Кристофер Мур - Ящер страсти из бухты грусти

Тео выдавил улыбку:

– Наверное, теперь придется к тебе ходить за сыром бри и каберне. Кто-нибудь пострадал?

Тео колбасило. Он надеялся, что Роберту в отсветах пожара и вращающихся мигалок этого не видно. “Трусишку Пита” он оставил на тумбочке.

– Мы не можем найти водителя бензовоза. Если он сидел внутри, то мы его потеряли. Туда пока не сунешься – слишком жарко. Кабину взрывом отшвырнуло на двести футов вон туда. – Роберт показал горящий кусок металла на краю автостоянки.

– А подземные резервуары? Людей эвакуировать или как?

– Нет, с ними все в норме. У них газовые пробки, кислород туда не попадет, поэтому пожара не будет. Минимаркет просто придется оставить догорать. Там огонь перекинулся на коробки со “Слим-Джимами” [12], а они горят, как солнышко. И близко не подступиться.

Тео прищурился на огонь:

– Я люблю “Слим-Джимы”, – обреченно проговорил он.

Роберт потрепал его по плечу:

– Все образуется. Я специально для тебя закажу, только не говори никому, что мы их держим. И вот еще, Тео, – когда все закончится, зайди ко мне в лавку. Поговорим.

– О чем?

Роберт стянул с головы шлем и пригладил редеющие каштановые волосы.

– Я беспробудно пил десять лет. Потом бросил. Я мог бы тебе помочь.

Тео отвел глаза.

– Со мной все в порядке. Спасибо.

Он показал на выжженную полосу футов десять шириной, начинавшуюся сразу за дорогой и уводившую через кустарник к ручью.

– А что ты по этому поводу скажешь?

– Похоже, кто-то выводил горящую машину из огня.

– Схожу проверю. – Тео взял из “вольво” фонарик и перешел улицу. Трава подгорела, в земле виднелись глубокие рытвины. Еще повезло, что это случилось после сезона дождей. На два бы месяца раньше – и городка бы не осталось.

По следу Тео дошел до ручья, вполне ожидая увидеть на берегу покосившийся обгоревший остов машины, но там ничего не было. След заканчивался у воды. Уровень в ручье был недостаточно высок, чтобы хоть что-нибудь покрыть – тем паче оставившее такой след. Тео обшарил фонариком берег и задержал на единственном глубоком отпечатке в грязи. Он поморгал, потряс головой, чтобы в ней прояснилось, и присмотрелся еще раз. Не может быть.

– Ну что – есть что-нибудь? – По траве к нему шел Роберт.

Тео спрыгнул на берег и ногой быстро заровнял отпечаток.

– Ничего. Должно быть, горящим топливом брызнуло.

– А ты что там делаешь?

– Остатки сгоревшей белочки затаптываю. Наверное, попала в пламя и аж до сюда доскакала. Бедняжка.

– Тебе в самом деле нужно ко мне зайти, Тео.

– Зайду, Роберт. Точно зайду.

Он знал, что следует вернуться под укрытие океана, но жабры ему опалило, а перспектива бултыхаться на мелководье, пока они не заживут, его не привлекала. Если бы он знал, что самка отреагирует так яростно, то спрятал бы жабры в складки чешуи, где им бы ничего не грозило. Он пробирался вдоль ручья, пока не заметил стадо животных, спавших над обрывом. Уроды, бледные и неуклюжие – он чуял, что в каждом обитают паразиты, но сейчас не время для критики. В конце концов, какая-то храбрая тварь первой слопала мастодонта, и кто бы мог подумать, что эти комки шерсти окажутся такими вкусными.

Он мог бы затаиться среди этой низменной стаи, пока не заживут жабры, а потом, быть может, в благодарность обрюхатит одну из здешних самочек. Только не сейчас – сердце его по-прежнему томится по урчащей красавице с серебристыми боками. Раны сердца исцелит только время.

Морской Ящер дополз по склону до прогалины в стаде, поджал ноги, свернул под себя хвост и принял форму животных. Перемена оказалась болезненной и потребовала больше сил, чем обычно, но через несколько минут все было кончено, и он тихонько уснул.

Нет, совсем не этого ей хотелось. Медикаменты она прекратила принимать, поскольку от них начиналась трясучка, а она намеревалась разобраться с голосами, если они снова зазвучат в голове, – но не такое же. На такое она не рассчитывала. Ее подмывало сбегать на кухню и залпом проглотить горсть голубых пилюль (“стелазин” – она называла их “судками рассудка”), чтобы отогнать галлюцинацию, но оторваться от окна не смогла. Все слишком реально – и слишком дико. Действительно ли по ручью ковыляла какая-то обожженная тварь? И если да, то неужели прямо на ее глазах она превратилась в трейлер?

