Мухаммед Юсуф Аль-Куайид - Война на земле Египта

— Шалопай! — воскликнул крестьянин, и впервые в его голосе прозвучала явная неприязнь. — Так называют в деревне младшего сына омды, — добавил он.

— Это его ты встретил сегодня утром?

— Его самого. Как же он мог погибнуть на войне?

— Он погиб заочно, — медленно произнес друг погибшего, — погиб по доверенности.

Феллах, конечно, не понял его слов.

Я приказал остановить машину. Спустился на землю, велел сойти феллаху, а шоферу сказал, чтобы не выключал фар. Достал документы, еще раз перечитал имя погибшего, название деревни, должность отца. Все верно, сказал феллах, но парень, числящийся погибшим, жив и здоров. Мы вернулись в машину и тронулись дальше. Шофер пытался прервать гнетущее молчание, заявив, что подобная история с ним уже однажды случилась, но я прикрикнул на него, и он прикусил язык. Я приказал ехать побыстрее и в последний раз спросил феллаха:

— Ты уверен?

Ждать мне осталось недолго, отвечал он, в деревне я смогу познакомиться с погибшим и убедиться, что тот находится в добром здравии. Я обратился к другу погибшего и спросил его, те ли документы мы везем с собой.

— В деревне увидим, — загадочно ответил он.

Нервы мои были на пределе. Перед отъездом из госпиталя я специально интересовался тем, какие осложнения могут возникнуть и как мне действовать в различных случаях. Но мне и в голову не могло прийти, что покойник, тело которого я везу в гробу, окажется жив. Я снова остановил машину, слез, подошел к задней двери кузова и приказал сержанту приподнять гроб. Он удивился такому приказу. Хочу убедиться, сказал я, что там действительно находится тело. С трудом приподняв гроб, сержант проворчал сердито: я, мол, могу быть спокоен, тело на месте, да и кому придет в голову красть покойника. Оборвав его, я велел передать мне личные вещи погибшего. Сержант протянул сверток. Порывшись, я нашел среди документов гражданское удостоверение личности, протянул его феллаху. Он поднес его к самым глазам и, вглядевшись, с удивлением воскликнул:

— Да это ж фотография Мысри, сына сторожа омды.

Читать феллах не умел, поэтому я прочел имя значившееся в удостоверении, имя сына омды.

— Имя-то сына омды, а фотография сына сторожа, — заключил феллах.

Мысли мои смешались, я не знал, как быть. Решил было вернуться в госпиталь, но запах, шедший от трупа, остановил меня. Когда феллах поднял руку, указывая на огни приближающейся деревни, я принял решение. Въехав в деревню, мы остановились у дома омды. Вошли на подворье. В маленькой комнатке, где находился телефон и хранились винтовки, нам сказали, что омда молится вместе с сыновьями. Феллах, приехавший с нами, ненадолго исчез, потом вернулся и шепотом сообщил мне: меньшой сын омды дома. Я послал за ним. Явился изнеженного вида юноша. Как тебя зовут? — спросил я. Он назвал имя, значившееся в моих документах. Я попросил предъявить удостоверение личности. Отец забрал для чего-то, сказал парень, месяца три назад, и никак не отдаст. На вопрос о его отношении к воинской повинности парень отвечал: насколько ему известно, он получил отсрочку до окончания учебы. А где документ об отсрочке? — спросил я. — Отец отнес его в школу.

— Сам-то ты видел свидетельство об отсрочке? — спросил друг погибшего.

— Да нет, слышал о нем, а видеть не видел. Но оно, конечно, получено, раз я не попал в армию.

Тут появился омда вместе со старшими сыновьями и несколькими сторожами. Поздоровались. Я предъявил свои документы и сообщил о цели приезда. Поразительно, но мое сообщение явно не произвело на омду никакого впечатления. Он хотел одного: чтобы мы оставили ему все документы, вещи и тело и поскорей убрались восвояси.

Раздраженный, я спросил:

— Погибший действительно ваш сын?

Омда ничего не ответил. Друг погибшего сделал мне знак выйти и лишь теперь, во дворе дома омды, рассказал мне всю историю.

— И ты знал об этом еще до поездки?! — воскликнул я.

— Знал еще раньше, чем он погиб.

Я едва не ударил его. Почему он не предупредил меня перед отъездом из Каира?! С какой целью? Думал, что действует в интересах погибшего и его родных? Хотел доказать свою верность памяти друга? И поэтому и настаивал на поездке с нами? Видя мое волнение, солдат стал успокаивать меня: главное, мол, сейчас, — правильно повести себя в этой сложной обстановке. Омда очень силен, и мы должны быть осторожны и хладнокровны. Сам он весь подобрался, словно готовясь к бою. Но вдруг появился старый феллах с изможденным лицом, на плече у него была винтовка. Громко рыдая, он подошел ко мне и сказал:

— Я отец погибшего.

