Алексей Поляринов - Пейзаж с падением Икара

Я повернулся к Марине.

– Почему ты убежал? – спросила она.

– Хотел бы я знать, – сказал я. – Мне было так стыдно, что я боялся поднять глаза. Пытаясь выйти из магазина, я задел стенд с наушниками, и десятки коробок с грохотом рассыпались по полу. «Извините», – сказал я, хотя никого и не было рядом. