Мирослав Немиров - Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

Таким образом, то, что вы видите (уважаемые читатели) есть совсем не то, что Немиров мог (и хотел) бы выложить в Интернет. За что я приношу ему глубочайшие извинения.

Provisional Internet edition значит именно это — издание временное, сделанное чтобы заполнить брешь в стене. Читайте, граждане, окончательную версию, когда (и если) она появится.

Последнее — пара слов насчет гельманоидности. Наши ресурсы и близко не сравнимы с ресурсами Гельмана, Курицына и иже с ними. Немиров поступит очень умно, если следующую версию выложит на сайте ФЭП близкой ему политической ориентации.

Немиров является сторонником «правых сил», прямо-таки до фанатизма.

«Правые силы» никакие, конечно, не правые — но они и не левые. Левые выступают за личную свободу в ущерб корпоративной (вплоть до национализации корпораций), а правые — за свободу корпоративную в ущерб личной (вплоть до запрещения порнографии, абортов, демонстраций и забастовок).

В России корпорации принадлежат оккупантам, которых основной интерес — набить карман и улепетнуть, пока в России не начали резать богатых. Естественно, что у нас сторонники прав корпораций «патриотизма» на придерживаются, а придерживаются наоборот. Поэтому-то у нас и нет последовательных правых: когда интересы «народа», «армии», «государства» — с одной стороны, и «бизнеса», «банков», «олигархов» — с другой стороны — антагонистичны — граждане могут поддерживать либо тех, либо этих. СПС/ФЭП/Гельман набирают команду из сугубо левых деятелей, поскольку основной их задачей является совсем не защита «бизнеса» (который в защите особо не нуждается, ибо не от кого), а дискредитация «патриотизма».

И борьба с патриотизмом, и отстаивание прав международных корпораций — анафема среди тюменщиков. Диссидент Немиров и тут и тут оказался диссидентом среди диссидентов — он голосует за СПС и борется с патриотами.

Немиров есть своего рода золотое дитя либерал-охранительного проекта. Питая глубокое отвращение к завоеваниям лево-либертинской политики (правам гэев, феминисткам, бабам без лифчиков), Немиров не меньшую ненависть питает к проекту патриотическому. Это скорее удивительно, что (скажем) Сорокина каждое слово ловится и сохраняется на золотой скрижали гельманоидами, а Немирова нет — Сорокин ведь левый до запредельной содомии и чуть ли не до национал-патриотизма и пропаганды чучхе, а Немиров весь из себя такой консерватор.

Все это очень просто и понятно. На самом деле, конечно, либерал-охранительность товарища Кириенки-Гельмана-Чубайса есть камуфляж. СПСовский проект предпочитает Сорокина Немирову не потому, что Сорокин лучше соответствует идеалам капитализма, а, наоборот, потому, что СПС есть организация сугубо левая и взявшая на себя правые лозунги для обмана публики.

Парадоксальным образом, живое воплощение СПСовской фразеологии, Немиров не пришелся ко двору гельмановского храма современного искусства (ну, пришелся — но не совсем, не вполне, и куда менее, чем бренер и пименов).

С другой стороны, Сорокин и вообще левый проект изживается — в первую очередь, его носителями, тем же Сорокиным, неотличимым в последних его проявлениях от не менее либерал-охранительного: Пелевина. Пройдет 5 лет, и от левизны СПС не останется ни следа. Граждане будут заседать в Думе, голосовать за геополитику и военные ассигнования, против американской гегемонии и с прославлениями смешанной экономики, и даже с увеличительным стеклом — никто не отличит Гельмана от Путина, а Путина от Черномырдина и Лужкова. Да и сейчас не все отличают.

Немиров это буревестник грядущего синтеза лево-либеральной эстетики и фразеологии с православно-охранительной право-либеральной политикой. Мы надеемся, что Гельман прочтет это предисловие и даст Немирову много долларов.

Наконец, пара слов о стилистике. Книги Немирова построены как энциклопедии, с алфавитно-упорядоченными статьями и симпатичными перекрестными ссылками. Немиров, конечно, всегда писал свои книги гипертекстом. Проекты его в законченном состоянии просто не существуют, эстетика незаконченности есть одна из сильнейших (и наименее оцененных) черт немировского стиля. Даже в энциклопедии ужасного художника Тер-Оганяна, изданной Гельманом на бумаге для разрушения русского религиозного сознания (а ебись оно раком) две трети статей незакончены. Дебилы-критики видели в этом дефект издания, не понимая радикальной эстетики, таки да. Конечно, Немиров мог бы дописать и эти главки, но тогда пришлось бы добавить еще сотни три пустых. Я не помню, любит ли Немиров строчки Державина «Открылась бездна, звезд полна; звездам числа нет, бездне дна», но эстетика немировского текста держится именно на этом: на недоконченности, недосказанности, лакуне.

