Харуки Мураками - Медленной шлюпкой в Китай

Вообще было бы странным услышать, что «летом жутко холодно, а зимой кошмарно жарко». И пусть в южном и северном полушариях времена года полностью противоположны, реальная проблема в том, что жарко летом и холодно зимой. Таким образом, август зимой превращается в февраль, а февраль в август. Австралийцы — они все думают примерно так.

Но я не могу так просто с этим согласиться. Потому что всплывает новая большая проблема: а что же тогда есть «времена года»? И заключается проблема в следующем: считать зимой наступление декабря или приближение холодов?

— Это просто, — можешь сказать ты. — Зима — когда холодно.

Э, нет, постой! Если зима — это когда становится холодно, то с какой температуры по Цельсию зиму можно назвать зимой? Например, посреди зимы несколько дней выдались очень теплыми — что это, «раз потеплело, то уже весна»?

Видишь, ты сам уже не знаешь.

Я тоже.

Но я также считаю: однобоко утверждать, будто зимой непременно должно быть холодно. Поэтому, чтобы разбить это затверделое понятие окружающих, период с декабря по февраль я называю зимой, а с июня по август — летом. Выходит, что зимой жарко, а летом холодно.

По этой самой причине окружающие считают меня чудаком.

Хотя мне все равно. Давай-ка я лучше расскажу о Грин-стрит.

Грин-стрит, как говорилось ранее, — самая захолустная улица Сиднея. А может, и всего Южного полушария. Например, сейчас октябрьский полдень. Я смотрю на улицу из окна конторы. Находится контора моя на третьем этаже здания, и мне видна середина улицы.

И что видно?

Разное.

Загорелый бродяга-алкаш спит, свесив ногу в водосточную канаву. Или же он в отключке. Примодненный «шестерка» сунул в карман джемпера цепь и, побрякивая ею, бродит по улице.

Полуоблезлая больная кошка роется в мусорном ящике в поисках корма.

Семь или восемь шпанюков дырявят перфоратором колеса машин, одно за другим.

К кирпичной стене прилипла засохшая блевотина разных оттенков.

Почти у всех магазинов опущены жалюзи. Люди разлюбили эту улицу, позакрывали магазины и куда-то разбежались. До сих пор работают только ломбард, винная лавка и пиццерия.

Вот через улицу, прижимая к себе черную сумку, бежит изо всех сил Эмералд, молодая девушка. Только слышится пронзительное цоканье ее шпилек. Кажется, будто кто-то за ней гонится, но вокруг никого нет.

Посреди улицы расходятся между собой две бродячие собаки. Одна направляется с востока на запад, другая — в противоположную сторону. На пару уставившись в землю, они не поднимают голов, даже минуя друг друга.

Вот такая она — Грин-стрит в Сиднее. Я вот что думаю: если на Земле где-нибудь и есть гигантский задний проход, больше быть ему негде. В смысле — только на Грин-стрит Сиднея.

Тому, что моя контора находится на Грин-стрит Сиднея, есть свои причины. Совсем не потому, что я беден. Аренда здесь и в самом деле невысока, но я не стеснен в средствах. Еще бы — у меня столько денег, что я не знаю, куда их девать. Могу купить разом хоть десять шестнадцатиэтажных зданий на главной улице Сиднея или же новейшей конструкции авианосец с пятнадцатью штурмовиками. Как бы там ни было, денег столько, что смотреть на них противно. Дело в том, что мой отец — король золотых приисков — оставил мне одному все свое состояние и два года назад умер.

Тратить деньги не на что, поэтому все они отданы в банк. Даже проценты полностью истратить не удается. Поэтому они тоже укладываются на счет. Глядишь, а процентов набегает все больше и больше. Даже думать об этом тошно.

Я держу контору на Грин-стрит в Сиднее, потому что никто из знакомых ко мне сюда не придет. Нормальные люди Сиднея на Грин-стрит не ходят. Все ее панически боятся. Поэтому сюда не наведываются ни надоедливые родственники, ни непрошеные друзья, ни корыстные девицы. Не являются с предложениями по управлению капиталом консультанты-адвокаты, не приходят с приветствиями главы банков, не стучатся в дверь продавцы «роллс-ройсов» с горой буклетов в руках.

Телефона нет.

Письма рву — и в печку.

Здесь и вправду тихо.

Я открыл на Грин-стрит в Сиднее частное сыскное агентство. То есть я — частный детектив. По крайней мере, так написано на вывеске у входа.

Частный детектив.

Низкие расценки.

Но только для интересных происшествий.

Разумеется, есть причина тому, что вывеска написана не иероглифами, а азбукой. На Грин-стрит в Сиднее понимающих иероглифы людей нет.

