Кэтрин Энн Портер - Библиотека литературы США

— Надеюсь, теперь она будет спать без снотворных, — сказал он компаньонке, которая спокойно сидела в кресле-качалке.

Миссис Уоррем добросовестно ухаживала за мисс Маршией Поуп; может быть, просто не нашла подходящего предлога бросить хозяйку. Она равнодушно смотрела, как мисс Маршия Поуп корчится в судорогах, равнодушно слушала ее декламацию. Из своего захолустья она так и не добралась до школы, где мисс Маршия Поуп обучала латыни, обществоведению, английскому языку и литературе три поколения жителей Холдена, штат Миссисипи, и куда она лет сорок таскала кожаный портфель, объемистей докторского чемоданчика.

Когда он сегодня защелкнул замок своего чемоданчика, мисс Маршия открыла глаза и очень ясно произнесла:

— Ричард Стрикленд! Мне сообщили, что Айрин Робертс живет не там, где ей положено. Признавайтесь, кого из вас следует высечь?

— Не огорчайтесь, мисс Маршия. Мы с ней не развелись, — ответил он, но было непонятно — дошли его слова до ее сознания или нет.

В приемной он взял местную газету, на которую подписывался, — на первой полосе был снимок: молодой человек жжет прямо перед объективом репортера повестку с призывом в армию, — запер дверь и решил ехать домой. Спустился по лестнице, вышел на улицу, и тут кто-то потянул его за рукав.

Он увидел девочку-негритянку.

— Скорее, — прошептала она.

Его чемоданчик лежал на сиденье, где он его оставил. Проскользнув в заднюю дверцу, девочка встала у него за спиной, и он поехал в сторону негритянской окраины. У железнодорожного переезда ему встретилась машина начальника полиции — они одновременно пересекли рельсы, и доктор успел разглядеть, что пассажиров в его машине нет, — и он стал спрашивать девочку: «Кто заболел? Где живет?» Но она только показывала ему, что надо свернуть вот в этот переулок, потом в тот, и наконец они добрались до маслобойного завода.

Сегодня здесь фонари на улицах не горели. Последняя лампочка, которую они увидели, едва освещала огромный, мрачный, как пещера, цех, где стояла хлопкоочистительная машина. Свет фар выхватывал мертвый золотарник по сторонам дороги, и трава казалась такой же каменной, как мост через речушку.

Лишь только девочка положила руку ему на плечо и он остановил машину, как услышал мужские голоса; но еще раньше глаза его различили несколько небольших белых пятен в воздухе возле низкой крыши — это куры устроились на ночлег на дереве. Потом он увидел красные огоньки сигарет. Во дворе сбилась плотная толпа, как на похоронах. Здесь были одни мужчины. Из церкви неподалеку шел и шел народ и вливался в толпу перед домом.

Мужчины расступились перед ним и перед девочкой, и они поднялись по разбитым ступенькам и прошли через веранду. В дверях кто-то посветил ему керосиновой лампой. Он шагнул в комнату, набитую женщинами. Девочка прошла дальше, к железной кровати, и встала в ногах. Сопровождаемый лампой, он двинулся по газетам, расстеленным на полу от порога до кровати.

Женщина на кровати была жива. Она лежала высоко в подушках, закрытая до подбородка темным стеганым одеялом. Из-за вращающихся глаз купол ее лба казался массивным, как таран.

Доктор Стрикленд откинул одеяло. Молодая угольно-черная негритянка лежала в белом платье, в туфлях. Прислуга? Но тут он разглядел, что белая ткань была, конечно же, не накрахмаленный ситец горничной, а блестящий, мягкий шелк и что от плеча наискось через грудь тянулась смятая полоска красной ткани — что-то вроде лозунга. Он развязал узел на поясе и отбросил лозунг, чтобы не мешал. Кто-то уже расстегнул ворот туго обтягивающего атласного платья; он стал расстегивать дальше, и женщина забила ногами о спинку кровати. Она не успела оттолкнуть его руки — он обнажил ее грудь и потом рану под ней. Это было маленькое отверстие, из него слабо сочилась кровь. Белое платье было в пятнах крови, они уже почти высохли.

— Вскипятите воды. Почему раньше за врачом не послали, не до того было?

Женщина схватила его за руку и впилась в нее острыми ногтями.

— Ей пытались оказать помощь? — спросил он.

— А вы что, сами не видите, что нет? И вы ее тоже не трогайте, она не хочет, — произнес чей-то голос в комнате.

На шее у женщины были бусы в виде острых жемчужных клыков. И когда он снял их, девочка, которую посылали за ним, вскрикнула. «Отдайте мне!» — попросила она, но ближе не подошла. Больше никаких ран он не обнаружил.