Галлюцинации – один из симптомов шизофрении. У Молли список симптомов имелся. Она стащила “Диагностический и статистический справочник умственных расстройств (ДСС-IV)” – книгу, по которой психиатры обычно ставят диагнозы – со стола Вэлери Риордан. Если верить “ДСС-IV”, нужно всего лишь, чтобы у тебя наблюдалось два симптома из пяти. Галлюцинации – это раз. Ладно, все еще не так плохо. Но мания – это уже вообще ни в какие ворота. Мании у нее не может быть никак, ей просто мерещится. Третьим номером шли расстройства речи или бессвязность изложения. Попробуем:

– Привет, Молли, как делишки?

– Спасибо, не очень. Беспокоюсь вот, не расстроена ли у меня речь.

– Да нет, вроде, говоришь ты нормально, – успокоила себя она, чтобы не показаться невежей.

– Спасибо на добром слове. – Она была искренне благодарна себе. – Со мной, наверное, все в порядке.

– Да у тебя все хорошо. И попка ничего, кстати.

– Спасибо, ты и сама нехило выглядишь.

– Вот видишь – никаких расстройств, – сказала она, еще не сообразив, что разговор окончен.

Четвертым симптомом было в высшей степени беспорядочное поведение или кататония. Она оглядела трейлер. Большинство посуды вымыто, видеокассеты с ее фильмами расставлены в хронологическом порядке, золотая рыбка в аквариуме – по-прежнему мертва. Нет, никакого хаоса здесь нет. Счет 1:3 в пользу здравого рассудка.

Номер пять – негативные симптомы: “маниакально-депрессивная сосредоточенность, потеря речи, безволие”. Ну, если женщине стукнуло сорок, без маниакально-депрессивной сосредоточенности не обойтись никак, но двух остальных пунктов у нее точно нет, не стоит даже смотреть.

Но в справочнике имелось примечание: “Если обман чувств слишком причудлив или галлюцинации сводятся к голосу, постоянно комментирующему поведение или мысли больного, достаточно одного критерия”.

Так, подумала она. Если у меня есть закадровый голос, то я свихнулась. В большинстве фильмов про Кендру закадровый голос был: он связывал воедино сюжет, поскольку действие происходило в разбомбленном будущем, хотя на самом деле фильмы снимались в заброшенном карьере под Барстоу. К тому же, закадровый голос легко дублировать на иностранные языки – не надо на движения губ накладывать. Поэтому теперь просто следует спросить себя: “У тебя есть закадровый голос?”

– Хрен тебе, – ответил закадровый голос.

– Блядь, – сказала Молли.

Стоит успокоиться на простом нервном расстройстве и на тебе – опять психотик. Хотя шизикам не так уж плохо. Если б ее записали в шизофреники десять лет назад, штат ежемесячно выплачивал бы пособие по инвалидности, но теперь все по-другому – Вэл Риордан заверила, что теперь диагноз изменился с “шизофрении: параноидного типа, однократное проявление, с частичной ремиссией и явными негативными симптомами, манией преследования и негативными стрессорами” (Молли нравилось думать, что негативные стрессоры – это такая пикантная подливка) на гораздо более благотворный: “постпатологическое расстройство нервной деятельности шизоидного типа, биполярное” (то есть, никакой подливки вообще). А чтобы попасть в последнюю категорию, нужно иметь на своем счету по крайней мере один случай психоза – а потом набрать пять симптомов из девяти. Это была гораздо более заковыристая и неощутимая форма сдвига по фазе. Любимым симптомом Молли был такой: “Причудливая убежденность или сверхъестественная уверенность, воздействующая на поведение и не согласующаяся с нормами субкультуры”.

– Значит, сверхъестественная убежденность – это если ты веришь, что в другом измерении ты действительно – Кендра, Малютка-Воительница Чужеземья? – произнес закадровый голос.

– Опять этот долбаный голос, – сказала Молли. – Ты ведь сам не уйдешь, правда? Такой симптом мне не нужен.

– Но ведь нельзя в самом деле сказать, что твоя “сверхъестественная уверенность” воздействует на поведение, правда? – спросил закадровый голос. – Поэтому, я думаю, этот симптом не считается.

– Ох, да нет же, черт возьми, – ответила Молли. – Я просто выхожу в два часа ночи репетировать с палашом и жду конца цивилизации, чтобы обрести свою истинную личность.

– Обычная утренняя гимнастика. В наши дни все стараются блюсти форму.

– Чтобы крошить в капусту злобных мутантов, да?

– Еще бы. “Наутилус” даже такую машинку делает. “Покоритель Мутантов 5000”.

– Это все фигня.

– Извини. Я тогда лучше заткнусь.

– Была бы тебе признательна. Мне симптом “голосов” без надобности.