Хуан Мильяс - У тебя иное имя

Накануне вечером, чтобы отпраздновать тот факт, что страшное случилось не с ним, а с Рикардо Мельей, он купил себе очень легкий пиджак в крупную сине-зеленую клетку, и на работу явился в новом пиджаке свободного покроя, серой рубашке с косым воротом, джинсах и спортивных туфлях.

Он пообедал в кафетерии на улице Принсипе-де-Вергара — съел сэндвич и выпил пива — и направился на прием к доктору Родо, заранее предвкушая удивление психоаналитика при виде его нового наряда. Взглянув на свое отражение в витрине магазина, мимо которого проходил, Хулио сам не сразу узнал себя и счел это хорошей приметой. “Чтобы побеждать, — подумал он, — нужно уметь становиться немного чужим самому себе”. Навстречу ему шел мужчина, который нес на плечах маленького ребенка. И Хулио, поравнявшись с ним, сказал: “Никогда человек не поднимается так высоко, как в те минуты, когда сидит на плечах у отца”. Мужчина улыбнулся и зашагал дальше. А Хулио почувствовал легкие угрызения совести — он вспомнил о своем сыне. Но эти мысли улетучились, едва он подумал о том, какое прекрасное будущее ожидает его: он будет зарабатывать намного больше и с ним не случится несчастья, подобного тому, какое случилось с Рикардо Мельей.

В приемной доктора Родо вместо доктора Родо он увидел субъекта с набрякшими веками и глубокими залысинами.

Субъект пригласил Хулио пройти и сообщил ему, что доктор Родо скончался во вторник рано утром. От остановки сердца, как та канарейка. Субъект сообщил также, что является коллегой доктора Родо, и предложил свои услуги, на случай если Хулио захочет продолжать сеансы психоанализа.

— Мы работали в одном ключе, — добавил он.

Хулио представил себе двух психоаналитиков, работающих внутри огромного ржавого ключа, и с трудом удержался от улыбки.

— Дело в том, что у меня галлюцинации, — сказал он.

— Какого рода галлюцинации? — поинтересовался психоаналитик с набрякшими веками.

— Слуховые. Это похоже на слуховые помехи, которые заглушают все мысли и мешают думать о сути вещей. Но если вы мне дадите вашу визитную карточку, я подумаю несколько дней и, возможно, позвоню вам.

— Обязательно звоните.

— Посмотрим. Такие вещи иногда сами проходят. Там будет видно.

Выйдя на улицу, Хулио бросил карточку в урну. Смерть психоаналитика казалась ему еще одним подтверждением тех предчувствий, которые не оставляли его все предыдущие дни. Он был счастлив, сам не понимая отчего, и решил, что нужно поспешить домой — вдруг Лаура будет звонить?

В квартире было жарко. Он разделся донага и налил себе виски, положив в него сразу несколько кубиков льда. Потом сел за письменный стол, положил перед собой чистый лист бумаги и написал четким почерком: “Хулио Оргас. ‘У тебя иное имя’. Роман”.

“Так значит, психоаналитик умирает, — думал он. — Что ж, это упрощает дело”. Он уже собрался начать писать, как зазвонил телефон. Это была Лаура.

— Хулио, — произнесла она спокойным голосом, — мой муж умер.

— Все вокруг умирают, — ответил Хулио. — Рикардо Мелья, мой психоаналитик, а теперь еще и твой муж. Прими мои соболезнования, хотя, не скрою, я рад.

— Хулио, — тем же тоном повторила Лаура, — я сейчас не могу долго говорить: здесь моя мать и моя дочь. Но сегодня вечером, после одиннадцати, приходи ко мне домой. Инес будет уже спать, и я расскажу тебе все.

Хулио записал адрес, не обратив внимания на то, что номер дома был тот же самый, что и номер дома психоаналитика, к которому он ходил. Весь вечер он был чрезвычайно возбужден, и его настроение резко менялось. После третьей порции виски он включил телевизор, лег на диван и заснул, наблюдая за воображаемым писателем (самим собой), который исписывал лист за листом, выводя точную и запутанную фабулу романа “У тебя иное имя”. “Психоаналитика убили его жена и его пациент”, — сказал он, перед тем как погрузиться в сон.

Он проснулся в десять часов от голода. Открыл банку консервов и съел ее содержимое стоя. Потом принял душ, побрился, надел модный пиджак Рикардо Мельи и вышел.

