Моррис Глейцман - Болтушка

Я еще продержалась, пока Амандины родители погасили свет и закрыли за собой дверь, а потом что-то вырвалось из самого нутра и слезы так и хлынули.

Я не хотела, не хотела плакать, тем более в чужом доме, но ничего не могла поделать.

Я уткнулась лицом в подушку и рыдала так, что казалось, никогда не смогу перестать.

Но тут кто-то залез ко мне под одеяло.

Аманда.

Она обняла меня и стала гладить по волосам, а я плакала и чувствовала себя никакой не подшефной, а просто подругой.

Удивительно, насколько лучше себя чувствуешь, когда выплачешься и выспишься.

Если бы люди почаще прибегали к этому простому средству, половине из них наверняка бы не понадобился аспирин, и лекарства от язвы желудка, и крепкие напитки.

Онемение мое прошло, тошнота тоже.

Мне просто грустно.

Но жизнь продолжается.

Так мне сказала одна учительница в старой школе, когда умерла Эрин. Человеческий организм, сказала она, способен переварить любое количество грусти, только нужно заниматься делом. Она, между прочим, училась в медицинском, так что ей виднее.

Вот я и занимаюсь делом.

Во-первых, разговариваю в уме.

Во-вторых, жарю яблочные пончики на завтрак для мистера и миссис Косгроув, Аманды и Уэйна.

В-третьих, стараюсь при этом производить как можно меньше шума, потому что сейчас только пять тридцать утра и я не хочу, чтобы все проснулись, пока завтрак не готов.

В-четвертых, я думаю.

Я думаю о том, что мне очень грустно, и еще почему-то чувствую странное облегчение.

Всю жизнь в глубине души я боялась, что папа меня бросит.

Теперь это случилось, и можно больше не бояться.

В общем-то, я его понимаю.

Надо же ему пожить и для себя.

Может, он даже встретит женщину, которая не будет его стыдиться и родит ему другого ребенка, и у него наконец-то появится нормальная говорящая дочь.

И лучше бы я об этом не думала, потому что я опять плачу.

Это утро превратилось бы в сплошной кошмар, если б не Аманда.

Она первая учуяла дым от пончиков, первая примчалась в кухню, где я сидела, уткнувшись лицом в уже промокшее посудное полотенце, и сорвала сковородку с плиты.

Когда же прибежал мистер Косгроув с огнетушителем, она ему спокойно объяснила, что, во-первых, я всегда жарю пончики, когда у меня плохое настроение, а во-вторых, я для него же старалась.

Он, конечно, разорался, но она храбро стояла на своем.

Молодчина, правда?

Потом, когда ее мама довезла нас до школьных ворот и пошла разговаривать с директором, Аманда взяла меня под руку и мы вместе вошли во двор.

До чего же быстро распространяются новости в маленьком городке!

Все ребята на игровой площадке вдруг застыли и уставились на нас.

- Что это с вами? - спросила их Аманда. - Брошенного ребенка никогда не видели?

Не очень-то удачная реплика, но сама я ничего лучше не придумала и была ей благодарна.

Все равно все на нас таращились.

Не таращился только Дэррин Пек.

Он подошел к нам вразвалочку и продемонстрировал стеклянную банку с лягушкой.

Лягушка была на редкость крупная.

И тут я вспомнила.

Стометровка на спор!

- Что-о, уже струсила? - ехидно протянул Дэррин.

Аманда шагнула к нему.

- Она не струсила, просто плохо себя чувствует. Я побегу за нее.

- Проигравший съест вот это. - Дэррин поднял банку повыше.

- Знаю, - храбро сказала Аманда.

Мне хотелось ее обнять, но я не стала, потому что детям вроде Дэррина, растущим без любви и ласки, нормальные проявления человеческих чувств кажутся дикими и смешными.

- Спасибо, - сказала я Аманде, - но я побегу сама.

Она, кажется, поняла.

Не по рукам, так по лицу.

Я повернулась к Дэррину и ткнула в грудь сначала себя, потом его. Он тоже понял.

- На большой перемене, - напомнил он.

Я кивнула.

Лягушка квакнула.

Все утро мисс Даннинг вела себя очень странно.

Она почти не смотрела в мою сторону и ни разу меня не вызвала.

Чтобы показать ей, что мне необходимо заниматься делом, я без спросу вышла к доске и написала на ней ответ на вопрос, над которым задумалась Меган О'Доннел.

Это не помогло. Все утро она не обращала никакого внимания на мою поднятую руку.

Я ничего не понимала.

Аманда, кажется, тоже.

Но потом кое-что прояснилось.

Прозвенел звонок на большую перемену, и мисс Даннинг сказала:

- Ро, зайди, пожалуйста, в учительскую.

