Мелвин Берджес - Сучка по прозвищу Леди

Моя мама! Я не верила сама себе! А вы поверили бы? Вряд ли нашлось бы много людей, которые узнали бы свою дочь в лохматом существе с волосатой мордой, мощными клыками и длинным языком. Например, ваша мама? А моя узнала меня!

— Ради бога, Сьюзан! — крикнул папа, уже стоявший в дверях с искаженным в отчаянии лицом, потому что он видел свою жену — свою бывшую жену — прижимающей к груди грязную сучку, да еще утверждающей, что это ее дочь.

— Это она! Неужели ты думаешь, что я не узнаю своего ребенка, потому что она стала похожа на собаку? — рассердилась мама, и папа сделал пару шагов в ее сторону, но она отвернулась от него. — Откуда ей знать всякие мелочи? Это она! Она — но ставшая…

— Что ты говоришь? — возразил было папа. Но его прервал стук в дверь.

— Полиция! — взвыла мама. — Избавься от них, избавься от них, и я тебе все объясню. Не говори им ничего, просто прогони их! — Промчавшись мимо него, она бросилась вверх по лестнице. Адам посторонился, и она, не раздумывая, направилась в свою комнату. — Избавься от полицейских! — прохрипела она и, нырнув в свою комнату, хлопнула дверью.

— Сандра! Моя любимая Сандра, моя любимая, — плакала мама.

Она положила меня на кровать, легла рядом со мной и покрыла мой мокрый нос тысячью поцелуев, позволив мне слизать слезы с ее несчастного, немолодого лица.

Если честно, то не в первый раз маме пришлось тащить меня по лестнице, когда полицейские барабанили в дверь, требуя отдать меня. В первый раз это случилось всего несколько недель назад, через несколько дней после того, как я познакомилась с Мишель и ее немногочисленной «бандой».

Было это так. Мама не хотела купить мне новые шмотки, которые я присмотрела, поэтому я решила пойти и взять их сама. Меня смущали разговоры Мишель о том, как много она всего утащила и как это легко. В то время она казалась мне по-настоящему ловкой, хотя, оглядываясь назад, полагаю, она просто не задумывалась о том, что ее могут поймать. Я по-настоящему завидовала ей, потому что тогда ее способ получать желаемое не вызывал у меня возражений. Да и прикид у нее был потрясающий. Ну, вот я и подумала, почему бы нет?

Так как я впервые отправлялась «на дело», то сначала мы попрактиковались на косметике в аптеке на Уитингтон-стрит, прежде чем решились на серьезное дело — присмотреть себе шмотки в центре Манчестера. В первую очередь следовало подумать, как должны выглядеть люди, которые воруют одежду. Естественно, они не должны выделяться из толпы. Со слов Мишель, все было проще некуда. Входишь в магазин, разговариваешь с подружкой, как будто тебя не особенно интересуют выложенные вещи, как будто ты присматриваешься, но тебе ничего не нравится — а потом быстренько суешь, что тебе надо, в сумку и поскорей улепетываешь, пока продавщицы стоят к тебе спиной. Легче легкого! Но меня засекли.

Самое забавное, что я заметила слежку за собой, однако надеялась, что, если буду следовать намеченному плану, никто ничего не скажет. Похоже было, будто я нахожусь в автомобиле с неработающими тормозами. Все время я видела женщину, не спускавшую с меня глаз, однако для меня не было пути назад, это понятно. Что интересного я могла бы рассказать, если бы вышла из магазина с пустыми руками? Интересного — как глупо! Ни одна собака не стала бы волноваться из-за этого. Ведь это значит, что тебя заботит только одно, как ты выглядишь — даже если тебя ловят на воровстве, — потому что тебе стыдно признаться, будто ты не совсем спокойна, следовательно, виновата!

В конце концов я схватила краску для ресниц и направилась к двери. Одна из девушек в проходе попыталась встать у меня на пути, однако я оттолкнула ее и в одно мгновение была на улице и бежала прочь. Из аптечного отдела выбежала женщина с криком:

— Ловите ее!

Никто, конечно же, не обратил на нее внимания. Мишель все еще оставалась в магазине. Пока я, испуганная, ничего не видя и не слыша, мчалась по улице, Мишель набрала в сумку фунтов на пятьдесят косметики, так как продавщицы сгрудились возле двери и смотрели мне вслед.

— Отличный трюк. Тебя засекают, а на меня не обращают внимания, — пошутила потом Мишель, отдавая мне половину косметики и требуя немедленно повторить проделку.

— Ага! Почему бы и нет? — сказала я, как будто совсем не волновалась.

Мы принялись планировать большой набег на город, однако было слишком поздно. Меня узнали, когда я бежала по улице. И полицейские в тот же вечер явились ко мне домой.