— Дышать больно? — Он обращался к женщине, но, казалось, думал о чем-то своем.

Ее соски отбрасывали тени, похожие на финики; он стал слушать ее стетоскопом, но она не могла глубоко вздохнуть. Запах пота, поднимавшийся от постели, заполнял душную комнату, как пар закипающего чайника, казалось, газеты, которыми была обклеена комната, вот-вот отстанут и упадут; запах обволакивал чем-то тусклым его собственную белую руку, его пальцы, простукивающие тело женщины. Это был тошнотворный запах события. В жарком свете лампы по лицам приблизившихся к нему женщин пот тек ручьями. Сбоку, совсем близко от него, что-то блестело: на шишечке кровати, куда сам Бог велел закидывать мужскую кепку, висел тамбурин. Он вынул из ушей стетоскоп и услышал, как по комнате летают вздохи: привычные домашние звуки — так шаркает по полу метла, когда хозяйка готовится к приходу возлюбленного.

— Отойдите все, — приказал он. — У вас что, газ тут горит? — Было и без того жарко в этой набитой людьми комнате, но он, обернувшись, увидел, что половина конфорок горит синим пламенем. Когда он взял руку женщины послушать пульс, ее губы искривились и она стала вырывать руку.

Девочка, которую посылали за ним и потом послали в кухню вскипятить воды, принесла чайник, не дождавшись, пока он вскипит, и ее пришлось отослать обратно. Наконец воду вылили в таз, лампу поднесли ближе, к самому его локтю, точно собирались палить ему руку, как курицу.

— Отойдите, — приказал он.

Женщина все старалась прикрыть грудь рукой, а он все отводил ее руку прочь. Из раны судорожно выплескивалась кровь, точно она ожила на свету.

— Долотом для колки льда?

— Точно, угадали, — подтвердило несколько голосов.

— Кто?

В комнате наступила тишина; слышно было только, как во дворе смеются мужчины.

— Сколько времени прошло? — Он посмотрел на дорожку из газет, расстеленных по полу. — Где это случилось? Далеко отсюда? Она сама сюда пришла?

Было странное ощущение, что здесь, в этой комнате, кто-то посылает ему манящие улыбки. Он поднял голову и слегка ее повернул. Парящий уголек, который через равные промежутки наливался светом, оказался трубкой, которую курила стоящая у двери старуха в белом накрахмаленном переднике.

— У нее что-нибудь откашливается? — продолжал допытываться доктор.

— Вы что же, не узнаете ее? — закричали они, потому что он спрашивал все не о том.

Он выпустил запястье женщины, и ее рука снова потянулась к ране. Сверкнув на него глазами, она снова ее прикрыла. И он узнал женщину, как будто она заговорила с ним.

— Да это же Руби, — произнес он.

Руби Гэдди и в самом деле была прислуга. Пять дней в неделю она убирала второй этаж здания банка, где находился его кабинет.

— Руби, я доктор Стрикленд, — сказал он ей. — Что ты сделала?

— Ничего! — закричали в комнате, отвечая вместо нее.

Глаза женщины перестали бегать и успокоились на застывшем лице девочки, которая опять стояла в ногах кровати и смотрела на нее с этого успокаивающего расстояния. Взгляд отразился во взгляде: сёстры.

— Но ведь я должен знать! — Доктор обвел комнату глазами. На щелястом полу возле его ног прямо на газете сидел ребенок, он только сейчас его увидел, изо рта у ребенка дудочкой торчала ложка. Во дворе раздался взрыв грубого хохота — примерно так же хохочут члены холденской масонской ложи, когда какой-нибудь остряк расскажет похабный анекдот или историю о неграх с убийством. Он нахмурился при виде ребенка, а ребенок — мальчик — поглядел на него поверх ложки, втянул поглубже ручку в рот и громко чмокнул.

— Она замужем? Где ее муж? Это он ее так?

Женщины в комнате тоже принялись хихикать, а стоящий у кровати доктор почувствовал, что кто-то шмыгнул по его ноге, и чуть не упал.

— Черт, кто это тут бегает? Крысы?

— Не угадали, доктор.

По полу носились морские свинки, не только в этой комнате, но и за стеной, в кухне, где кипятили воду. Один из зверьков потянулся к полузавядшей веточке сельдерея, которая лежала на обложке Библии на столе.

— Переловите этих тварей! — закричал доктор.

Ребенок засмеялся; вслед за ним засмеялись женщины.

— Легко сказать — переловите. Вон они какие юркие.

— Да уж, морских свинок нипочем не поймать. Попробуйте — сами увидите.

— А знаете, откуда они здесь? Это их Дейв развел. Сам потом ушел, а их оставил, чтобы никому житья не было.