Павел Паштет Белянский - Записи за 2015 год

Направление было ясно, оставаться на месте было нельзя, чтобы не засосало в соседнее болото, и рак с щукой и лебедем, хоть и не в унисон, но говорили будто бы даже одинаковые слова.

И украинский народ согласился на компромисс.

Так оно дальше и покатилось.

Компромиссная демократия.

Мол, давайте, предлагает рак, я вас в ЕС чуть подтяну поближе и чуть в свою сторону, только вы за это чуть больше налогов заплатите. Или куля в панцирь.

Щука утверждает, что тоже умеет к ЕС грести. Только никаких антикоррупционных законов. Иначе уйдет на дно.

И лебедь в ЕС, и чуть в сторону плантаций сахарного тростника, если всю семью лебединую по телеге рассадите, и мешать им не будете, бо иначе це зрада.

И народ соглашается. И телега, дергаясь в конвульсиях и в стороны, но понемногу двигается в нужном направлении, компромисс за компромиссом.

Можно не соглашаться, но тогда телега точно станет, потому что жеребята еще не подросли, а жабы на метле умеют лишь громко орать, собирая вокруг себя многочисленных адептов их оглушительного крика.

В итоге, каждая реформа в Украине — компромисс.

Кто до сих пор не понял и кричит о третьем майдане, так я вас разочарую (или обрадую, смотря с какой целью вы кричите) — третий майдан давно идет. Он не на площадях, под стук милицейских дубинок. Он в кабинетах министерств и в офисах разработчиков законопроектов, под трескот клавиатур. От этого майдана нет дыма от горящих покрышек, от него хвосты перепостов и комментариев по фесбуку и другим соцсетям.

Реформа полиции, изменения в налоговом кодексе, реформа госслужбы — вот настоящий третий Майдан.

Эти реформы проводят странные и немножко сумасшедшие по своему люди, с глазами, полными отчаянья, дикой усталости и такой же дикой решимости довести начатое до конца. Реформа или смерть. Такие глаза я видел до этого только на Майдане в феврале прошлого года.

Вот эти, верящие в изменения люди и компромисс — это и есть суть всех реформ в Украине.

Атос, Партос и Компромисс, как говорили в одном фильме.

Решительность и «давайте не надо, вдруг обойдется».

Вчера, на встрече блогеров с авторами законопроекта № 2490 о реформе государственной службы, я видел их, Атосов, Портосов и Компромиссов.

Да, нужные изменения.

Да, убирается политическое влияние на чиновников. Но конкурс на посты чиновников будет проводить комиссия, которая будет состоять из — представителя президента, представителя каждой фракции из ВР, представителя от кабмина и т. д. Но это же политическое влияние? В какой-то мере, но вы же понимаете, что это компромисс, иначе ВР не проголосует за реформу. И президент не подпишет.

Да, в комиссию должны быть заявлены не менее трети общественных деятелей. Но кто эти люди и какой механизм их отбора — не понятно. Этот механизм потом как-то пропишут отдельным нормативным актом к закону. А вдруг, если его сейчас прописать, он не понравится, и не проголосуют. Компромисс.

Да, снижается количество чиновников, да, их ориентируют больше на результат, их работу оценивают по показателям эффективности, да, вводят обязательное тестирование, но детали прописанных основных изменений будут дорабатываться в 28-ми подзаконных актах, которые еще не готовы. А законопроект уже голосуется во вторник во втором чтении. Компромисс?

Компромисс.

Нужна такая реформа стране? Конечно нужна.

Потому что тогда телега двигается в нужную сторону, даже если её тянут компромиссные щука, рак и лебедь.

И выходить на третий Майдан — значит участвовать в законопроектах, вносить инициативы, писать своим депутатам и ходить к ним на прием, добиваться от них принятия нужных для страны реформ.

И выдавливать этот компромисс, как щитами выдавливали «беркутовцев» от майдана.

19.11.2015

Первое ответственное задание по оказанию братской помощи неизвестному, но терпящему бедствие коллективу, Света получила в шесть лет, в старшей группе детского сада. Надо было клеить бумажные пакетики для ростков молодой капусты. Воспитательница выдала норматив — сто пакетиков с каждого ребенка. Но кто сделает больше всех, имя того героя увековечат в похвальной грамоте с почетным размещением таковой на доске объявлений при входе в детский сад.

Преисполненная спасительного волнения, Света нацелилась на подвиг. Где-то в темных и холодных полях гибли, прорываясь из земли, ростки молодой капусты, замерзали, не согретые теплом бумажных пакетиков воспитанницы Светы. Страна и переполняющее чувство сострадания к умирающей капусте требовали подвига.

Пакетики клеили всей семьей и всю ночь, спасибо деду, сохранившему подписку газеты «Правда» за несколько лет.

Света помнила, как вечером, под синюшным отсветом телевизора, дед, нацепив на крупный нос очки, важно разворачивал кисло воняющую типографской краской газету, приговаривая:

— Ну-с, что там, как дела у нашей Индиры у дорогой Ганди…

Света с волнением слушала ровное гудение деда, читающего вслух о непростой борьбе храброй женщины против американского империализма.

От газетного листа отрезали полоску шириной в десять сантиметров, сворачивали её в цилиндр и аккуратно склеивали края. Света представляла, как где-то далеко, в промозглом поле, чьи-то заботливые руки оденут этот конвертик на капустный росток, и бумага согреет новую жизнь, и благодарный росток превратится в крепкий и круглый капустный кочан.

— Триста восемьдесят четыре, — на следующее утро в группе радостно огласила Света итог семейного ночного рукоделия.

В углу комнаты горько рыдал мальчик, с мамой и бабушкой склеивший за бессонную ночь ровно и всего лишь триста восемьдесят конвертов.

Стопки конвертов, перевязанных бечевкой пачками по сто штук, завхоз, кряхтя и ругаясь, перетащил в дальний угол детсадовской кладовой, где они потом и пылились несколько лет.

В школе, когда из начальных парт Свету с одноклассниками пересадили за парты средние, её назначили ответственной по занятиям политинформацией. Письмо президенту Америки Рейгану, угрожающему цивилизованному миру бесчеловечной ядерной войной, писали всем классом, осуждали и клялись не простить. Гневные слова Света записывала на тетрадном листке ровным аккуратным подчерком, стараясь, чтобы получилось без ошибок, потом запечатали и подписали — «Америка, Белый дом, Рейгану».

В студенческой юности, когда Света рыдала над своей несчастной любовью, её утешала староста группы, крепкая активистка и разрядница по плаванью, гладила по плечу и подыскивала нужные слова:

— Поверь, по сравнению с количеством детей, ежедневно погибающих в Африке от недоедания, твои проблемы мелкие и даже мелочные…

Света представляла себе маленьких тощих чернокожих ребятишек с распухшими животами, ползающих по детским спинам жирных африканских мух, и любовная боль под напором душераздирающих картин отступала и меркла.

Действительно, разве можно, когда где-то там такое…

В девяностых личные проблемы и хроническую задержку заработной платы заслонила чеченская война.

Я помню разговоры тёти Светы о мелкости и мелочности наших проблем. И что наша нехватка денег и бесконечный поиск подработок и хоть какого-то заработка, наше умение перешивать износившиеся джинсы в приличную с виду юбку, способность из занятого у соседей одного куриного яйца напечь на неделю лепешек, талант приготовить из одной селедки суп, жаркое и рыбный пирог, все это ерунда по сравнению с гибнущими где-то в Чечне солдатами и офицерами.

Я помню все это.

И потому мало удивляюсь, что созвонившись с тётей Светой я почти не слышу о её проблемах, о городе Ростове, в котором она прожила не один десяток лет, и больше слушаю рассказы о том, что происходит у нас, у хохлов…

23.11.2015

Представьте, разводятся муж с женой. 59 лет вместе как-то жили, а теперь все, развод, перешеек между кроватями, и жена едет к морю, а муж — на заработки в Евросоюз.

И раздел имущества.

Почти шестьдесят лет вместе прожили — это вам не шутки. И общее добро нажито, и общие долги, и общие дети. Кредиты, например. Брали кредиты вместе, тратили их вместе, а отдавать в итоге кто будет? А проценты по кредитам кто выплачивать должен? Общее имущество, опять же. Кто сколько в него вложил средств и сил? Так сразу, в один день, никогда не решишь, здесь надо время, посчитать внимательно, разобраться, вызвать независимых экспертов.

Вот когда в такой ситуации бывшая жена разворачивается и уходит к другому, и говорит — плевать мне на ваши долги и кредиты, гребитесь, как хотите, теперь сами, а мне хоть камни с неба, она кто? Верно, сволочь.