Мы с мамой сидели за столом, когда со стороны кухни пришел Адам.

— Там полицейская машина. Похоже, она едет к нам, — сказал он.

Мама посмотрела на меня, и, наверно, я сильно побледнела, потому что она сразу все поняла.

— Это за тобой, да? — спросила она, и зазвенел звонок.

— Полицейские! Что ты наделала? — стал приставать Адам.

Мама встала и схватила меня за руку.

— Идем наверх, быстро! — прошептала она.

— Ты же не собираешься прятать ее! Это незаконно! — сказал маленький мерзавец. Он сморщился и пошел за нами. — Не хочу жить в одном доме с преступницей.

— Заткнись! Чтобы я тебя не слышала, — прошипела мама. — Открой дверь и скажи, что ее нет дома, — приказала она Адаму, продолжая тащить меня наверх.

— Я не буду врать полицейским! — крикнул Адам.

— Заткнись! Не то они услышат тебя! — попросила я.

— Я не хочу врать, не хочу, чтобы меня арестовали за вранье, — стал кричать Адам. — Если она сделала что-то плохое, пусть идет в тюрьму, а я не пойду вместо нее, — громко произнес он.

Только этого недоставало! Мама уже притащила меня наверх и теперь тянула в свою комнату.

— Прячься в шкаф!

Она втолкнула меня в комнату, заперла дверь и побежала вниз. Мне было слышно, как Адам ревел, словно охранная сигнализация, поэтому она отправила его во двор и сама открыла входную дверь. Что до меня, то я стояла в шкафу на куче обуви и чуть не писала от страха. Правда-правда. До чего же я испугалась. В голове у меня была только одна мысль: я виновата, но не дай им забрать меня, я буду хорошей. Снизу до меня донеслись голоса. Потом я услыхала шаги на лестнице, но не поняла, то ли это мама, то ли полицейские. Дверь распахнулась — я чуть не умерла — это была мама.

— Ну, теперь иди вниз. Зачем ты это сделала? Зачем утащила косметику, глупая, глупая девчонка? Давай, иди вниз!

Она вытащила меня из шкафа и практически швырнула вниз, после чего вытянула из меня всё до последней подробности, пока Адам бился в дверь.

— Ее посадят в тюрьму? Ее посадят в тюрьму? — то и дело спрашивал он, после чего я кричала:

— Пошел вон, маленький мерзавец!

Мама же грозила мне всеми адскими муками, которые только придуманы на земле. В итоге она договорилась с продавщицей, что та не будет подавать иск, но пришлось идти к ней и извиняться при всем народе, да еще платить пятьдесят фунтов за Мишель. Мама вела себя лучше некуда. Она даже дала мне денег. А потом попросила помочь с продажей машины. Знаете? Я была слишком эгоистичной, чтобы потратить на нее субботу. Только не субботу. Надо было мне превратиться в корову, а не в собаку, до того я была невыносимой.

А ведь я совершенно забыла об этом. Ни о чем не думала, делала, что хотела, вот и весь сказ. Никогда не вспоминала о своих поступках и никогда ни о чем не жалела. Иногда мне кажется, что я не особенно рассчитывала на будущее. Отчасти поэтому у нас с мамой совсем испортились отношения. Я никогда не думала о том, что натворила, так что ко мне можно было питать только спровоцированную мной злобу, правда, мне казалось, что виновата мама, потому что рядом с ней я чувствовала себя особенно плохой. Ничего не поделаешь. Такая уж я была. Она хотела, чтобы я стала другой, а я была такой, какой была.

И вот она опять помогла мне, хотя обстоятельства изменились. Теперь надо было убедить папу и Адама. Они оба считали, что мама на грани нервного срыва, это было легко понять по их голосам. После того как полицейские уехали, папа подошел поближе к двери в спальню и заговорил с мамой, как будто она была ребенком.

— Сью! Не волнуйся, все в порядке. А теперь открой дверь, — проговорил он таким спокойным, тихим голосом, как будто хотел выудить кошку из шкафа.

— Они уехали? — спросила мама.

Она сидела на кровати, одной рукой обнимая меня за шею. Я же вся дрожала, от головы до лап, скулила и лизала ей лицо, а она отворачивалась от моего мокрого языка. Мамочка никогда не любила собак. И Эда она тоже не любила.

— Да. Уехали. Ты можешь выйти, — успокоил ее мой папа. — А где Адам?

— Он внизу.

Мама посмотрела на меня и помрачнела.

— Боже мой, наверное, я сошла с ума!

Я до того испугалась, как бы она не передумала и не решила, будто ей все приснилось, что прошептала:

— Нет, нет, это я, мама, это я.

Она подпрыгнула и закричала:

— Черт!

— Что с тобой? Ничего не случилось? — спросил папа.