Тарьей Весос - Ледяной замок

— Ты уверен?

— Нет, однако все может быть так, как было прежде.

Его слова были ей очень приятны, и все же… Она улыбнулась — так, что обозначились ямочки на щеках, но спохватилась и придала лицу обычное выражение.

— Тебя ко мне прислали? — задала она глупый вопрос и подумала: «Надо было спросить, говорит ли он от имени класса».

— Нет! — обиделся он.

— Нет, конечно.

— Я и сам могу спросить тебя.

— Знаю.

Но он не на шутку рассердился, резко оборвал разговор и отошел.

Это небольшое событие заставило ее задуматься. Надо что-то делать, притом сейчас же. Надо заставить себя совершить этот шаг, побороть свой стыд — хотя странно, что ей стыдно Перед ними. Как бы там, однако, ни было, но она отгородилась от товарищей. И хорошо, что теперь, в этот решающий момент, у нее есть опора — слова тети Унн.

Ледяной замок даст ей повод ясно показать им всем, что она думает. Она сама коснется запрещенной темы. Ей сказали, что замок вот-вот обрушится, и она хочет взглянуть на него, пока он еще не смыт рекой.

В субботу, когда все были на школьном дворе, Сисс решительно подошла к одноклассникам, застывшим в напряженном ожидании, и сказала:

— Слушайте, у меня есть предложение. Давайте сходим завтра к ледяному замку. Мне говорили, он долго не простоит.

— Тебе туда хочется? — удивленно спросил кто-то тихим голосом. На него зашикали.

Они изумленно переглянулись. Подумать только, именно к ледяному замку, туда, к самому опасному, о чем и говорить-то нельзя было. На всех лицах было написано: «Что произошло с Сисс?»

— А зачем? — раздался вопрос.

Сисс ответила спокойно и уверенно, теперь все стало проще:

— Просто интересно еще раз посмотреть на него, пока он не обрушился. А рухнуть он может в любой день, так мне рассказы вали. Думаю, что сейчас он еще красивее, — добавила она.

В классе и теперь был вожак или даже два вожака. Двое, которым следовало в таких случаях высказывать мнение. Сисс с удивлением обнаружила, что один из вожаков — мальчик, трогавший ее сапогом, тот, что когда-то словно возник из неизвестности и проявил к ней сочувствие. И вот теперь он стал вожаком. А другим стала девочка, которая сразу же заняла место Сисс.

— Сисс, а ты нас не дурачишь? — спросила она. Услышанное как-то не укладывалось у нее в голове.

— Нет, конечно.

— Вот уж не думал, что ты это предложишь, — произнес мальчик, желая показать, какова его роль в классе.

— Знаю.

— Нам как-то еще не верится, что ты к нам вернулась, — сказала девочка, — но раз ты сама говоришь, то…

Когда школьники отправились домой, Сисс шла в середине компании. Они шли тихо, и Сисс шагала в середине. Ей это было приятно. Странно устроен мир, просто идешь себе тихо домой, а как тебе радостно.

Родители как бы невзначай спросили, что случилось. Возбужденная возвращением с товарищами, Сисс сразу же, не таясь, рассказала им обо всем.

Вечером родители подсели к ней с обеих сторон. Первым заговорил отец:

— Мы ждали дня, когда ты придешь домой веселая.

Мать сказала:

— Мы знали, что этот день настанет. Иначе эту зиму было бы не пережить.

Сисс вся напряглась. Но больше ничего родители не сказали.

«Мы понимаем, ты поборола себя», — могли они сказать, и это было бы тягостно.

Конечно, она доставила им за зиму немало горя. Но она это знает, зачем же напоминать. В доме теперь радость, однако с родителями ей по-прежнему трудно.

Так просто избавления не обретешь.

Наступил поздний субботний вечер, и то радостное настроение, которое охватило Сисс, когда она в компании школьников возвращалась домой, исчезло.

Сисс лежала в постели и пыталась обдумать завтрашний день, Однако она была так взволнована, что ничего обдумать не удалось. Уснуть тоже не удалось. Ее охватывали то радость, то беспокойство. Горел свет.

Она лежала с широко раскрытыми глазами и глядела в окно, задернутое тонкой белой занавеской. Вдруг она увидела, что одна из створок открылась. Открылась во мрак. Что это? Ничего не последовало. Занавеска от движения воздуха слегка выгнулась, словно кто-то невидимый втянул живот, и все стихло. Ни ветерка. Но ветер-то должен быть! Наверное, она забыла закрыть окно на крючок, хотя ясно помнит, как закрывала его. А комната ее на втором этаже.

