Эдвард Эбби - Костер на горе

— Не буду стоять, старый дурень. Давай-ка выходи оттуда.

Послышался грохот падающих досок. Дверь распахнулась, и мой дедушка появился на пороге, наставив карабин прямо в Лу.

— Стой. Стой, Лу, что это еще ты затеял?

А Лу был уже почти на ступеньках крыльца.

— Стреляй, старый коняга, — сказал он. — Чего там, пристрели меня. — И отбросил топор.

Дедушка вскинул ружье и вновь выстрелил, над самой шляпой Лу. Эхо не успело замереть, как старик перезарядил карабин.

— Последний раз говорю, Лу. Последний. Тронешь мой дом — и я убью тебя.

Лу, похоже, смутился на миг. Почти не двигался. Наконец сказал:

— Значит, так, — и ступил на веранду, от деда его отделяли три шага, и тот прицелился прямо в живот Лу.

— Я убью тебя! — вскричал старик.

— Вот он я, — ответил Лу. Остановился и развел руки. — Вот он я.

Мой дедушка молчал. В тени веранды можно было рассмотреть, что он трясется всем телом, а лицо его побелело от ненависти, ожесточения и безнадежности.

— Ты предатель! — разгневался он. — Ах, Лу, грязный ты предатель! — И он швырнул карабин сколько было силы на пол веранды. Колени его подкосились.

Лу не дал ему упасть и помог подойти к нам — к тете Мариане, ко мне и к машине, которая увезет его с ранчо.

Казалось, дедушка плачет: плечи дергаются, голова поникла, пальцы сжимаются до боли, но глаза, когда я заглянул в них, были выжжены насухо. Он напоминал слепого.

Лу и Мариана усадили его на заднее сиденье автомобиля. Я не сводил глаз со старика. Лу положил свою сильную руку мне на плечо.

— С ним все будет в порядке, Билли. Отправляемся.

Я скинул с плеча его руку и сверкнул глазами:

— Не тронь меня, Лу Мэки. Мы с тобой больше не разговариваем.

Тремя днями позже старик исчез.

Мы, он и я, остановились у тети Марианы в Аламогордо, спали в комнате для гостей, тетя нас старательно кормила. Мне предстояло отправиться на Восток уже на следующий день, а дедушке — никуда не уезжать. Но он уехал. Скрылся. И я видел, как это было.

Первые сутки после того, как его разлучили с ранчо, он болел. Ни с кем ни слова, ни на кого ни взгляда. Просто сидел на стуле или лежал в постели, глаза широко открыты, смотрят в никуда.

Тетя Мариана вызвала врача, тот обследовал у старика глаза, пострадавшие, но не то чтоб серьезно, от жгучего слезоточивого газа. Врач осмотрел и прослушал дедушку, не обнаружил ничего особенного, кроме временного, как выразился, нервного шока. Назначил успокоительные таблетки и основательный отдых.

Дедушке, похоже, стало лучше через день. Он съел легкий завтрак, сел в тени на крыльце, поглядывал, как соседи гоняют бензиновые газонокосилки по своим крохотным лужайкам, перекинулся словом-другим со мной и с тетей. Спросил, кормлены ли лошади. Тетя Мариана ответила, что с лошадьми все в порядке, Лу держит их на одном участке восточнее Аламогордо. Старику пришлось переспрашивать — под почти непрерывный рев реактивных самолетов над головой трудно вести беседу. Тетя повторила свой ответ, старик никак не откликнулся. Не думаю, чтоб он долго спал во вторую ночь — дважды будил меня, что-то бормоча и поднимаясь с кровати побродить по дому.

На третью ночь он нас оставил. Вскорости после того, как все легли и везде погасили свет и стало тихо, если не считать воркотанья разных домашних устройств, визгливых сигналов машин на городских улицах, грома реактивных самолетов поверху, он выполз из постели, в темноте оделся и, пересекши комнату, приблизился ко мне. Наверное, чувствовал себя намного лучше, в том смысле, что в руке у него была горящая сигара.

— Не спишь. Билли?

— Да-да.

Он сел на край моей кровати, ласково положил свою крупную руку мне на плечо. Помолчал, дымя сигарой. Наконец произнес;

— Уезжаю я отсюда, Билли.

— Я понял, дедушка.

— Как?

— Сам не знаю как. Просто догадался.

— Ладно. Да, затеял я уехать. Бежать среди ночи, словно какой мальчонка. Нет, ни дня больше не останусь. Надо выбираться. Ты знаешь, куда я нацелился?

— Куда?

— Хочу спрятаться, Билли, и ты, думаю, знаешь, где именно. Верно?

Я на миг задумался.

— Да-да.

— И отлично. Обещаешь не выдавать им?

— Обещаю, дедушка.

— Прекрасно. В том вся суть. — Он собрался вставать.

— Позволь мне с тобой.

— Чего-чего?

— Я хочу отправиться вместе с тобой, дедушка.

— Нет, Билли. Этого нам нельзя, сам знаешь. Тебе домой теперь надо. Разве что следующим летом...

— Что значит домой?

— То самое. Так о чем я? Авось на следующее лето навестишь меня. Поглядим, как дела пойдут.

