Анхель де Куатьэ - Иди и смотри

– Пойдем, Дейвид, – сказала Лора. – Нам нужно идти. Нас ждут.

Лора взяла Дейвида за руку и шагнула вперед. Зверь ни шелохнулся. Он замер. Жертва сама идет к нему в руки. Он замер, он ждет.

– Дейвид, – Лора повернулась к нему и посмотрела в его бледное, едва различимое в темноте лицо. – Я знаю, почему я тобой восхищаюсь. Ты самый лучший друг. Самый лучший. Настоящий. Я еще никогда таких не видела. Пойдем. Мы сможем.

И Дейвид, улыбнувшись Лоре уголками губ, шагнул за ней следом. Шагнул навстречу своему чудовищу.

То, что происходило дальше, Лора не смогла бы описать словами. Нужно представить себе безумный, шквалистый ветер, сбивающий тебя с ног. Торнадо. Но только это не ветер, не воздух, а пространство. Лора чувствовала, что она словно бы идет в противоход пространству. За пределы пространства. А оно сопротивляется, не пускает ее, держит и с неимоверной силой тащит обратно.

В ушах стоял невыразимый, чудовищный, ужасный свист или даже скрежет. Лора одновременно и двигалась, и стояла на месте. Но вдруг все ее тело, под действием силы надвигающегося на нее пространства, начало отделяться от Лоры, слущиваться, сходить, как змеиная кожа, омертвляться, превращаться в прах, в пепел. Прямо на глазах у Лоры! Она горела заживо! И продолжала идти…

– Анитаху! Анитаху! – кричала Лора. – Не умирай, Анитаху! Я иду! Я иду к тебе, Анитаху! Я иду! Только не умирай!

Хлопок, словно выстрел. Вспышка света. И тишина.

Лора лежала на чем-то мягком и слушала пение птиц. Удивительное, проникновенное пение птиц. Они пели весело – эти райские птицы. Лора открыла глаза и увидела над собой бездонное небо – чистое, без единого облачка. И в этом небе, высоко-высоко, прямо над Лорой, парили прекрасные птицы. Красивые – с размашистыми крыльями, чудесным хвостом и диковинным хохолком на голове.

– Это – Птица-Моа, – услышала Лора и посмотрела чуть в сторону.

Рядом с ней на небольшом пригорке сидел старый седой индеец. Все его широкое морщинистое лицо покрывала татуировка маори. На щеках лежали распахнутые крылья птицы. Лоб украшал ее чудесный хвост. А голова и диковинный хохолок уместились у него на губах и подбородке. Длинные волосы индейца были убраны на затылок, а из копны седых прядей выглядывали два ярких пера.

Лора узнала его и заплакала. Это был отец Анитаху.

– Где я? Он жив? – спросила она.

– Я назвал его Анитаху, что значит – возлюбленный, – ответил старик. – И пока ты его любишь, Лора, он не умрет.

– Не умрет, – еле слышно повторила Лора, глотая слезы счастья, и от необыкновенной усталости» внезапно обрушившейся на нее, закрыла глаза. – Это Рай? – спросила она через минуту.

– Нет, Лора, – улыбнулся индеец. – Рая нет. Это Центр Мира.

– А как я сюда попала?..

– Это Центр Мира, – повторил он. – Ты всегда была здесь.

– Но почему я не видела?

– Страхи застилали тебе глаза, – пожал плечами старик. – Я же говорил тебе – все просто. И если ты видишь это, ты испытываешь радость.

– Птица-Моа – воплощение простоты и веселья, – вспомнила Лора. – Она ждет, когда люди проснутся от своего долгого сна и вернутся к самим себе.

– Да, и сейчас ты вернулась…

– Но как же Анитаху? Где он?

– Вот, – старик вынул из своих волос перо и подал его Лоре.

Яркое перо Птицы-Моа отливало тысячью цветов и оттенков. Лора невольно залюбовалась этой красотой и, вдруг, увидела ужасающую картину. Как будто кто-то огромным кулаком ударил по внутренней поверхности океана. Земля содрогнулась, водная масса вздыбилась и поднялась высокой волной. Немыслимая энергия стихии с бешеной скоростью неслась на близлежащий берег…

– Что это?.. – прошептала Лора.

– Это Папатуануку – Мать-Земля, прародительница всего живого – приказала богам: Тангароа – богу морей, и Тавхириматеа – богу ветров и ураганов, выполнить ее волю.

– А какова ее воля?.. – еле смогла вымолвить Лора.

– Она просто защищает своего сына, – пожал плечами старик и раскурил трубку.

Лора вновь посмотрела на перо, испуганная и завороженная открывшимся ей зрелищем. На ее глазах огромная волна цунами обрушилась на Потуа и смыла его в океан. Как будто бы он был и ненастоящий. Просто картонный муляж городка, пробный и неудачный вариант мира, когда-то забытый здесь Богом. А теперь океан подошел, открыл свою пасть и проглотил небольшой участок суши с этой неудачной поделкой. Потуа перестал существовать. Словно его и не было никогда. Никогда.

– Но как же Анитаху? Как Долли?! – Лора испуганно посмотрела на старика.

– Завидев волну, жители Потуа бросились спасать свои дома, – тихо и размеренно сказал он. – А Анитаху и Долли так и остались – на дороге, ведущей в Атуа-Тангиханга.

– Так с ними ничего не случилось? – с надеждой воскликнула Лора.

– Пока те, кто их любит, находятся в Центре Мира, с ними ничего не может случиться… – улыбнулся индеец, глядя на Лору, как на неразумное дитя.

– Так значит, мы с Дейвидом не зря сюда шли! – воскликнула Лора.

– Вы зря отсюда уходили, – улыбнулся старик, встал и пошел прочь.

Прекрасные Птицы-Моа немедленно слетелись со всех сторон и окружили его. Огромной стаей они вились у него над головой, летели рядом, спешили за ним по земле. Ласкались, жались к старику, нежно касались его тела своими разноцветными перьями и весело щебетали.

– Иди к Анитаху! – крикнул индеец, не оборачиваясь. – Он ждет тебя! Ждет…

Лора вскочила и бросилась бежать – наугад не различая дороги, даже не успев сообразить, в каком именно направлении надо двигаться и где здесь выход. Вдруг она задумалась об этом, растерялась, замедлилась, и тут же, в эту же самую секунду, ее нога зацепилась за какое-то препятствие, и… Лора подняла голову от земли. Чуть выше на дороге, вверх по склону холма стоял Анитаху, привязанный к столбу, истекающий кровью, бездыханный. Долли и Дейвид сидели на земле неподалеку. Дейвид держал на руках голову любимой и оба они плакали – не то от счастья, не то от горя.

– Анитаху! – закричала Лора и стала карабкаться вверх.

Поравнявшись с Дейвидом, она увидела его глаза – в них были скорбь и сострадание. Лора перевела взгляд на Долли – в ее глазах были вина и сочувствие.

– Не может быть! – прошептала Лора. – Не может быть! Старик сказал, что этого не случится… Ничего не случится…

Лора упала, оцарапалась. Снова вскочила и побежала вверх.

Анитаху действительно не дышал. Кровь запекшимися сгустками лежала на его лице и теле.

– Любимый, любимый… – шептала Лора, распутывая дрожащими руками веревки.

Тело Анитаху медленно опустилось на камни. Лора легла рядом. Рядом – как всегда мечтала. Она целовала его губы – нежно, словно цветки алых роз. Она гладила его волосы и плакала, а ее слезы капали на его лицо. На это любимое, на это бесконечно любимое ею лицо. Лора омыла его своими слезами.

«Это Птица-Моа, – вспомнила Лора. – Если бы ты подружилась с ней, то могла бы сесть ей на спину, и она бы отнесла тебя в самые чудесные уголки мира. Она показала бы тебе, как величественна и красива земля и сколько мудрости в ее простоте».

Лора чуть повернула голову, словно испытав какое-то притяжение, и увидела рядом с собой перо. То самое, Птицы-Моа, которое дал ей старик. Лора потянулась к нему. Оно было теплым, даже горячим. Лора печально улыбнулась, глядя на его тысячи цветов и оттенков, и с любовью вправила в волосы Анитаху.

Они лежали на зеленой траве. Он и она. Лора прижималась к нему и была счастлива – каждым прикосновением, каждым взглядом, каждой минутой. Он был таким красивым… даже для маори.

– Весной у тебя родится сын, – сказал Анитаху.

– Сын? – Лора слегка приподнялась на локте, игриво посмотрела Анитаху в глаза, смутилась, закраснелась и, совершенно счастливая, положила свою голову на его теплую, мягкую как бархат грудь.

– Да, сын. И он будет наполовину маори, а на половину белый – как ты.

Лора улыбнулась и нежно обняла Анитаху.

Пока мы любим, с любимым ничего не случится. Потому что истинно любящий – он в Центре Мира. Его больше не влечет Рай, и он совсем не боится Ада. Он просто живет. Он живет просто. Просто и счастливо.

Иди и смотри.

– Я всегда считал, что зависть – это просто какая-то ограниченность. Ну, право, это же совершенно бессмысленно – завидовать, – Андрей развел руками. – Неэффективная стратегия! Она ни к чему не ведет. Человек просто нагнетает вокруг себя негатив – и все. Только ему самому хуже становится. Если тебе что-то нравится, ну пойди и сделай это! Добейся желаемого. Все же зависит только от тебя. Но тут, когда Долли сказала Лоре: «Ты что, мне завидуешь?» – я задумался. Я подумал: а почему, завидуя, люди не признаются себе в этом? Ну действительно, это ведь странно… Конечно, мы с трудом признаемся себе в своих недостатках, но зависть – это то, в чем человек никогда себе не признается! Никогда! В эгоизме с грехом пополам – может. В стремлении доминировать – да, если сильно постарается. А в зависти – нет. Почему?