В учительской, кроме нас двоих, никого не было: все учителя разбирали шатер на стадионе.

Обычно при таких разговорах учитель стоит или сидит спокойно, а вызванный ученик ерзает и вертится.

Тут все было наоборот.

Я стояла спокойно, а мисс Даннинг нервно перемещалась по комнате.

- Ро, - спросила она наконец, - перед тем, как твой папа исчез, он обо мне что-нибудь говорил?

Я мотнула головой.

Мисс Даннинг еще немного пометалась по учительской. Вид у нее был взволнованный.

«Что случилось?» - написала я в блокноте.

Она прочла мой вопрос и глубоко вздохнула, но ничего не ответила.

«Не бойтесь, - написала я, - я никому не проболтаюсь».

Она прочла и улыбнулась какой-то вымученной улыбкой. И замолчала на целую вечность.

- Ро, - сказала она в конце концов, - твой папа предложил мне с ним встречаться, но я не согласилась.

Я кивнула. А что я вам говорила?

- И вчера, - продолжала мисс Даннинг, - я сказала ему об этом как раз перед той надписью в небе... перед тем, как он пропал.

Вот этого я не знала.

- И я боюсь, - вздохнула мисс Даннинг, - что он уехал из-за меня.

Я тут же накатала ей целое письмо: что это глупости, что уехал он только из-за меня, из-за этой дурацкой надписи, и так далее. Писать об этом было ужасно грустно, и чтобы подбодрить нас обеих, я попросила ее быть судьей на нашем состязании.

Она улыбнулась и кивнула.

Вдоль беговой дорожки выстроилась почти вся школа.

Мисс Даннинг заняла свое место и увидела банку с лягушкой по ту сторону финишной черты.

- А это что? - спросила она.

Вся школа затаила дыхание.

Я тоже.

Если наш забег запретят, Дэррин еще сто лет будет хвастаться, как он бы непременно выиграл, только ему не дали.

- Это, гм... то, на что они поспорили, - скромно пояснила Аманда.

Не девчонка, а будущий премьер-министр!

Мисс Даннинг устало улыбнулась и пожала плечами.

- Могли бы выбрать приз и поинтереснее.

Когда я подходила к старту, сзади подскочила Аманда и сжала мою руку.

- Только в конце не тормози, как тогда со мной, - прошептала она, - наоборот, поднажми еще!

А я и не знала, что она заметила. Говорить я уже не могла, просто кивнула ей и пригнулась на старте рядом с Дэррином.

- Лягушки хороши под сырным соусом, - проблеял он, но ответить я не успела: раздался свисток, и я рванулась вперед.

Старт получился неудачный, я чуть не потеряла равновесие, и Дэррин меня сразу обошел.

Я выровнялась и зачастила изо всех сил, но догнать его не могла.

Пот заливал мне глаза.

Приближалась линия финиша.

И тут я его увидела. Рядом с мисс Даннинг. Яркое пятно, фиолетовое с желтым. Я сразу поняла, что это папа!

Он махал мне руками, точь-в-точь как тогда, на спортивном празднике.

Ноги у меня вдруг стали невесомыми, и я уже не сомневалась, что выиграю.

И пускай папа от восторга перецелует всех учителей, и выбьет у них из рук завтраки, и залезет к ним под мышки, - мне было наплевать!

Пускай сам с ними разбирается.

Я поравнялась с Дэррином.

Прямо на меня неслась финишная черта.

Я протянула руки и бросилась вперед, на родное фиолетово-желтое пятно, оставив позади и линию финиша, и топот Дэррина за спиной.

Все кругом вопили как ненормальные. Аманда так стиснула меня в объятиях, что я не могла вздохнуть.

Но мне было все равно.

Я смотрела на яркую двухцветную кляксу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась никакой не рубашкой.

Это было желто-лиловое знамя Ассоциации учителей и родителей: кто-то из учителей уже скатывал его в рулон, но свободный конец еще трепыхался на ветру.

Я медленно отвернулась.

Меня тошнило. Может, просто от быстрого бега.

Займись делом, повторяла я себе, займись делом.

Дэррин валялся на траве. Вот уж кому было по-настоящему тошно.

Он скосил глаза на меня, потом на лягушку, а потом опять уставился в землю.

На секундочку у него на лице мелькнуло такое же несчастное выражение, как вчера, когда старшие братья послали его подальше.

Я ему чуть не посоветовала пойти домой и сказать своим братьям, чтоб не выпендривались.

Но время для этого было неподходящее, так что я отыскала свой рюкзак, вытащила коробку для завтраков, а из нее - подгоревший яблочный пончик, который собиралась поскоблить с боков и съесть на перемене.