Армандо Салинас - За годом год

Однако не все страдают, голодают и бедствуют во франкистской Испании. В кафе, па улицах, в парикмахерской перед читателем мелькают богатые бездельники, мелкие и крупные спекулянты, пышно разодетые дамы — жены и любовницы крупных чиновников, дельцов и спекулянтов. Они показаны бессердечными и бессовестными, как бы увиденными глазами тех, кому приходится изо дня в день вести борьбу за кусок хлеба. Лишь наиболее ловкие, наглые, подлые процветают в условиях, созданных режимом Франко, — таков вывод, вытекающий из панорамы испанской действительности, развернутой в романе.

Однако не только нужда подстерегает испанского труженика. Он находится под постоянной угрозой оказаться в тюрьме по обвинению в подрывной деятельности, в помощи республиканцам. Весь дом, где живут герои книги, боится привратника, который пишет доносы на жильцов. В романе есть душераздирающая сцена свидания родных с политзаключенными, и читатель понимает, что из тех, кто сегодня пришел в тюрьму повидать родственника, завтра любой может оказаться за решеткой.

Книга Салинаса воссоздает мрачную, тягостную атмосферу Испании 40–50-х годов, являясь свидетельством того, как жили и страдали испанцы в это время. Большинство писателей поколения Армандо Лопеса Салинаса обычно ограничиваются подобным свидетельством. Поэтому их произведения мрачны, беспросветны, хотя и мужественны. Автор романа «За годом год» идет дальше многих своих единомышленников. Ему мало одного только свидетельства, пускай даже талантливого, достоверного, берущего за душу. Он ищет путей борьбы со злом, изображенным в романе. В самые страшные годы, когда, казалось бы, абсолютно невозможна была организованная борьба, писатель сумел увидеть людей, которые способны не сдаваться. Таков один из главных героев книги, молодой рабочий Хоакин, сын Матиаса. Юноша видит вокруг себя только нужду, горе, страдания, много грязи, подлости. Но у него хватает сил и мужества не опуститься, как его отец, не запить горькую, как мачеха, и не стать на путь воровства, подлости, обмана, подобно некоторым своим сверстникам. Постепенно он вырастает в сознательного борца против франкистской диктатуры. Революционное формирование Хоакина происходит под влиянием механика Энрике, бывшего республиканца, чудом уцелевшего после победы франкизма. Не только Энрике, но и другие рабочие их завода в условиях фашистского террора хранят боевые традиции испанского пролетариата и действуют, применяясь к этим условиям. Они раскрывают глаза молодежи и новичкам-рабочим (в большинстве недавним крестьянам или выходцам из разоренных режимом средних слоев), приучают их к организованным совместным действиям, добиваясь, например, чтобы улучшили питание в столовой или выдали спецодежду. Энрике, Хоакин и их друзья активно участвуют в подготовке общегородского бойкота транспорта, в действительности имевшего место в 1952 г. Сотни тысяч мадридцев (а также барселонцев) не пользовались в тот день транспортом, открыто выразив свой протест режиму Франко. Из книги Салинаса мы узнаем, как готовилась и как прошла эта манифестация, послужившая своего рода кульминацией для всего романа и для развития Хоакина. Он гордится тем, что вместе с другими готовил этот бойкот, когда идет пешком на работу в оживленной толпе. «Это был спокойный, уверенный марш трудящихся Мадрида». Хоакин изучает нелегальную в Испании марксистскую литературу, распространяет листовки, становится все более сознательным и убежденным борцом. Когда Энрике, выслеженный франкистской полицией, схвачен и брошен в тюрьму, Хоакин становится на его место. Таким образом писатель убедительно показывает преемственность революционных традиций республиканской Испании, которые не умерли даже в страшных условиях франкистского режима. На смену поколению 1936 года приходит молодежь 50-х годов и подхватывает эстафету борьбы. Борьба продолжается и будет вестись с новой силой.

Роман «За годом год» — не только достоверный и взволнованный документ о жизни и борьбе испанцев в тяжелое для них время, это талантливое повествование, внешне будто бы спокойное и сдержанное, но полное скрытой ненависти к режиму Франко и любви к трудовому народу Испании.

Ю. Уваров

МОЕМУ ОТЦУ. ВЕТЕРАНУ БОРЬБЫ ЗА РАБОЧЕЕ ДЕЛО

Утром явился милисиано и сообщил, что самое позднее вечером мавры и легионеры вступят в селение. Тут же подоспели и другие милисиано. Они быстро раздали молодым парням несколько винтовок и охотничьих ружей.

— У них кавалерия, — предупредили милисиано.

Весь день среди крестьян только и разговоров было, что о делах на фронте. С каждым часом бои становились все жарче. Фронт приближался. В полдень прилетели первые самолеты; они бомбили и обстреляли из пулеметов шоссе и улицы селения. К вечеру бой уже развернулся у самого кладбища.

Более половины крестьянских семей убежали в горы. Другие ушли по мадридскому шоссе. Одни убегали поспешно, бросив все, унося только то, что было на себе. Другие, взвалив на повозки или навьючив животных, увозили весь домашний скарб, вплоть до упряжи и сельскохозяйственного инвентаря.

Семья Франсиско ждала до последней минуты: а вдруг бой выиграют свои. Долгие часы сидели они в хлеву, прижавшись к стене, примыкавшей к дому. Франсиско изредка бегал на командный пункт, расположенный в здании аюнтамиенто[2], пока однажды, вернувшись, не сказал:

— Придется уходить.

Жена Франсиско быстро одела детей: мальчика и девочку, еще совсем несмышленышей. Они не понимали, что творится кругом. Только чувствовали, как страх сжимает горло и неприятно сосет под ложечкой. Дети плакали, слезы текли из сонных глаз.

— Пошли, пошли, — торопил отец, распрягая мула и выпуская на волю маленькое козье стадо. — Они уже совсем близко, бери сына за руку и не выпускай ни за что на свете. А я возьму дочку.

Снова началась бомбардировка. Раздавался приглушенный расстоянием, размеренный рокот орудий, стрекотание пулеметов, треск винтовок, назойливый и упрямый, как пение птиц осенью.

— А как же дом? А как же вещи? — спрашивала жена Франсиско.

Они вышли на улицу. И в нерешительности остановились, не зная, куда идти. Потом бегом припустили к оливковой роще.

Жена Франсиско на бегу молилась, призывая на помощь всех святых.

— Господи, не оставь нас, не оставь.

Они бежали пригнувшись вплотную к оградам. В огородах заливались псы. Мужской голос крикнул им вдогонку из-за придорожной изгороди рядом с церковью:

— Стойте!

Они плюхнулись на землю, как раз когда раздался залп. Пули полоснули по церковной ограде. Несколько милисиано подошли к беженцам.

— Кто вы такие?

— Я Франсиско, с улицы Реаль, — ответил крестьянин.

— А я уж думал, вы легионеры, — пояснил один из милисиано. — Потому вас и обстрелял.

— Не волнуйся, враги еще не вступили. Береги патроны: они тебе скоро понадобятся, — сказал другой.

Семья Франсиско поднялась с земли.

— Ступайте, ступайте, — разрешили им милисиано.

Крестьяне снова побежали в сторону оливковой рощи, а милисиано, прижимаясь к фасадам домов, углубились в селение.

— Давайте хоть немного передохнем, — предложила жена Франсиско. — Присядем, что ли. мне дышать нечем. Сейчас пойдем, Пако.

— Надо идти, отдохнем в роще. Здесь нельзя задерживаться.

— А до хутора дяди Хуана еще далеко? — спросила женщина. — Хороший он человек, дядя Хуан.

— Не очень далеко, да надо выходить на шоссе. С часок примерно будет.

— А может, тут пройдем?

— Нет, тут нельзя. По шоссе лучше, вдруг еще на грузовике подвезут.

В оливковой роще уже прятались соседи, друзья знакомые, повсюду слышались голоса. Группа милисиано разговаривала с крестьянами.

— У них пушки и пулеметы. Ничего не поделаешь. Я так стрелял, что у ружья чуть стволы не разорвало. Все руки пожег, — сказал крестьянин, сидевший под старым оливковым деревом и смазывавший охотничье ружье. — А вот это, — продолжал он, кивая на ружье, которое лежало у него на коленях, — принадлежало Игнасио, я взял его, когда у бедняги оторвало голову.

Рассветало, когда они достигли шоссе. Холмы на дальнем краю селения уже скинули покрывало ночи. Горы на горизонте постепенно меняли цвет. Розовая трепетная дымка ползла по небу, гася звезды. Тени медленно отступали, цепляясь за бугры и купы деревьев при дороге. Свет заливал поля, открывая взору пойменные луга у ручья. Над Толедскими горами всходило солнце.

В селении трещали винтовки, словно по окнам хлестал холодный зимний дождь.

Семья Франсиско, остановясь передохнуть на пригорке у шоссе, оглянулась и посмотрела назад. Вдали поблескивали винтовки милисиано; марокканская конница пыталась обойти с флангов защитников Республики.