Немировская коронная лакуна — совершенно не то же самое, что свойственная постмодерну (и символизму) ложная многозначительность; это по-державински трезвое осознание безграничности возможностей, божественных и людских — акмеизм, в своем роде. Лакуна, недосказанность — прием не только Блока и Мережковского, но и Гумилева:

…Цепи грозных гор, лес, а иногда

Странные вдали чьи-то города

И не раз из них в тишине ночной

В лагерь долетал непонятный вой

Немировские пропущенные главки суть приниженный, сообразно эпохе, гумилевский «непонятный вой», рев духа и плоти. Бытие здесь и сейчас — не имеет границ; попытка описать его нарывается на поражение. «Кого тот ангел побеждал…» Мандельштам писал, что поэзия это кружево, а ее суть — пустота, промежность меж нитями. То же можно сказать о Немирове; промежность и есть самое важное в его тексте. Привычка демонстрировать хуй и насыщенность текста хуями — явление того же плана; Немиров при публикации своих стихов иногда заменяет хуи на крученыховские звукописные обороты — он в праве своем, поскольку от этого по сути ничего не меняется.

В провизиональном Интернет-издании (которое вы читаете), пустые главки были безжалостно выкинуты: конечно, я этим сильно обосрал авторский замысел (на то оно и provisional, однако), но мною двигала забота о несчастном читателе, которому придется загружать сотни пустых файлов и ждать, когда они загрузятся.

Немиров совершил некую революцию в русской стилистике (сравнимую разве что с утверждением онегинской строфы в качестве эталона нарративной поэзии): Немиров ввел новый знак препинания. И поскольку объем знаний человечества увеличивается и увеличивается, скоро уже вообще ни про чего нельзя будет написать, не опуская всяких важных деталей, так что —

И еще следовало бы сказать про психофизиологию исландских саг в соотношении с немировскими детальными исследований обстоятельств быта достойных тюменщиков, но тут я лучше —

22-е апреля 2000 года, день рожденья В.И.Ленина.

Город в Сибири, то ли в Хакассии, то ли в Алтайском крае. Через Тюмень проходит поезд Москва-Абакан (и, соответственно, Абакан-Москва), на котором многим из тюменщиков доводилось езживать. При этом с ними происходили весьма удивительные истории. Вот, например, что приключилось с Неумоевым Р., рассказанное им самим.

Я его даже выделю иным шрифтом.

1.

Как известно, вокзалы в нашей стране — места весьма удивительные и замечательные. Если там провести не 20–30 мин. в ожидании поезда, за которые можно успеть разве что нажраться в буфете коньяку, подружиться с цыганами, получить по морде и быть ограбленным, а провести там целую ночь и хорошенько оглядеться, то можно увидеть что-нибудь из нынешней жизни и более того.

Например. Как-то раз, не так, впрочем и давно сидим мы, то есть я, Роман Неумоев с Андреем Гофлиным у моего подъезда и курим. Как вдруг, я ему и говорю:

— Слушай. Ты мне скажи, наконец, честно. Ты душу спасать думаешь?

Он свои брежневские брови хмурит, молчит какое-то время, не знает, что на такой вопрос и ответить. Но, наконец, вынужден сознаться, что хоть он — головушка и забубенная, но и его бессмертную душу тоже надо спасать. Но Андрюха, если кто его знает, он реалист безжалостный и говорит мне, что здесь, в Тюмени он свою душу спасать не в состоянии. И мне не советует. Тут нашим душам полнейший «кукен-кракен». Вывод — в схиму! А чего долго думать? Десять минут на сборы, едем к Гофлину, берем денег, садимся в тачку — и на вокзал. Расклад, значит, такой: Андрюха едет в схиму, а я его до туда сопровождаю.

На вокзале в Тюмени, как и во многих других местах идут своим чередом всяческие демократические процессы и реформы. В центре вокзала теперь отгорожено пространство для пассажиров с билетами и деньгами. Причем, чтобы не имея билета или бесплатно попасть из одного конца вокзала в другой его конец надо либо платить, либо быть уже безвозвратно пассажиром, либо идти через привокзальную площадь. Таким образом, и здесь налицо стремление к достижению Божественного порядка, а именно — к разделению всего обитаемого пространства на Рай и, так сказать, тьму внешнюю. В «раю», разумеется, всяческие блага: удобные, слегка напоминающие форму вашего таза, пластмассовые кресла, телевизор, буфет без очереди, два мента в милицейской будке, ну и короче- покой и культурный отдых.