Алексей Качалов - Ампутация Души

— Долго тут будут? — толкала в бок баба в шортах подругу. — Сцать хочу.

— Терпи, мы еще в гранатной палате не были, — отвечала ей спутница, коверкая название зала. — Там, говорят, поприкольней, побрякушки золотые всякие. А тут скукота.

Все это уже начинало раздражать Деснина. Совсем не то он ожидал увидеть в храме. Тем не менее он выстоял службу, которая показалась ему очень урезанной. Под конец в очереди желающих попасть под благословение священника началась типичная базарная склока. Две немолодые уже тетки воинственно обменивались репликами типа: я первая, а вас тут не стояло.

— Вам батюшка только что Евангелие читал, мол, возлюби ближнего, а вы… — попытался кто-то увещевать бабок.

— Так то Евангелие, а то жисть, — безапелляционно ответили ему.

Понаблюдав за этим неприятным зрелищем, Деснин резко развернулся и вышел вон из храма.

— Подайте, Христа ради, — послышался на паперти плачевный голос нищей с ребенком. Однако никто из шедших со службы не обращал внимания на этот призыв. Деснин пошарил по карманам и высыпал всю мелочь в жестянку нищей.

— Сохрани тебя Бог! — услышал он в ответ.

Вечерело. Час пик. Время отправления поезда близилось. Деснин стоял на ближайшей остановке и, покуривая, ждал автобуса. Рядом стояли еще человек шесть-семь и среди них пацан лет одиннадцати, бледный, с трясущимися руками. Казалось, он с трудом сдерживает себя от чего-то. Но вот не вытерпел, достал из куртки шприц с какой-то мутью, снял с иголки колпачок, задрал рукав и на глазах у всех стал искать вену, которая еще не повяла. Все отвернулись, все, кроме Деснина.

— Эй, ты, малой. Ты че делаешь-то? А ну дай баян! — Деснин отобрал у пацана шприц и бросил его под колеса проезжавшей машины. Пацан посмотрел волком и куда-то юркнул. Спустя пару минут он возвращался в сопровождении бритоголового жлоба, которому указывал пальцем на обидчика. «Вот, черт, прости Господи, вечно я во что-то влипну», — думал Деснин, пока к нему подходил жлоб.

— Ты кто такой, в натуре, а? — начал тот сходу. — Че детей обижаешь? Щас его колбасить начнет, кто за дозу платить будет, ты?

— Он же мелкий совсем, — начал было Деснин.

— А мне чего? — оборвал его бритый. — У меня товар, у его папы бабки, а все остальное меня не колышет.

— Не по-божески это как-то, — вырвалось у Деснина, хотя сказать он собирался нечто иное.

— Чего?! — жлоб был явно изумлен. — Ты че, в натуре, с дуба рухнул? Не лезь не в свое дело, понял. Бабки гони, друг детей, блин. А то…

— А то что?

Вместо ответа Деснин получил приличный удар в челюсть. На мгновение он задержался, посасывая разбитую губу, словно пробуя кровь на вкус, а затем что-то рыкнуло в мозгу, и Деснин одним ударом свалил нападавшего. Тот, правда, все же успел отмахнуться и подсветил противнику небольшой фингал на левый глаз. Деснин уже хотел добить поверженного ногой, но с силой поставил ее на место. Лицо его слегка покраснело, и на правой щеке проступила белая рваная полоска старого шрама. Как раз подошел автобус, и Деснин заскочил в него, с удивлением отметив, что и на эту потасовку никто из прохожих не обратил никакого внимания, вернее, остановились, поглазели немного, отметили хороший удар и спокойненько пошли дальше. «Может, все правильно, все так и должно быть? — думал Деснин, прокручивая события дня. — Наркоманы, проститутки, нищие… И раньше все это было, но не так нагло, словно напоказ. Или я просто не въезжаю? Но ничего, батюшка все объяснит, утвердит, наставит, и все будет в ажуре».

На следующий день Деснин трезвонил в дверь Юлькиной квартиры.

— Кого там черти носят в такую рань? — послышался из-за двери недовольный голос подруги.

— А ты открой — увидишь, — отозвался гость. — Да и обед уже скоро.

Щёлкнул замок. На пороге показалась заспанная Юлька. Деснин слегка обомлел. Он как-то забыл, что девушкам свойственно превращаться в женщин. А перед ним стояла не восемнадцатилетняя телка, которую он когда-то подцепил, скрываясь в Смирново, а женщина в полном соку.

— Я это, не помешал? — засуетился Деснин. — В смысле у тебя кто-то есть?.. В смысле сейчас… В смы… А-а! — махнул он рукой.

— Сейчас — нет, — Юльке было приятно это смятение. — Заходи. Я после смены как раз.