Ровно в одиннадцать тридцать он подошел к подъезду Лауры, к подъезду своего психоаналитика. Это совпадение было, без сомнения, одной из тех щелей, что появляются порой на твердой и гладкой поверхности реальности. “Происходит что-то странное”, — думал он, поднимаясь в лифте.

Лаура поцеловала его и провела в гостиную, предупредив, чтобы он говорил потише: “Девочка спит”.

Они сели друг против друга и долго смотрели друг другу в глаза, и безграничная любовь перетекала из глаз одного в глаза другого, словно по руслу, издревле предназначенному для этой цели. Лаура была немного бледна и улыбалась улыбкой падшего ангела. Ни он, ни она не решались заговорить. Потом она поднялась, подошла к письменному столу и достала из тайника свой дневник. “Вот, — протянула она дневник Хулио, — прочитай то, что я написала сегодня после похорон. Здесь все”.

Хулио читал последние страницы дневника, и до него доходило то, что в глубине души он уже знал: что Лаура была женой Карлоса Родо и что, безумно любя Хулио, она решилась убить мужа — не столько для того, чтобы убрать препятствие, сколько затем, чтобы показать, на что она способна ради любви.

— Но ему же наверняка делали вскрытие? В его смерти обвинят нас, — высказал опасение Хулио.

— Нам нечего бояться, — заверила она. — В последние дни он находился в постоянном напряжении. Ему приходилось слишком много работать, и он постоянно принимал амфетамины и транквилизаторы. Он уже много лет не мог жить без этих таблеток, но сам себе не признавался в своей зависимости от них. Сердце у него остановилось, когда он был наверху, у себя в приемной, — писал какой-то доклад. Доза, растворенная в кофе только ускорила процесс. Труп обнаружила я, так что у меня было время вымыть термос, прежде чем я позвонила одному из коллег мужа по клинике. Они давно подозревали, что необычайная работоспособность Карлоса объяснялась приемом стимулирующих препаратов, и я лишь подтвердила это. Из дружеского расположения к нему и для того чтобы избежать скандала в Аюнтамьенто, куда его собирались принять на работу, коллеги написали в документах, что смерть наступила в результате остановки сердца. Сейчас он уже похоронен, любимый, больше нам ничто не угрожает.

Хулио был растерян и даже немного испуган тем, с какой легкостью можно менять существующее положение вещей и как хорошо все складывается для него. “Это дело рук Тересы, — подумал он, — Тересы Сагро, которая сейчас надевает ради меня маску вдовы”. Подумав еще несколько секунд, он произнес: “Но это именно то, что происходит в романе ‘У тебя иное имя’, который я сейчас пишу”.

— Просто наша с тобой история, любимый, это настоящий роман, — ответила на это Лаура, закидывая ногу на ногу.

— Как легко убивать! — задумчиво произнес Хулио.

— Когда это делается во имя любви, — добавила она.

Всю ночь они разговаривали, не касаясь друг друга. Когда занялся рассвет, они обнялись...

Они никак не могли насытиться. Наконец, Лаура сказала: “Тебе пора уходить, любимый. Я не хочу, чтобы тебя увидела дочка, когда проснется. У нас вся жизнь впереди”.

— Вся жизнь, любовь моя. Наша жизнь и жизнь других. Вся жизнь, — ответил охваченный страстью Хулио.

Когда он вышел на улицу, над городом поднималось солнце.

— Рассвет... — думал он. — Какое странное слово. Какая странная жизнь! Какое странное все вокруг! Я ни в чем не виноват, в случившемся нет даже тени моей вины. Мы просто глина, мягкая и изменчивая — еще одно слово, которое, должно быть, происходит от слова “измена”. Но, Боже, какая любовь! Как мы любим друг друга! И какой у меня получится роман!

Он припарковал машину неподалеку от своего подъезда. Подметальщик мел тротуар огромной щеткой, насвистывая что-то себе под нос. Хулио приблизился к нему:

— Извините, что это вы насвистываете? — спросил он.

— “Интернационал”, сеньор, гимн социалистов, — услышал он в ответ.

Улыбнувшись про себя, Хулио открыл дверь подъезда, вошел в лифт, нажал нужную кнопку и вдруг почувствовал абсолютную уверенность в том, что, когда он войдет в свою квартиру, то обнаружит на письменном столе законченную, совершенно готовую рукопись романа под названием “У тебя иное имя”.