Контора — это жутко грязная комната площадью шесть татами[12]. И на стенах и потолке — желтые противные пятна. Двери открываются кое-как: откроешь — потом не знаешь, как закрыть, закроешь — и проблемы с открыванием. На дверном стекле написано: «Частное сыскное агентство». К дверной ручке подвешена бирка, на которой с одной стороны значится «присутствует», а с обратной — «отсутствует». Когда бирка повернута стороной «присутствует», я в конторе, а когда «отсутствует», куда-нибудь ухожу.

Когда меня нет в конторе, я либо дремлю после обеда в соседней комнате, либо, попивая пиво в пиццерии, болтаю о пустяках с официанткой по имени «Вишенка», — одно из двух. «Вишенка» — симпатичная девушка, на несколько лет младше меня. Китаянка-полукровка. Сидней — город большой, но даже при этом девушек-полукровок китайского происхождения, кроме «Вишенки», здесь больше нет. Мне нравится «Вишенка» и я думаю, что нравлюсь ей тоже. Но точно не знаю. Откуда я знаю, что думают другие люди?

— Ну и как, прибыльное дело — быть частным детективом? — спрашивает меня «Вишенка».

— Конечно, нет, — отвечаю я. — Дело прибыльно не всегда, если получаешь деньги.

— Странный ты человек, — говорит она.

«Вишенка» не знает, что я богатый.

Когда бирка висит стороной «присутствует», я по большей части сижу на диване и, потягивая пиво, слушаю пластинки Гленна Гульда. Мне очень нравится его пианино. Только его пластинок у меня — тридцать восемь штук.

Утром я заряжаю в автомат шесть из них и бесконечно слушаю Гленна Гульда. По ходу пью пиво. Когда мне надоедает слушать Гленна Гульда, я иногда ставлю «Снежное Рождество» Бинга Кросби.

«Вишенка» предпочитает «AC/DC».

Хоть это и «частное сыскное агентство», клиенты приходят редко. Жители Грин-стрит в Сиднее и не думают платить деньги за решение каких-нибудь проблем. А поскольку требующих решения проблем у них хоть отбавляй, чем решать эти проблемы одну задругой, они предпочитают просто с ними уживаться. Как вывод Грин-стрит в Сиднее — не лучшее место для работы «частного, сыскного агентства».

Какое-то непродолжительное время, поддаваясь на «низкие расценки», клиенты приходили, но в большистве — естественно, с моей точки зрения — случаев: были никудышные дела.

Например: «Курица стала нести яйца только раз в два дня, что нам делать?», «По утрам у нас воруют молоко, попробуйте поймать вора!», «Друг не возвращает долг, скажите ему, чтобы вернул». И так далее.

Разумеется, от подобных прошений я полностью отказываюсь. А как иначе? Я стал частным детективом не ради каких-то кур, или молока, или крошечного долга. Мне нужны дела подраматичнее. Например, приехал на черном лимузине под два метра ростом дворецкий со вставным глазом и говорит: «Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь в спасении рубиновых драгоценностей дочери графа?»

Но в Австралии нет графских дочерей. Какие там графья — здесь нет даже виконтов или баронов. Вот ведь какой конфуз.

По этой вот причине я целыми днями абсолютно свободен. Провожу время, подстригая ногти, слушая пластинки Гленна Гульда, приводя в порядок коллекцию автоматических ружей прошлого, болтая о пустяках с «Вишенкой» в пиццерии.

— Бросил бы ты свое дурацкое занятие и взялся бы за ум, «частный детектив», — говорит мне «Вишенка». — Занялся бы, например, полиграфией.

Полиграфией? — думаю я. — А что? Неплохо! Женюсь на «Вишенке», стану полиграфом.

Но пока что я — частный детектив.

Тот низенький человек в облике овцы переступил порог конторы в пятницу после обеда. Шустро вошел внутрь затем высунул голову наружу, как бы проверяя нет ли слежки, и только после этого закрыл за собой дверь Но дверь не поддалась. Пришлось помочь, и мы вместе кое-как дверь заперли.

— Здравствуйте, — поздоровался он.

— Здравствуйте, — ответил я. — Чем могу.

— Зовите меня человек-овца, — сказал он.

— Приятно познакомиться, господин человек-овца, — поприветствовал его я.

— Мне тоже очень приятно, — сказал человек-овца. — Вы — частный детектив, верно?

— Именно. Частный детектив. — Я выключил проигрыватель, поставил пластинку Гленна Гульда «Invention» на полку, убрал пустые пивные бутылки, положил в выдвижной ящик щипчики для ногтей и предложил человеку-овце стул.