Чтобы окно само открылось в ночь! Приходит невольная мысль: это неспроста.

Страх когтистой лапой сжал сердце Сисс. Но она удержалась от крика. Пусть родители лежат себе спокойно за стенкой и радуются за меня. Здесь они ничем помочь не смогут.

Через открытое окно в комнату хлынул поток холодного воздуха. Сисс не сводила взгляда с черного прямоугольника, угадывавшегося за занавеской. Что теперь произойдет? Да ничего. Так ведь не бывает. Никто не входит в открытые окна, они просто сами отворяются.

Она взяла себя в руки и сказала: чушь это все, я это прекрасно знаю, фантазия. Ну, открылось окно, значит, крючок не закрыт, и дует ветер, а я просто не заметила.

Но как делается жутко, когда окно открывается само по себе, без всякой причины. Не знаешь, где кончается явь и начинается игра воображения.

Сисс лежала, застыв в напряженном ожидании, но не теряя спокойствия, не оцепенев от испуга. Она как бы приготовилась к тому, что может последовать. Настроилась на худшее, испытав прежние страхи.

Но она продолжала думать о завтрашнем дне. Это будет мой последний день, вдруг пронзила ее мысль. Поэтому и распахнулось окно. Это как-то связано с завтрашним походом к ледяному замку. С замком что-то произойдет. Она почувствовала, что у нее от ужаса отнимаются руки и ноги. Страх хрустел, как хрустит лед на замерзшем пруду.

Я сама предложила им пойти к замку, и уговорить их ничего не стоило. Но завтра там случится беда.

Последний день. Огромная белая глыба льда дрожит. Река кидается и рушит ее.

Она ясно видит, как это произойдет. Весь класс в возбуждении лазает по замку: они не испытали там того, что пережила она. Они карабкаются повсюду, хотят вылезти на крышу, на купола. Стараясь перекричать чудовищный рев водопада, она кричит им: «Там опасно!», но голос тонет в шуме, они вылезают на крышу, она сама первой вылезает на крышу. Отчаянными жестами они хотят сказать друг другу, что здесь опасно, но забираются все выше — и тут наступает тот миг, о котором она знала и который все время не давал ей покоя, его-то и ждали замок и река, — раздается страшный треск. Они стоят наверху, это она завлекла их всех в этот кошмар, замок начинает рушиться у них под ногами, он качается под напором воды и валится вперед, в пенящуюся реку, увлекая с собой всех стоящих наверху детей, и это конец. Она знала об этом все время, с того самого часа, когда суровые мужчины обступили замок, готовые запеть мрачную, скорбную песнь.

Все это она видела, не сводя взгляда с открытого окна. Ей не стоило ни малейшего труда представить себе то, что произойдет завтра, эта картина стояла у нее перед глазами. Ее не охватила паника, она смотрела словно сторонний наблюдатель, хотя сама была участницей.

Неужели я завтра это сделаю?

Посмею ли?

Нет! Нет!

Из открытого окна тянуло холодом. Она не встала, чтобы закрыть его. Темноты она больше не боялась, но и так вот просто подойти к окну тоже не могла.

Я не боюсь темноты, сказала она на прощание тете Унн, и в тот же миг страх действительно оставил ее.

Все-таки, наверное, боюсь, подумала она. Не пойду закрывать.

В шкафу у нее висело несколько пальто, она достала их и положила поверх одеяла, чтобы не замерзнуть. Она не решалась ни повернуться спиной к открытому окну, ни погасить свет. Ей было страшно представить себе темную комнату с открытым окном. Она лежала и смотрела на него, пока сон не одолел ее.

Воскресенье началось утренником. Когда Сисс вышла из дома, под ногами хрустел ледок на лужицах. Накануне школьники уговорились встретиться на рассвете, чтобы пойти к водопаду и замку.

Сисс даже не обернулась, чтобы бросить взгляд на свой дом: ночные страхи оставили ее. Мой последний день? Чушь. Сейчас утро, а утром думается иначе.

Однако утро было для нее непростым.

Замерзшая вода была лишь хрупкой серебряной пленочкой, которая образуется морозными апрельскими ночами. Вода — настоящая вода — ни на минуту не останавливала своего движения, оно чувствовалось во всем, наполняло всю природу. Вода бежала по всем ручьям — почему-то никогда ее журчание не слышно так отчетливо, как в воскресное утро. В большом озере, окруженном черными берегами и словно до краев наполненном свежей водой, плавали льдины — крупные и мелкие. Где-то далеко-далеко грохотала неслышимая здесь большая река.

С трепетом в сердце туда — к этому грохоту.