Едва переступив порог, Деснин вынул из-за спины руку и как бы невзначай сунул Юльке розу. Цветок произвел особое впечатление. Юлька смотрела на него как на что-то сверхъестественное. Затем осторожно взяла двумя пальцами и вдруг заплакала. Такой реакции Деснин никак не ожидал. «Мало, наверное, — думал он, — надо было еще взять. Не годится совет цветочницы, мол, лучше часто по одной розе, чем дюжину в год».

— Мне никогда не дарили цветов! — всхлипнула Юлька.

— И мне, тьфу, в смысле и я не это… Ну чего ты ревешь? Я тебе еще куплю, — попытался было Деснин успокоить подругу.

— Правда? — всхлипнула Юлька и разревелась еще пуще.

«Похоже, я от баб совсем отвык, — думал Деснин, переминаясь на пороге, пока Юлька наливала воды в вазу и бережно ставила в нее розу. Деснин даже успел поймать себя на мысли, что ревнует к этому цветку. Юлька, словно почуяв это, улыбнулась:

— Ну, чего встал-то как неродной? Иди вон прямо в ванную. Помойся сначала, да переоденься. У меня ж и шмотки твои остались. А то, чай, всех вшей да блох с зоны-то припер. Ты на себя хоть в зеркало глянь — на кого похож.

Деснин последовал совету и, посмотревшись в зеркало, пришёл к выводу, что видок у него, действительно, не самый лучший.

— Н-да, — произнёс он, поглаживая ещё не успевшие отрасти волосы. — Недаром, вчера поезд ждал в Москве — зашел в новый храм, громадина страшная, и слышу сзади одна бабка другой базарит: «Ты за этим приглядывай — как бы чего не спёр». А потом поп вышел и вылупился на меня так подозрительно. Я думаю: «Чего это ты на меня, батюшка, так косишься? Али я рожей не вышел?» Видать не вышел. А сами всё говорят, что не о плоти, а о душе заботиться надо. Врут, получается? А один не врал — принял меня, каким я был. За то ему и поверил.

— Ты опять, что ли, про своего попа? — прокричала с кухни Юлька. — Достал уже с ним.

— Да ты пойми, Юль! Это такой человек. Есть в нём, — Деснин запнулся, стаскивая футболку, — что-то такое… Словами и не скажешь. Вот приезжали к нам на зону какие-то… баптисты, что ли. Ну, навроде попов, только без рясы. Говорят хорошо. И Библии бесплатно раздают. Но всё равно не хватает чего-то. А вот у него это самое «чего-то» есть.

— Угу, из-за этого «чего-то» ты и сел, — оборвала его Юлька.

— Да ладно тебе. Как сел, так и вышел. Не об том речь. Я про то сказать хочу, что в нашей, русской церкви на меня вона как косились, стоило зайти, а эти самые баптисты сами по зонам ездят, не брезгуют. Просто человеком себя чувствовать начинаешь.

— Ну, всё, хватит, — не выдержала Юлька. — Что-то ты больно говорливый стал. Раньше вон слова не вытянешь. А теперь… В письмах писал только про своего Бога, теперь приехал — снова про него. Крыша в пути называется. Иди лучше мойся. Я пока приготовлю все.

Впервые за столько лет Деснин оказался в теплой ванной. Он разомлел, раскинул руки и так лежал минут двадцать, просто балдея от свободы. Затем пустил душ и принялся нещадно драить свое тело мочалкой, словно стирая с себя всю накипь, все темное, прошлое. Казалось, пенистый поток уносил все это прочь, в канализацию, навсегда.

Пока Деснин мылся, с собрания партактива вернулась Анна Петровна — Юлькина мать, которую гость, выходя из ванной, чуть не сбил с ног дверью.

— Здрасьте, — только и нашелся он что сказать и вновь закрылся. Стоя за дверью, он лихорадочно соображал, что это за тетка и лишь с трудом опознал в ней «тещу» — настолько та поизносилась за последние годы. В свое время она, как передовик производства, была даже депутатом облсовета и всегда занимала активную жизненную позицию. Всю жизнь копила на отдельную квартиру, но в 91-ом грохнула инфляция и все вклады обесценились. Пережить такое Анне Петровне помогло лишь то, что в последний год своего существования советская власть все же сподобилась выделить ей двушку. Но затем уже другое государство накололо всю страну с ваучерами, а в результате дефолта 98-ого года отобрало последние копейки. Муж Анны Петровны спился с горя, а сама она подалась в революционеры, даже вступила в одну оппозиционную партию.

Теща также не сразу признала Деснина.

— Юль, он чего — сбежал? — наконец услышал Деснин настороженный вопрос из-за двери.

— Да нет — выгнали. Говорят: на хрена ты нам здесь не нужен, — отозвался он сам шутливым тоном, а затем уже серьёзно добавил. — Да не боитесь вы — досрочно меня выпустили. Не верите — справку показать могу.

— А, ну тогда, Юль, трусы ему принеси, что ли. Чего же ему, голым скакать? — успокоилась Анна Петровна.