Эрик Сигал - История Оливера

Утром Джон привез меня в Коулун, и в огромном Океанском Терминале я увидел горы баснословно дешевой фотоаппаратуры.

— Как они ухитряются? — спросил я Джона. — Японские фотоаппараты здесь дешевле, чем в Японии. Французские духи дешевле, чем в Париже. (Я купил кое-что в подарок Марси.)

— Секрет Гонконга, — улыбнулся Джон. — Это город чудес.

Сначала я полюбовался цветочными базарами во всем их новогоднем великолепии. Они ломились от хризантем, фруктов и золотых бумажных безделушек. Настоящее пиршество красок для только что купленной цветной фотопленки. Я купил Марси огромный букет.

Затем мы вернулись в Викторию. Узкие улочки-лестницы. Паутинообразный базар. Немыслимое попурри всевозможных товаров в задрапированных красной тканью ларьках на Кэтстрит.

Я съел столетнее яйцо (жевал его и глотал, стараясь по возможности не распробовать).

Джон, впрочем, объяснил, что на приготовление таких яиц требуется всего несколько недель.

— Их обрабатывают мышьяком и обмазывают глиной.

— Это он сообщил мне после того, как я уже все проглотил.

Мы прошли мимо торговцев лекарственными травами. Семена грибков и сушеные морские коньки меня почему-то не соблазнили.

Затем винные лавки, где продавались… маринованные змеи.

— Нет, Джон, — заявил я. — Только не маринованные змеи.

— Напрасно. Они очень полезны, — возразил он, явно наслаждаясь ужасом, который внушала мне вся эта экзотика. — Смесь змеиного яда с вином очень популярна. Она творит чудеса.

— Например?

— Лечит от ревматизма. Усиливает мужскую потенцию.

Льщу себя надеждой, что в данный момент я, кажется, ни в том ни в другом не нуждаюсь.

— Постараюсь запомнить, — сказал я. — Но на сегодня с меня уже хватит.

И Джон отвез меня обратно на виллу.

— Если вы способны встать пораньше, я заеду за вами в семь и покажу вам «бои с тенью» в Ботаническом саду. Весьма любопытное зрелище.

— О’кей, — сказал я.

— Желаю вам приятно провести вечер, Оливер.

— Благодарю.

— Вообще-то в Гонконге все вечера приятные, — добавил он, уходя.

— Марси, это же просто мечта!

Через полчаса мы уже плыли на джонке в «Плавучий ресторан» в Абердине. Солнце садилось. Везде сверкала иллюминация.

— В поговорке упоминается миллион огней, — сказала мисс Биннендейл. — Это всего лишь начало.

При свете фонарей мы пообедали блюдом из рыбы, которая еще плавала, когда мы ее выбирали. И попробовали вино из Красного Китая! Оно оказалось вполне приличным.

Закат был точь-в-точь как в сказке, а наш текст — неизбежно банальным. Как и то, чем Марси занималась весь этот день.

У Марси состоялся ланч со всеми финансовыми чиновниками.

— Типичные британские зануды, — сказала она.

— Так здесь же британская колония.

— Эти типы мечтают только об одном — чтобы Её Величество приехала к ним на открытие новой площадки для игры в крикет.

— Ну и что? Вполне возможно, что и приедет.

Подали десерт. Мы принялись обсуждать нашу Великую Эскападу, до которой оставалось всего два дня.

— Джон Чан — неглупый парень. И прекрасный гид. Но без тебя я на пик Виктории не полезу.

— Знаешь, что? Давай встретимся там завтра вечером и полюбуемся закатом.

— Отличная идея!

— В пять часов. На самом пике пика.

— Выпьем коммунистического вина за наше здоровье, — сказал я.

Мы поцеловались и унеслись мечтами в заоблачную высь.

Чем заполнить день до сумерек на вершине пика Виктории?

Итак, сначала «бои с тенью». Джон здорово в них разбирался. Затем он предложил осмотр коллекции нефрита в Тигровом саду и ланч по-китайски. Я согласился, но при условии, что в меню не будет змей.

Спустя 47 кадров на фотопленке мы уже пили чай.

— Чем сегодня занимается Марси? — спросил я, желая облегчить положение мистера Чана. Ведь он, в конце концов, служащий фирмы, а не гид.

— У нее встреча с управляющими фабрик.

— Разве фирма «Биннендейл» владеет здесь фабриками?

— Не совсем владеет. Мы просто заключаем с ними эксклюзивные контракты. Это важный фактор наших операций. Мы называем это «гонконгский стиль».

— Что это такое?

— Люди. Или, как говорят в Штатах, рабочая сила. Американский рабочий получает в день больше, чем гонконгский рабочий в неделю. А другие даже еще меньше.

Другие — это кто?

— Молодежь, которая не может рассчитывать на зарплату взрослых.

Конечный результат — первоклассный товар в Нью-Йорке за минимальную долю американской или европейской цены.

— Понятно. Это просто замечательно.

Джону явно понравилось, что я сразу оценил преимущества «гонконгского стиля». Честно говоря, в туристических буклетах проблема рабочей силы не упоминалась, и я был рад пополнить запас своей информации.

— Например, — продолжал мистер Чан, — когда два человека претендуют на одно рабочее место, они могут согласиться поделить свою зарплату пополам. Таким образом, оба получают работу.

— Но ведь это значит, что каждый работает полный день, а получает только половину зарплаты, — сказал я.

— Они не жалуются, — сказал Джон и, взяв у официанта счет, добавил: — А теперь поедем за город?

— Нельзя ли осмотреть одну из фабрик?

— Конечно, можно, тем более, что в Гонконге их тридцать тысяч. От больших до совсем маленьких, — где работает только одна семья. Какую вы предпочитаете?

— Давайте совершим мини-тур по фабрикам Марси.

— О’кей, — сказал Джон.

Первую остановку мы сделали где-то на задворках района Коулун, которых вы не найдете ни на одной открытке с видами Гонконга. Перенаселенность. Грязь. Почти полное отсутствие солнечного света. Пробираясь сквозь толпы, заполонявшие узкие улочки, мы отчаянно сигналили.

— Станция номер один, — сказал Джон, поставив автомобиль в каком-то дворе. — Производство мужских рубашек.

Мы вошли в помещение.

И я внезапно очутился в XIX веке. В городе Фолл-Ривер, штат Массачусетс.

Это была потогонная мастерская.

Другого слова я не нахожу. Это была типичная потогонная мастерская.

Теснота, духота и кромешная тьма.

Склонившись над швейными машинками, несколько десятков женщин работали с судорожной скоростью.

Тишину нарушало лишь жужжание и постукиванье механизмов.

Точь-в-точь как на фабриках Амоса Барретта.

Торопливо примчавшийся мастер приветствовал Джона и заморского гостя. И мы начали экскурсию. Тут было на что посмотреть. Максимум достопримечательностей на минимуме пространства.

Мастер объяснял что-то по-китайски. Джон сказал, что он гордится высокой производительностью своих подопечных.

— Здесь шьют шикарные вещи, — сказал он. Потом остановился и показал на женскую фигуру, проворно засовывающую в машинку рукава мужской рубашки.

— Смотрите. Великолепный двойной шов. Высшее качество. В Штатах сегодня ничего подобного не найти.

Я посмотрел.

К сожалению, Джон выбрал неудачный пример.

— Сколько лет этой девочке? — спросил я.

— Четырнадцать, — отвечал мастер. Он явно понимал по-английски.

— Джон, — спокойно заметил я. — Это наглая ложь. Девочке не больше десяти.

— Четырнадцать, — как попугай твердил мастер. Джон его поддержал.

— Оливер, это законный минимум.

— Я не оспариваю закон. Я просто говорю, что этой девочке десять лет.

— Она имеет карточку, — сказал мастер. Он в достаточной степени владел английским.

— Покажите, — сказал я. Вежливо. Хотя и не добавил: пожалуйста. Джон безучастно следил за тем, как мастер попросил девочку показать ее удостоверение. Она в ужасе подняла на нас глаза. Господи, как мне объяснить ей, что никто не собирается ее выгонять.

— Вот, сэр.

Босс помахал у меня под носом карточкой. Она была без фотографии.

— Джон, — сказал я. — А где фото?

— До семнадцати лет фотография не требуется, — ответил он.

— Понятно, — сказал я.

Вид у Джона и мастера был такой, словно они только и ждут моего ухода.

— Другими словами, эта девочка пользуется удостоверением своей старшей сестры, — сказал я.

— Четырнадцать! — снова прокричал мастер. Он вернул девочке ее удостоверение. Облегченно вздохнув, она повернулась и заработала быстрее прежнего. Но на этот раз украдкой поглядывая на меня. Черт побери, как бы она не поранила себе руку!

— Велите ей успокоиться, — сказал я Джону.

Он что-то сказал девочке по-китайски, и она продолжала работать, больше не поднимая на меня глаз.

— Чай, пожалуйста, — сказал мастер, кланяясь и показывая на свою будку.

Джон видел, что провести меня им не удалось.

— Послушайте, — сказал он. — Она выполняет работу четырнадцатилетней.

— А сколько она получает? Вы же сами сказали, что молодежи платят половину.