы?

– Нет, не воспрепятствовал, но она же не убила меня, верно? – горячо отозвалась Руби. – А шрама почти не видно.

– Ты можешь представить мир без Бога, мама?

На секунду Руби задумалась:

– Тогда мы все разом вцепились бы друг другу в глотки, разве не так? А под его присмотром мы мирно сосуществуем.

– Ты думаешь только об Англии, – возразила Ева. – А что насчет остального мира?

– Ну, они же в основном язычники, да? У них свои, неправильные, верования.

– Так почему же Бог спас собаку и утопил женщину? Может, он больше любит собак? – Ева ухватилась за возможность сострить и спросила у матери, какую, по ее мнению, породу Бог избрал бы для содержания в Царствии небесном.

– Не представляю себе Господа с одной из этих задиристых корги, как у королевы. И с мелкой шавкой, которую можно таскать в сумочке, тоже его не вижу. Думаю, Бог выбрал бы нормальную собаку, вроде золотистого ретривера.

– Да, я прямо-таки вижу Бога с золотистым ретривером у престола. Пес рычит и тянет хозяина за подол белой мантии, требуя прогулки, – усмехнулась Ева.

– Знаешь, милая, иногда мне не терпится попасть в рай, – мечтательно сказала Руби. – Я устала от жизни земной – уж слишком она усложнилась.

– Но та женщина, которая утонула… Готова поспорить, она не устала от жизни земной, – заметила Ева. – Спорим, когда вода сомкнулась над ее головой, она боролась за жизнь изо всех сил. Итак, почему же твой Бог предпочел ей собаку?

– Не знаю. Наверное, она чем-то прогневила его.

– Прогневила? – засмеялась Ева.

– Да, Господь гневлив, и мне это нравится, – кивнула Руби. – Это ограждает рай от всякого отребья.

– Отребья вроде прокаженных, проституток и нищих? – подколола Ева.

– Не приплетай Иисуса, – поправила Руби. – Это совсем другой коленкор.

Ева отвернулась от матери, голос ее звенел:

– А твой Бог смотрел, как его единственный сын умирает в мучениях на кресте, и пальцем не шевельнул, когда тот кричал: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» – Ей не хотелось плакать, но сдержать слезы не получилось.

В восьмилетнем возрасте она упала в обморок на школьном собрании, когда директриса в подробностях описывала процесс распятия.

Руби собрала свои вещи, надела пальто и шляпу, обернула вокруг шеи ярко-розовый шарф и сказала:

– Должно быть, Иисус как-то согрешил. А если ты не веришь в Бога, Ева, то почему так разволновалась?

Ева успокоилась достаточно, чтобы суметь объяснить:

– Все дело в жестокости. Когда Иисус крикнул: «Жажду!», ему поднесли уксус.

– Я иду домой в свою постель, – подытожила Руби.

Ее дом располагался на углу. Парадная дверь выходила на тихую улочку. Руби жила всего в километре с небольшим от Евы, но дорога к дочери казалась ей ужасно далеким путешествием. По пути ей несколько раз приходилось останавливаться из-за боли в бедре и на что-нибудь опираться.

Бобби, ее лощеный черный кот, уже поджидал хозяйку. Пока Руби отпирала замок, он терся об ее ноги и громко мурлыкал, и Руби подумала, что так питомец выражает свою радость по поводу ее возвращения.

Когда оба зашли в безупречно чистую гостиную, Руби сказала Бобби:

– Хотелось бы мне быть тобой, Боббикинс. Не знаю, как долго я смогу присматривать за нашей девочкой.

Руби положила три таблетки трамадола на язык и запила их глотком финиковой настойки. Зашла в кухню, взяла две чашки с узором из плакучих ив, потом опомнилась и вернула одну чашку на место. Пока чайник закипал, она просмотрела свой настенный календарь с изображением Ангела Севера. Рядом с ним висел перечень христианских праздников годового круга, написанный черной ручкой: «Святки, Рождество, Крещение, Покаянный вторник, Великий пост, Страстная неделя, Чистый четверг, Страстная пятница, Пасха, Троица, Успение Богородицы, День всех святых».

Руби проговорила список вслух, будто литанию. Эти дни были вехами ее жизни. И она пожалела Еву.

Ведь без праздников-указателей непонятно, как жить.

Позже тем вечером, посмотрев по телевизору два комедийных шоу и ни разу не усмехнувшись, Ева поднялась и нехотя поплелась в ванную. Ставить ноги на пол казалось ей неправильным, словно ковер превратился в лагуну, кишащую пираньями, готовыми обглодать ее пальцы.

Увидев жену выходящей из ванной в белом полотенце, Брайан сказал:

– А, Ева, чертовски рад, что ты встала. Не могу открыть дверцу стиральной машины.

Ева присела на кровать и проинструктировала:

– Надо дважды сильно ударить по защелке ребром ладони, словно ты профессиональный убийца.

Брайан расстроился, когда жена переоделась в розовую льняную пижаму и залезла обратно в постель.

– Стиральная машина, – напомнил он.

– Яремная вена, – парировала Ева и два раза рубанула воздух правой ладонью.

– Еда закончилась, – посетовал Брайан.

– Еда продается в «Сэйнсбери», – откликнулась Ева. – А когда пойдешь туда…

– Пойду? Я? – перебил муж.

– Да, – кивнула Ева. – Когда ты пойдешь в «Сэйнсбери». Купи, пожалуйста, большую воронку, двухлитровую пластиковую бутылку и коробку больших пакетов для заморозки. И теперь собирай, пожалуйста, целлофановые пакеты из супермаркета для меня, ладно? Мне все это понадобится, чтобы избавляться от отходов.

– Каких еще отходов?

– Отходов жизнедеятельности моего организма.

Брайан потрясенно воскликнул:

– Да вот же в двух шагах гребаный совмещенный санузел!

Ева повернулась на бок лицом к мужу:

– Я не в состоянии пройти эти несколько шагов до туалета, Бри. Надеюсь, ты не откажешь мне  в помощи.

– Ты омерзительна! – воскликнул он. – Я не стану сливать твою мочу и выкидывать дерьмо!

– Но я больше не могу вставать с кровати, Брайан. Не могу преодолеть даже это маленькое расстояние до ванной. И что прикажешь делать?

Когда муж ушел, Ева еще какое-то время слушала, как он ругается и колотит по стиральной машине. Она задумалась обо всех заботах, связанных с кишечником и мочевым пузырем, гадая, почему в ходе эволюции не возникло чего-то более удобного для избавления от отходов жизнедеятельности.

Она долго над этим размышляла и наконец придумала самую эффективную схему.

Нужно перестроить организм на безотходную технологию. Ева прикинула, что это вполне осуществимо, найдись где-нибудь в пищеварительной системе лишний орган. Вот, к примеру, аппендикс – тянет соки и ничего не делает. Он абсолютно бесполезен, так как люди больше не едят веточки и коренья. Брайан упоминал, что перед первым полетом космонавтам обычно удаляют аппендикс. А вдруг его можно заставить всасывать каждую капельку мочи и каждую крошку фекалий?

Ева не полностью представляла конструкцию переделанного организма, но дополнительный усовершенствованный орган предназначался бы для внутреннего сжигания отходов, пока не будет усвоена вся пища и жидкость. Возможно, образуется немного газов, но они смогут выходить через анус и поглощаться угольным фильтром, закрепленным в трусах с помощью липучки. Потребуется улучшить одну-две детали природной концепции, но разве британские ученые не впереди планеты всей в области биотехнологий? Вот было бы чудесно, избавься человеческая раса от бремени испражнений.

«А пока что, – думала Ева, – мне придется избавляться от собственных отходов очень неэстетичным способом. Как приловчиться приседать над воронкой, не ставя ноги на пол? Неизбежно сколько-то будет проливаться на кровать, а чтобы покакать в пакет для заморозки, понадобится еще более замысловатая гимнастика. Даже если удастся привыкнуть постоянно лежать рядом с собственными выделениями, все равно нужен человек, который регулярно выносил бы бутылку и пакеты из комнаты. Кто достаточно любит меня, чтобы на это согласиться?»