Ариэль Бюто - Цветы осени

С чердака Жюльетта направляется в свою комнату. Помада как лежала, так и лежит в ящике туалетного столика. Я ведь говорила, что никогда ничего не выбрасываю! Жюльетта наклоняется к зеркалу, неумелым движением проводит помадой по бледным губам и вдруг краснеет. Бедняжка моя! Со всем этим покончено! Может, и так, но помада не желает стираться. Дай бог, чтобы Луи ничего не заметил.

Если Пьеру Леблону исполнилось двадцать, когда мне было шестнадцать, то сейчас ему семьдесят. По данным телефонного справочника, в Бель-Иле живут четверо Леблонов, но Пьера среди них нет. Это я знаю точно, выяснила вчера — просто так, из любопытства.

В гостиной, в такт шагам Жюльетты по паркету, позвякивают стаканы в горке. Она задерживает дыхание. Анна не спит и улыбается ей кривоватой улыбкой слабоумной.

— Все в порядке, мой птенчик?

Пятнадцать лет дела идут все хуже и хуже, вопросы Жюльетты неизменно остаются без ответа: Анна так и не научилась говорить.

— Тебе понравилась вчерашняя прогулка в коляске, да, крошка?

Анна неловко машет рукой и опрокидывает стоящую у дивана семейную фотографию.

— Ничего страшного, котеночек. Бабуля сейчас все исправит. Смотри, даже рамка не сломалась. Вот так, готово.

Жюльетта гладит внучку по щекам, целует в потный лобик. Он попросил разрешения поцеловать меня… Что же мне для тебя придумать сегодня после обеда, Анна?.. и я вместо ответа прижалась губами к его губам.

— Какая жалость, что мы не можем отправиться на прогулку. Не хочу, чтобы люди глазели на тебя на улице! Да и коляску твою трудно катить по тротуару. Вот что, Анна, пожалуй, я вынесу тебя на одеяле в сад. Будешь смотреть, как дедуля подрезает розы, согласна? А я пока сбегаю на почту. Совсем ненадолго.

Девочка набирает вес, а я не молодею. Сколько еще времени я смогу вот так носить ее на себе? Врач советует мне беречь спину, но ему легко говорить — не он растит больного ребенка. У Луи, конечно, сил побольше, но малышка предпочитает мои руки.

Жюльетта укладывает свою ношу на серое одеяло — она купила его когда они с Луи отправились в свадебное путешествие. Потом все их маршруты ограничивались Бель-Илем, старая палатка и сегодня лежит свернутой в углу садовой пристройки. Он взял меня зa руку и повел к своей машине.

— Я скоро вернусь. Не забудь про суп.

— Можно подумать, я хоть раз, с самого дня нашей свадьбы, об этом забыл, — щелкая секатором, бормочет Луи.

Жюльетта садится на велосипед и едет в деревню. Ей машут в знак приветствия, здороваются. Почему они все так странно на меня смотрят? Я обычная бабушка, отправившаяся по делам на почту. У дверей отделения Жюльетта узнает велосипед Габриэль: когда-то она учила ее сына, а потом, когда у той умер муж, послала на похороны цветы. Они почти приятельницы, хотя ни разу не были друг у друга в гостях. Принимать у себя людей — недешевое удовольствие, и, если все начнут звать соседей на ужин, недолго и без штанов остаться. Мне никогда не понять, что за радость смотреть, как едят другие. Тут уж одно из двух — либо разговаривай с набитым ртом, либо молчи, но так никакой беседы не выйдет.

На почте пусто, а Габриэль стоит спиной к двери. Жюльетта делает вид, что не заметила ее, и с непринужденным видом направляется к минителю.[1] Инструкции просты. ИМЯ… ЛЕБЛОН. Жюльетта печатает, близоруко щурясь, она забыла дома бифокальные очки. РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ… Боже, да не знаю я, чем он занимается. К чему столько вопросов? Мне просто нужно узнать… АДРЕС… Господи, да ведь это я и хочу выяснить! Этот автомат — совершенно бесполезная вещь, раз задает мне именно те вопросы, которые я сама собиралась ему задать.

— Глядите-ка! Никак, Жюльетта! Что ты здесь делаешь?

Черт возьми! Любопытная тварь! Пытается прочесть слова на экране.

— Ищу сведения насчет водопроводчика.

— Ты больше не зовешь Метера? Ну надо же! Во все сует свой нос!

— Это, конечно, не мое дело, но, если тебе нужен водопроводчик, ты не с того конца взялась. В графе «РОД ЗАНЯТИЙ» напечатай «ВОДОПРОВОДЧИК».

Мысленно проклиная Габриэль, Жюльетта букву за буквой набирает название одной из тех профессий, представителем которой она в последнюю очередь хотела бы видеть свою девичью любовь. Впрочем, в конце концов, почему бы и не водопроводчик? Глупых профессий на свете нет, пусть даже одни выглядят интеллигентнее других.

— Послушай, Жюльетта, если не укажешь адрес, вряд ли найдешь своего Леблона.

Габриэль говорит слишком громко, но на почте кроме них двоих все равно никого нет. Моего Леблона! Да что она себе позволяет!

— Ты не знаешь, где он живет? Ладно, ничего страшного, смотри, как это делается. Я набираю имя и получаю список всех Леблонов департамента. А имя ты случайно не помнишь? Это позволило бы сузить круг поиска. Хотя конечно, откуда тебе знать его имя. Пьер? Хорошо. Попробуем на Пьера.

ПОИСК

СОВПАДЕНИЯ ИМЕЮТСЯ, НО С ДРУГИМИ ИМЕНАМИ

— Ты уверена, что он Пьер?

Жюльетту так и подмывает послать Габриэль ко всем чертям, но нет никого прилипчивее и опаснее деятельных людей.

— Расширить поиск на соседние департаменты?

— Нет-нет, спасибо.

— Знаешь, Жюльетта, ты, конечно, вольна поступать как хочешь, но лучше найти местного. Не придется оплачивать дорогу.

— Ты права, Габриэль. Так я и поступлю.

Ну вот. Первая трудность — и я уже сдалась. Всегда так было, в этом заключается драма всей моей жизни. Люди называют меня сильной, храброй, даже героической женщиной. Настоящей святой-из-за малышки. Да не будь я олицетворением трусости, не проморгала бы ту жизнь, о которой мечтала. Я слишком рано опустила руки — верх несчастья для начинающей пианистки! Но Жюжю наверняка описала это гораздо лучше меня.

Не понимаю, что произошло. Мое платье было три недели как готово, и я уговорила маму сделать рукава достаточно короткими, чтобы члены жюри оценили красоту моих рук. Когда глаза радуются, ухо не так придирчиво. Я знала наизусть два этюда и научилась весьма ловко скрывать с помощью педали неуверенное исполнение тремоло в конце сонаты. Даже Мадемуазель Берье ни к чему не могла придраться. Она была лучшим репетитором, которого удалось нанять на выделенные мамой деньги. Она заставляла меня играть труднейшие этюды Черни, чтобы раскрепостить пальцы и отработать технику исполнения: без этого, по ее мнению, меня ждал неминуемый провал. Ради подготовки к конкурсу я пошла на огромные жертвы: почти никуда не ходила, тратила сэкономленные за год карманные деньги на разные кремы для рук и даже… как признаться самой себе в подобном ужасе?.. Ладно! Буду честна и покаюсь. Я уговорила кузину Луизу — ей двадцать два, и она живет одна — получать на свой адрес письма Пьера: подозреваю, гто мама вторгается в мою личную жизнь и читает его послания. Тем летом мы влюбились друг в друга с первого взгляда, расставание вышло душераздирающим, и Пьер пообещал писать. Первая весточка пришла только в декабре — у него была бездна работы, но те одиннадцать писем, которые написала я, убедили его в неизменности моих чувств, и он не слишком скучал. Это может показаться странным, но мужчины и правда совсем по-другому относятся к таким вещам. Мы слишком чувствительны и переживаем из-за мелочей, которых они даже не замечают. Мама, например, однажды расплакалась только из-за того, что она перекрасила волосы, а папа никак, не отреагировал. Я-то как раз считаю, что он проявил редкую деликатность, не сказав, что с рыжими волосами лицо у нее стало мертвенно-бледным. Я уверена, он любит ее — с волосами или без них. Мама рассердилась, когда я ей об этом сказала, просто вышла из себя. Впрочем, она всегда была ко мне несправедлива. По вернемся к Пьеру. Я была так поглощена занятиями, когда пришло его первое письмо, что ответила только через неделю — коротко, но страстно. Четыре дня спустя, в новом послании, он осыпал меня упреками, чем ужасно расстроил. Я сделала попытку объясниться, рассказав об уроках игры на фортепьяно и пообещав любить его вечно. Он либо страшно разозлился, либо совершенно успокоился, потому что не писал мне целых два месяца. В мае я послала ему приглашение на прослушивание в зале Плейелъ — своего рода репетицию перед конкурсом, — добавив от руки, что буду счастлива, если он приедет в Париж. Я знала, что Пьер обожает всякие светские развлечения, и сообщила, чуточку опережая события, что мама собирается организовать у нас дома коктейль и завтрак. Я и сегодня не осмеливаюсь вспоминать, чтó он мне ответил. Я была в ужасе и немедленно сожгла письмо. Не уверена, кстати, что правильно поняла содержавшиеся в нем намеки. Пьер написал, что мне бы следовало пообещать ему удовольствия иного рода, чтобы заставить совершить такую поездку, и что он не имеет ни малейшего намерения делить меня с моей «драгоценной публикой» — ни сейчас, ни в будущем. Я очень расстроилась, но никогда не забуду, что впервые в жизни мужчина предложил мне выбирать между ним и музыкой. Жестокая дилемма! Проплакав две ночи, я решилась пожертвовать своим счастьем во имя призвания и дочерней любви. Мама не пережила бы, откажись я от карьеры пианистки: слишком много денег было потрачено на мадемуазель Верье. Программки уже напечатали, ткань на платье заказали, так что выбора у меня не было. Дa и существует ли он вообще, этот выбор жизненного пути?