Станислав Стратиев - Недолго светило солнце

– Вы Атанас? – смущенно спросил он. Атанасом звали товарища Сашко, который дал ключ.

– Я не Атанас, – ответил Сашко. – Но Атанас сказал, что в это время здесь никого не будет.

Парень смутился еще больше. Неловким движением он поправил очки и, с опаской оглядываясь, заговорил шепотом:

– Атанас ошибся. Мне его соквартирант сказал, что как раз в это время здесь никого не будет… Вышло недоразумение…

И вдруг ни с того ни с сего он протянул руку и сказал:

– Николаев.

Сашко машинально пожал руку.

– Приходите через полчаса… – шепотом сказал Николаев. – А еще лучше – через сорок минут…

В довершение всего рядом с ними, в коридоре, куда выходили двери еще нескольких подобных студенческих комнат, развешивала пеленки молодая женщина. Она смотрела на Сашко и на Таню с нескрываемым презрением…

– Даже фургона теперь нет, – сказала Таня. Ты помнишь?..

Сашко помнил все. Огромная залитая солнцем поляна. В благоухающей свежестью траве резвится собака. Она носится среди ранних маков, запыхавшаяся, опьяненная солнцем и свободой, счастливая от ощущения своей силы, от того, что живет… Она бегает по кругу, кувыркается, гоняется за собственным хвостом, потом снова мчится по траве, раздвигая ее грудью. Танина рука ласково ерошит его волосы, глаза ее блестят из-под разметавшихся кудрей. Тело ее светится в полумраке фургона. Обессиленные от боли и счастья, они словно растворяются друг в друге… И снова их заливает горячая волна желания, и снова им не хватает воздуха, и в висках бешено стучит кровь… А потом они снова любуются обезумевшей от счастья, опьяненной свободой собакой, которая прыгает и носится сломя голову по весенним травам…

Они обнаружили этот фургон весной. Он стоял на окраине города под тенистыми деревьями. За фургоном начиналось поле, где велись какие-то земляные работы. На свежем грунте уже цвели маки и зеленела трава. Им казалось, что фургон принадлежит только им. В его полумраке они чувствовали себя защищенными, у них было такое ощущение, будто в целом мире они одни. Так прошла неделя.

А потом приехали грузовики, рабочие прицепили фургон к огромной „Татре", и он поехал, раскачиваясь в траве, как черепаха.

Сашко встал, подошел к Тане, повернул ее лицо к себе.

– Послушай, – сказал он. – Все это не так важно…

– Знаю, – ответила Таня. – И что из того. Это я знаю уже два года, знаю с тех пор, как мы познакомились. И что из того? Я тоже люблю тебя, ну и что? Как осуществить эту любовь, где? Каким образом? Любовь – это не только состояние, но и совместная жизнь, не так ли? Я тоже хочу быть с тобой, я готова на все ради тебя, но что из того?

– Как что? – сказал Сашко. – Как что из того?!..

– Это ничего не меняет, понимаешь? То, что ты честный, чувствительный, светлый, как говорит твоя бабушка, тоже ничего не меняет. Этого мало. Это чудесно, что ты такой, за это я и люблю тебя, но этого мало.

– Чего же ты хочешь еще? – он смотрел ей прямо в глаза.

– Я хочу жить с тобой сейчас. Разве ты не понимаешь? Жить с тобой, пока я молода, пока я хочу тебя, пока могу тебя любить. Когда мне станет сорок, я не смогу тебя любить так, как сейчас. Тогда все будет иначе, и я буду другая, и ты… Знаю, ты будешь работать, знаю, и я буду работать, мы скопим деньги, все это я знаю. Знаю, что говорят в подобных случаях. Ну и что? Я не могу законсервироваться и проснуться в сорок лет… или в пятьдесят… когда у нас уже будет свой дом, будут дети и мы сможем купить картины и спокойно любить друг друга… Все говорят: „Завтра, потом, в будущем…" Ты тоже так говоришь… Но кто нам вернет молодость, которая будет потрачена на это?.. Коммуналки, мансарды, скандалы с хозяевами и соседями. Необходимость постоянно сдерживать себя, говорить шепотом… Не хочу больше говорить шепотом, понимаешь? Когда я тебя люблю, не хочу шептать, и потом не хочу, не хочу вообще больше говорить шепотом…

В старом доме было тихо. Солнце светило в окна. Пчела жужжала между рамами, стараясь вырваться наружу. Но ее усилия были напрасны.

– Ты говоришь – люби меня, все остальное неважно. Но за десять лет, прожитых в мансардах и на чужих квартирах, любовь испарится. И нечего заблуждаться: если мы будем жить так, то через десять лет, даже через пять, мы возненавидим друг друга, и каждый будет обвинять другого в том, что он испортил ему жизнь. Такое я вижу каждый день у нас дома, слышу это собственными ушами. Это невыносимо. Один раз начинает скандал отец, другой раз – мать. Это ад, ты даже не можешь себе представить, что это такое. А ведь в самом начале у них было все хорошо, была любовь… В кинофильмах девушка идет за любимым на край света, но в этих фильмах не показывают, что получается после женитьбы… Я не хочу жить так, понимаешь, не хочу жить так, как живут мои родители, как живет половина моих знакомых, я не могу жить так. Предпочитаю любить тебя и уйти, чем через пять лет возненавидеть тебя. Не хочу заказывать ключ каждый раз, когда испытываю желание поцеловать тебя…

Сашко смотрел на ключ, который лежал на столе, там, где его оставила Таня, – лучи солнца, клонившегося к закату, переместились, и ключ остался в тени.

А потом все было как прежде. Только он все чаще замечал у Тани горькие складки в уголках губ. Она была все такая же и в то же время другая, пытался найти в ее словах тайный смысл, упрек, но не находил, и это мучило его все больше.

– Люби меня сейчас и не думай о том, что будет завтра, – говорила Таня. – Может быть завтра я уйду от тебя. И этот ключ мне не нужен, он не от той двери, которую бы я хотела открыть. Если хочешь, повесь и его себе на шею. Не расстраивайся, ты не виноват. Но и я не виновата. Разве преступление иметь свой дом сейчас, когда мы молоды, путешествовать, когда нам хочется? Разве преступление иметь два платья вместо одного, поехать в конце августа вместе с тобой на море?.. И быть там долго, целый месяц, загорать, валяться на песке, купаться в лазурной воде, целовать тебя вечером… Разве это преступление?

– Преступление, потому что ты хочешь иметь все сразу, – отвечал он. – А для этого нужно ограбить банк.

Но шутка повисла в воздухе. Шутка не доходила до нее.

– Мужчина может начать все с начала и в сорок, но женщина – никогда. Для женщины это слишком поздно, – сказала однажды она и больше не возвращалась к этой теме.

А время шло, промелькнули зима и весна, наступило лето. Деревья отбрасывали на тротуары длинные тени, сквозь густую листву каштанов с трудом пробивалось солнце, яркий свет слепил глаза. Дни стали длиннее, стояла жара. Сашко со своим курсом должен был уезжать на сельхозработы.

Он мучительно искал выход и никак не мог найти его. Наконец решился пойти к врачу и прикинуться больным.

Врач сразу же все понял.

– У вас нет элементарных симулянтских способностей, – сказал он. – Чтобы быть симулянтом, нужен талант. Хотя для меня не имеет значения, талантлив симулянт или нет, я его вижу насквозь.

– Симулировать я не умею, – согласился Сашко. – Это ясно как божий день.

– Симулянты вызывают у меня отвращение, – сказал врач. – Мне просто неприятно смотреть на вас. Выйдите в коридор и там одевайтесь. Не бойтесь, я никому не скажу о вас.

– Дело в том, – сказал Сашко, – что мой отец из-за своей занятости – с утра до вечера он мешал бетон, сколачивал опалубку, клал кирпичи – не успел скопить денег. Пока другие, как пчелки, собирали их в кубышку, он работал, кормил семью, построил крохотный домик с одной комнатой, потом пристроил к нему кухню, через пять лет еще одну комнату, потом сарай. Потом вкалывал, чтобы дать образование детям… Понимаете? Поэтому сейчас у меня нет денег, не на что поехать с любимой девушкой на море. Нет денег, чтобы…

– У меня тоже нет денег, – ответил врач. – Но я не симулирую.

– Доктор, вы меня не поняли. Я не хочу ехать со студенческим отрядом в село, потому что намерен работать. Каждое лето я подрабатываю. Я не буду валяться на перине, пока другие работают в поле. Трудовые навыки мне привили с детства, за это не беспокойтесь.

Но в нынешнем году в деканате заупрямились, не хотят меня отпускать. Поэтому я и пришел к вам.

– Это меняет дело, – уже другим тоном сказал врач. – Если все обстоит так, то это делает вам честь. Однако ничем не могу вам помочь. Вы должны понять меня – я несу ответственность. Если об этом узнают, отвечать придется нам обоим, и больше всего – мне. Кроме того, наша профессия имеет свои принципы, а вы заставляете меня нарушать их, лгать… Вы понимаете, это некрасиво, я не могу на это пойти.

– Никто не узнает, – ответил Сашко. – Я буду работать далеко от города, в горах, в дачной зоне. Мы будем искать воду на дачных участках. Как об этом узнают?

– Искать воду? – заинтересовался врач. – И как вы ее ищете?

– Бурим. Небольшой бур, частный. Нас трое – люди с безупречной репутацией, хорошие работники, один – друг моего отца, когда-то они вместе работали, сейчас он на пенсии. У нас он вроде начальника, зовут его бай Ламбо.