Фумико Энти - Маски

– Какая изысканная, грустная красота! Нынешним женщинам это не свойственно, всю грацию растеряли.

После ухода учениц Миэко с Ясуко уговорили Тоэ задержаться и поподробнее рассказать о смерти отца. Однако гостья отклонила их предложение остаться на ужин, и они проводили ее до крыльца, ступая бок о бок по залитой лучами заходящего солнца энгаве.

Внезапно тишину прорезал крик младенца, вслед за ним старческий голос затянул колыбельную. Детский плач разогнал холод изысканной атмосферы заброшенности, висевшей над этим большим домом.

– Господи! У вас ребенок? – Тоэ напрочь забыла о своей обычной сдержанности.

– Да, это малыш одной нашей родственницы. Мать его умерла при родах, и Ясуко стало так жаль мальчика, что она предложила воспитывать его как собственного сына, – как ни в чем не бывало ответила Миэко, скосив глаза на невестку.

– Трудно, конечно, но это такое милое создание, хотя теперь он все мое время занимает. Вообще-то это одна из главных причин, по которой мы решили перебраться в Камакуру: ребенку там будет лучше.

Тоэ с сочувствием поглядела на пару красивых вдовых женщин. «Мужчины в доме нет, ухаживать не за кем, – подумала она, – вот и пригрели сиротку».

Ясуко дошла с Тоэ до самых ворот. Вернувшись, она увидела, что Ю ходит по коридору с ребенком Харумэ на руках. Миэко ушла.

– Как наша кроха? – Ясуко с улыбкой поглядела на маленькое личико. Трехмесячный малыш простодушно взирал на нее блестящими черными глазками. И вдруг Ясуко отшатнулась от внезапно захлестнувшего ее страха: ей показалось, что на нее смотрят сразу и Харумэ, и Акио.

– Ю, а ребенок-то все-таки на Харумэ похож.

– Нет, мальчик – вылитый Акио-кун. – Ю бросила на нее тоскливый взгляд. – Если бы вы только знали, как больно мне смотреть на него. Я вот так же баюкала Акио и Харумэ, когда они еще в люльках лежали, а теперь оба на том свете. Но эта новая жизнь пришла им на смену; надо благодарить за это небо. – В последнее время у старухи глаза постоянно на мокром месте были. Вот и теперь по сморщенным щекам покатились крупные слезы. – Не то чтобы мне когда-то хотелось взять этого малыша на руки. Да простит меня небо, но когда в конце всего этого у Харумэ-тян отказало сердце, я даже рада была. Я бы не вынесла каждый день смотреть на нее с этим младенцем, в ее-то состоянии! Я и хозяйке так говорила, да только она внимания не обратила. Уперлась, хотела, чтобы ребенок на свет появился, и все тут, не слушала меня.

– Да, если уж мама что решила, ее не остановить, – согласилась с ней Ясуко. – Я тоже люблю малыша. Он так похож на Акио, что мне даже кажется – он мой. – Она осторожно взяла белоснежный сверток из рук Ю, прижала его к себе и поцеловала нежную щечку. Как же она скорбела о смерти Харумэ! От непрестанных молитв о том, чтобы малыш, вышедший из чрева Харумэ, пошел не в свою мать, а в Акио или Ибуки, выражение ее лица стало напряженно-искренним, как у маленькой девочки.

«Должно быть, в душе Миэко смешались боль и радость от смерти Харумэ», – подумала она. В этот самый миг таинственные глубины души Миэко, которые всегда завораживали, внезапно показались ей бездонными. На Ясуко снизошло беспомощное изумление, взгляд беспокойно забегал вокруг, как у потерявшего рассудок человека, которого бросили на пристани, а он все стоит, и стоит, и всматривается вдаль, желая в последний раз увидеть любимое лицо, а корабль-то давно уже скрылся за горизонтом.

Миэко сидела на коленях на полу в медленно сгущающихся сумерках. Она снова достала из коробки Фукай и теперь изучала ее в одиночестве. Бледно-желтый отсвет горестной маски ложился на лоб и скулы женщины, и в свете уходящего дня оба лица стали похожими, словно два цветка на одном стебле. Казалось, маска чувствует, как скорбит ее хозяйка по Акио и Харумэ, и знает о нестерпимой горечи женской мести, которую она так долго вынашивала в себе, скрывая на самом дне души…

До слуха Миэко долетел младенческий плач.

И в этот момент маска выпала из рук, как будто чей-то невидимый кулак ее выбил. Женщина потянулась и накрыла ее левой ладонью, а правая, словно парализованная, неподвижно застыла в воздухе.

Кансай район Японии, охватывающий города Осака, Киото и прилегающие префектуры. (Здесь и далее примеч. ред.)

Xэйан – столица Японии с 794-го по 1186 г. Связанный с ней период японской истории в культурном плане ознаменовался формированием новых жанров художественной литературы; в высшем обществе тогда царил культ поэзии, эстетизма и изящной любви.

Матерхорн – вершина в Пеннинских Альпах на границе Италии и Швейцарии.

Моронобу Хисикава (1618–1694) – родоначальник японской гравюры на дереве.

Укиё-э – «картины изменчивого мира» (яп.) – направление в японском искусстве эпохи Токугава, посвященное изображению сценок городской жизни.

Сяку – мера длины, равная 30,3 см.

Дзабутон – в японском доме подушка, на которой сидят.

Кэндо – японское искусство боя на мечах.

Сэнсэй – вежливое обращение к учителям, врачам, работникам культуры (яп.).

1596 – 1615 гг.

1716 – 1736 гг.

Нисидзин – район Киото, издревле славившийся своими тканями.

В этой маске актеры театра Но исполняют роль духа мщения женщины средних лет, которую даже после смерти терзает боль неразделенной любви.

Энгава – открытая галерея с двух или трех сторон японского дома.

«Сказание о Гэндзи» («Гэндзи-моногатари») – роман придворной дамы Мурасаки Сикибу о любовных похождениях принца Гэндзи, вершина японской классической прозы (начало XI века).

1603 – 1867 гг., период правления сегунов из рода Токугава.

Принц Гэндзи, устроивший для младшего брата, Хотару, свидание со своей воспитанницей, прекрасной Тамакадзурой, предусмотрительно завернул в полу занавеса горсть светлячков, и при их свете Хотару впервые увидел возлюбленную.

1867 – 1912 гг.

«Синкокинсю» («Новое собрание древних и современных [японских песен]») – созданная по императорскому указу в 1216 г. восьмая из двадцати одной официальной антологии японоязычной поэзии.

«Ватакуси сёсэцу» – жанр японской литературы XX в., своего рода «рассказ о себе», эгобеллетристика.

Жрица Исэ проходила два обряда «священного омовения». После первого она переселялась в императорский дворец, а после второго проводила целый год в Священной обители на равнине Сага и только потом отправлялась в храм Исэ.

1467 – 1477 гг.

Норинага Мотоори (1703 – 1801) – выдающийся литературовед и теолог эпохи Токугава, представитель школы «национальной науки».

Кото, бива – старинные японские музыкальные инструменты. Кото – тринадцатиструнный род гуслей. Бива напоминает лютню.

«Кодзики» («Записи о деяниях древности») – самый старый памятник японской письменности, содержащий мифы о происхождении Японских островов и легенды о свершениях первых государей.

Фусума – раздвижные перегородки между комнатами в японском доме.

Сёдзи – перегородки в японском доме, которые отделяют внутренние помещения от галереи-энгавы.

Бидзинга – портреты красавиц из «веселых кварталов», жанр укиё-э.

Токонома – ниша в стене японского дома, предназначенная для услады глаз: ее украшают икебаной и свитком с картиной или каллиграфической надписью.

Хирагана – японская слоговая азбука.

«Сказание об Исэ» («Исэ-моногатари») – памятник японской литературы IX в. Авторство этого произведения прозопоэтического жанра приписывают прославленному Аривара-но Нарихире (825 – 880), одному из «шести гениев японской поэзии»; его же считают и главным героем, тем самым «кавалером», чьи похождения описаны в сказании.

Гиндза – главная улица Токио.

Тёбу – японская мера поверхности, равная 0,99 гектара.

Ри – японская мера длины, 3927 м.

Даймё – владетельные князья (яп.).

Мэгуро – район Токио.

Абуна-э – эротические картинки, жанр укиё-э.

Бунраку – традиционный японский кукольный театр.