Трудно описать, в каком положении очутился омда. Это был скандал. Ведь все произошло в присутствии многих людей, а вокруг дома собралась чуть ли не вся деревня. Омда пытался увести меня внутрь дома, но я отказался. Тогда, потребовал он, надо немедленно ехать на кладбище; я и на это не согласился. Омда заявил, что мое поведение грозит крупными неприятностями: я собрал толпу народа, а вокруг рыщут всякие шайки и, того и гляди, воспользуются случаем. Нельзя забывать, страна переживает тяжелый момент, мы находимся в состоянии войны, и он, омда, слагает с себя ответственность за возможные последствия инцидента, возникшего по моей вине. Я уже готов был отдать ему тело, документы и вещи и скорее бежать подальше от этой деревни. Меня колотила нервная дрожь, в горле комом стояли слезы. Но тут вмешался друг погибшего и предложил мне сходить в полицейский участок. Омда завопил с возмущеньем: он-де представитель власти в деревне и уполномочен решать все возникающие здесь проблемы. Идти в полицию без его разрешения мы не имеем права. У меня было три выхода. Первый — отправиться в полицейский участок, ведавший этой деревней. Второй — обратиться в военную полицию, что, вообще-то, мы, как военнослужащие, обязаны были сделать. Но как среди ночи отыскать ближайший пункт военной полиции? И наконец третий выход — мы могли вернуться в Каир и доложить о происшествии начальнику госпиталя. Я был в растерянности. Но жители деревни решили все за меня. Пока я разговаривал с омдой, кто-то обежал все дома и предупредил народ. Я слышал доносившиеся из толпы крики о мщении, о земле, об аграрной реформе, которую свели на нет; слышал проклятия в адрес омды и призывы немедленно обратиться в полицию. Тут кто-то подошел к омде и шепнул ему, что надо действовать, пока не поздно. Но прежде чем омда двинулся с места, я со своими людьми был уже на улице. Нас окружило людское море, с трудом мы пробрались к машине. Отовсюду слышались голоса, призывавшие нас поспешить, пока подручные омды не напали на нас. Дело ясное, все доказательства налицо, впервые омда оказался в положении обвиняемого. Если я оставлю ему тело, отвечать мне придется перед всем миром. Я уже поднялся на подножку автомашины, когда ко мне подошел человек и сказал: омда послал в армию вместо своего сына сына сторожа, мы только сейчас узнали обо всем, и дела этого так не оставим.

— Доколе будем молчать? — спросил он.

Человек этот, по всему судя, был грамотным.

— Даже на войне жульничают! Всю страну загадили— землю, воду, воздух. Людей погубили, а мы терпим, молчим. Но коль уж речь идет о защите Египта — тут дело другое!

Теперь мне стала ясна вся картина преступления. Почудилось даже, будто руки мои обагрены кровью юноши, лежавшего в гробу. Да, надо действовать. Здесь преступление особого рода — не воровство, не убийство, не денежный подлог. Преступлению этому имени еще не найдено: ведь нигде, ни в Египте, ни в любой другой стране такого еще не бывало. Нет, нельзя сидеть сложа руки! Если у нас есть такие люди, как омда, где гарантия, что подобная история не повторится? Кто же тогда будет защищать Египет?

На улице появился омда со своими людьми, вооруженными винтовками и палками, но их отделяло от нас целое человеческое море. Друг и отец погибшего влезли следом за мной в кабину. Не знаю уж, как мы там все разместились. Отец продолжал тихо плакать. Солдат, друг его сына, утешал старика: мы с ним заодно, мы его не оставим и клянемся, правда восторжествует. Мало-помалу старик успокоился, хотя мне по-прежнему были видны две блестящие полоски, оставленные слезами на его морщинистом лице. Я приказал шоферу трогаться. И словно по мановению волшебной палочки, толпа расступилась перед машиной. Все, кто мог, забрались на подножки и бампер, загородив водителю обзор. Мы с трудом заставили их потесниться. Другие, помогая тяжелой машине сдвинуться с места, толкали ее сзади. Наконец мы тронулись. Тут загремели выстрелы. Не знаю, чего хотели стрелявшие — задержать машину или рассеять толпу. Мы отправились в полицейский участок.

Дежуривший в участке офицер был примерно моего возраста, и на погонах его тоже красовались две звездочки. Он оказался каирцем, хоть и не моего района. Кратко объяснив ему все, я предложил начать расследование. Силы уже покидали меня и, наверно, заметив это по моему виду, офицер приказал принести мне чаю. Уточнив кое-какие подробности, он сказал: положение сложное и надо связаться с маамуром. Вскоре появился маамур вместе с сотрудником уголовного розыска. Разложили документы, приготовили перья и приступили к делу. Я услышал обращенный ко мне вопрос: