Александр Лекаренко - Дальний родственник

- Кажется, - кивнул родственник. - Бог предпочитает поворачиваться к нам одним ликом. А второй предлагает Дьяволу.

- Нюхнули.

- Как это тонко, как многозначительно, - поморщилась Елена.

- У кого-нибудь есть другое толкование? - живо поинтересовался Павел. - У Бога, как и у Дьявола, нет спины, с чего бы это?

- С креста, - с готовностью ответил родственник. - Этих двоих не додумались распять валетом. Вот и приходится вращаться, не покладая рук, чтобы не потерять лицо, или как лучше сказать?

- Хлебло, - вежливо подсказал Павел.

- Во-во, - радостно закивал родственник, - светить хлеблом миру, помавать им. И хлеб наш насущный даждь нам днесь. Лет на десять с конфискацией и по рогам.

- Вы думаете, наверное, что все это очень остроумно и весело, - сказала Елена.

- Это глупо и грустно, - ответил Павел, - но что это за мир, в котором бабка едет крышей от того, что внук укусил ее в задницу? Для чего он создан, если не для смеха?

- Для игры, - серьезно сказал родственник. - Игра - это единственный смысл существования такого мира. Игра - это единственная вещь, которая имеет смысл в самой себе, не нуждаясь ни в какой цели. Бабка, вы говорите. Да совсем недавно мы отдали 20 миллионов жизней, чтобы не допустить Гитлера развалить Союз и уничтожить Советскую власть. А теперь тупо пялимся на памятники погибшим и уже не понимаем - кто мы такие? Герои, защитившие свое ярмо? Или стадо баранов, развалившее свою тюрьму народов и бегущее по светлому пути в будущее? Так по какому поводу салют, я вас спрашиваю? Никто уже не помнит, но все идут - к новым воротам. Так как же тут не смеяться? Если уж кто-то играет с нами в такие игры, то я предпочитаю захлебнуться от смеха, а не от слез.

- Истина в вине, - заметил Павел.

- Тоже неплохо, - согласился родственник, - но я уже пробовал, не получилось. Я выплыл, сбив ногами истину, и плюнул на нее. Теперь я решил расслабиться и получить удовольствие.

- Подставив жопу? - укусила Елена.

- Нет, я не люблю Бога, - пояснил родственник. - И хромосомно резистентен к любому контролю. Поэтому я решил не впускать Его в свою локальную вселенную, ни спереди, ни сзади, ни в душу Бога мать. Теперь я сам пишу свои роли. И никогда не плачу.

- Таких кузнецов своего счастья и до вас было, - сказала Елена. - Вот они и лежат под теми памятниками, которые вы так уместно упомянули. Родись вы чуть раньше, и первым легли бы на амбразуру. Со всем вашим цинизмом.

- Лег бы с цинизмом, - согласился родственник. - Раз уж все мы там будем, то не следует упускать случая уйти со сцены красиво. Но амбразуру я бы выбрал сам.

- Не существует правильных решений, только судьба, - меланхолично заметил Павел.

- Судьбу для миллионов всегда формируют Гитлер и Сталин, - фыркнула Елена.

- Любые режимы играют второстепенную роль в управлении людьми и их судьбами, - сказал родственник. - Намного важнее слова и представления, которые формируют семантическую среду. Я сам сочиняю свои романы и живу по ним. Значит, я уже научился быть великим писателем. Теперь мне остается только научиться делать из этого башли.

- Делай то, что лучше для тебя, и к черту остаток мира, - ухмыльнулся Павел.

- Честность - это худшая политика, - родственник погрозил ему пальцем. - Ты приобретаешь массу врагов и никогда не достигаешь своих целей. Говорить правду нелегко, неприятно и бесполезно.

- Говорят, лгать бессовестно, - сказала Елена.

- Трусость делает всех нас совестливыми, - ответил родственник. - И добрыми.

- Вы ненавидите людей, - сказала Елена.

- Я их знаю, - ответил родственник. - А зло - это знание. Быть добрым, значит, не знать. Надо ненавидеть, любя, и любя - ненавидеть. Только так можно жить среди людей. Тогда ты будешь силен и в любви и в ненависти. Иначе превратишься в слюнявого агнца или в мрачного дебила-параноика.

- Не надо нас агитировать, - едко сказала Елена.

- “Мы в Бога веруем”, - вяло усмехнулся Павел, - как на деньгах.

- Никакая вера, кроме веры в себя, не имеет никакого значения, - торжественно сказал родственник. - И в деньги. Я смотрю на Вселенную и, воспринимая ее, позволяю ей существовать. Как и деньгам. Прежде о деньгах не беспокоились, их либо имели, либо влезали в долги. Бог, как и банковский билет, это словесная конструкция, литература. Которая может быть вживлена в живой человеческий мозг и питаться им, как вампир. Станьте Богом сами, и никто не пострадает. Кроме ваших врагов.

- Бросьте вы эту бормотень, - скривилась Елена, - в провинцию езжайте самоохмуреж проповедовать.

- Я свет миру, - скромно сказал родственник, - я не могу похоронить себя в трущобах и дебрях Индостана.

- Я думала, вы из Донецка, - удивилась Елена.

- Я тоже так думал, - сказал родственник. - Пока не понял, что как только достигнута правильная конфигурация нейронов, устанавливаются реальные энергетические связи. Это наука, а не охмуреж, мадам. И эти связи могут существовать независимо от материальной базы, которая их породила. Так восходит Бог.

- Так восходит маразм, - сказала Елена.

- А кто такой Бог? - спросил родственник.

- Бог непознаваем.

- Тогда откуда вы можете знать, что в Вифлееме воплотился - Его сын? А не кого-то другого?

- Он Сам об этом сказал.

- Ах, сам сказал... Ну, тогда, конечно.

Так прошел, в лучах восходящего утра, в искрах морозной пыли, первый день вхождения дальнего родственника в Москву.

- Что-что? - не веря своим ушам, переспросила мама. - Он купил дом Городецкого?

- Да, - ответил Юра.

- И никто ему ничего не сказал? - спросила мама.

- Сказали, - ответил Юра, - но он плюнул и все равно купил.

Год назад в доме Городецкого вырезали всю семью. Трупы хозяина, его жены и пятилетнего сына завернули в ковер, облили бензином и подожгли. Выгорело полдома.

- Но там же жить невозможно, - сказала мама.

- Можно, если подремонтировать, - ответил Юра.

- Это обойдется в большие деньги, - заметила мама.

- Да. Поэтому ему и уступили за полцены, - ответил Юра.

- Сколько ни ремонтируй, а горелый дом все равно вонять будет, - убежденно сказала мама. - Мы после войны переехали в такой дом, в Горловке. Так там и через год запах стоял. Мы-то принюхались, а посторонние сразу замечали.

- Зато участок великолепный, сосны прямо посреди двора, - сказал Юра.

- Вот за теми соснами их и поубивали, - ответила мама, - я бы туда и за миллион не поехала.

- Никто и не ехал, - ухмыльнулся Юра, - до него.

- Скажи прямо, это ты подсуетился? - нахмурилась мама.

- Да ничего я не суетился, - ответил Юра, - я просто сказал, что есть такой дом. Он поехал и взял, почти не глядя. Ну, нравится человеку в лесу жить, он и лесов-то не видел, в степях своих.

- Что ты городишь? - возмутилась мама. - Совсем от родины оторвался, есть там леса.

- И волки, - усмехнулся Юра. - Вот они в лес и смотрят. Да не так уж там и плохо, джип купит, и все будет нормально.

- У него и на машину хватит? - удивилась мама.

- Хватит, - кивнул Юра, - не такой уж он и бедный, как ты думаешь. Саломасов взял у него вторую рукопись. Ничего не обещал, но я-то вижу, что купит. Как только до него донесет, что американцы начали раскручивать первую, так и купит. Пока автор еще не унюхал, что можно задрать цену. И на рекламе сэкономит, лиса, и еще преподнесет это, как большое одолжение.

- Но ты-то присоветуешь родственнику? - спросила мама.

- Конечно, присоветую, - кивнул Юра. - Раз уж я выступил в качестве его литературного агента.

- Но он с тобой поделился? - спросила мама.

- Конечно, поделился, - ответил Юра.

- И ты взял? - спросила мама.

- Конечно, нет, - ответил Юра.

- У вас у обоих хорошая кровь, - удовлетворенно сказала мама, - держитесь за нее.

- Не знаю, как у меня, а у него, точно - волчья, - усмехнулся Юра, вспоминая сцену в кабинете у издателя.

- Рад познакомиться с многообещающим автором, - сказал Саломасов, улыбаясь и протягивая руку.

- Рад познакомиться с многообещающим издателем, - сказал родственник, протягивая руку и улыбаясь.

На секунду Саломасов запнулся, взвешивая сказанное на внутренних весах опытного ростовщика. Затем, скользнув взглядом по крокодиловым сапогам приезжего, сделал широкий приглашающий жест.

- Прошу садиться.

Уселись.

- Собственно, с Юрием Семенычем мы уже все обсудили... - начал Салоамасов.

- Юрий Семенович - мой благодетель, - очень твердо сказал приезжий. И замолчал. Юра сидел с непроницаемым лицом. Саломасов перебежал масляными глазками от одного к другому, оценивая ситуацию. И, откашлявшись, продолжил.

- Так вот, осталась самая приятная часть - гонорар. Давайте реквизиты, и мы вам немедленно переведем деньги, - Саломасов улыбнулся, щедро показав все 32 зуба великолепной работы. - Можем и конвертировать ваши рубли в гривны, пожалуйста.