— А я так хочу с тобой...

— Вижу. Но на сей раз я должен идти один. — Он медленно поднялся. Слышно было, как вздохнул, поглядев на меня. — Прощай, Билли.

Я не отвечал — боялся произнести слова прощанья и рад был, что он не видит моих слез. В темноте едва виднелась его высокая фигура. Он повернулся, взял небольшой сверток с тумбочки, двинулся к двери, тихо ступая, пропал из виду, удалился по коридору, к входной двери. Старательно вслушиваясь, я различил звук мотора — дедушка завел пикап и уехал.

Долго в эту ночь не мог я заставить себя уснуть. А когда заснул-таки, то пришел тревожный сон: светляки, чудные звезды, мерцающие голубым светом и все отдаляющиеся от меня, пара желтых глаз, горящих в сумеречной тиши.

Волнения начались наутро, когда я пришел завтракать в кухню. Моя тетя и ее муж пили там кофе.

— Где твой дедушка? — спросила она.

— С ним все в порядке.

— Кто-то ночью угнал его грузовик, — сказал ее муж. — Ну да не волнуйся, — добавил он, поскольку я был в смущении. — Не говори старику, это может его расстроить. Я уже сообщил в полицию. Наверняка отыщут грузовик в течение дня. — Он допил кофе, пока я усаживался за стол. — Сколько раз я его предупреждал, чтоб не оставлял ключ в зажигании, дурная это привычка, надо ему отвыкать, коль предстоит жить в городе. — Свернул газеты и поднялся. — Увидимся вечерком, и ради бога, пусть он о грузовике не беспокоится. Не знаю вот, страховка у него есть? Ну, надо бежать. — И он заторопился на работу.

Тетя поставила передо мной миску горячей каши.

— А дедушка твой с нами завтракать не собирается?

— Видимо, так.

— Чувствует себя нормально?

— Вполне.

— Схожу-ка я гляну.

— Он спит.

— Я его, Билли, будить не стану. — Она отправилась в нашу комнату. Я, уставясь в ложку с кашей, напрягся в ожидании вопля. Но такового не последовало, хотя она, вернувшись через минуту, была бледна и страсть как серьезна. Схватила меня за локоть и самым строгим образом посмотрела прямо в глаза. — Где он?

— Не знаю.

— Не лги мне, Билли. Где он?

— Не знаю.

— Знал же, что его там нет, так ведь? Знал ты, что он уехал?

—Да.

— Так куда же он уехал?

— Не знаю. Мне он не сказал.

Она пошла к телефону, позвонила мужу на работу, позвонила в городскую полицию и местному шерифу, в полицию штата и Лу Мэки:

— Он исчез. Что? Нет, мы не знаем. Не знаем, когда — где-то ночью. Да, пикапом... Кто? А, он здесь. Но не желает ничего говорить. Мол, не знает... Да, я так думаю. В полицию заявили. Сможете заехать?.. Мы все время дома. Хорошо. Да. До встречи.

Через час позвонили из полиции штата и сообщили тете Мариане, что пикап, принадлежащий Джону Воглину, обнаружен в Эль-Пасо, брошен там в каком-то переулке, с него сняты шины и прочие детали.

Затем прибыл Лу.

— С какой стати ему понадобилось в Эль-Пасо? — спросил он меня.

— Я с тобой не желаю разговаривать.

— Билли! — вмешалась тетя. — Ты бы хоть повежливее был.

— Конечно, конечно.

— Так-то оно лучше.

— Зачем ему было ехать в Эль-Пасо? — настаивал Лу.

— Не знаю. Он мне не сказал, куда едет. — Я уперся взглядом в стол и мечтал, чтобы оба они удалились.

— Уж не хитрость ли это, — пробормотал Лу. Взял меня за плечо, но я оттолкнул его руку и отъехал на стуле подальше. — Слушай, Билли, — он строго вперился в меня, — твой дедушка нездоров. Возможно, очень болен. Если знаешь, где он, лучше скажи нам.

— Не знаю.

— Он, может, в помощи нуждается. В беду, может, попал.

Я молчал. Лу и тетя сердито глядели на меня, тогда я отвернулся к окну и стал смотреть через окно соседа его телевизор.

— У старика есть приятели в Эль-Пасо? — Лу спросил мою тетю. — Не догадываетесь ли вы, какая причина толкнула его посреди ночи двинуться туда?

— Не ведаю причины. Вероятно, знакомые у него там есть, но вот кто, не скажу.

— Деньги он с собой взял?

— Не знаю. Почти всю одежду и прочие вещи здесь оставил.

Лу кивнул на меня:

— Когда этому мальчику домой лететь?

— Завтра.

— Так не сводите с него глаз. Уж ему-то не дайте улизнуть.

— На этот счет не беспокойтесь.

Пообещав вернуться к середине дня, если дедушка не объявится, Лу отбыл. Тетя. Мариана заказала по междугородней Финикс, чтобы переговорить с сестрой и рассказать ей, что произошло. Пока ожидала, занялась слегка по хозяйству, приготовила еду на нас двоих, так и подошел полдень. С меня она глаз не спускала.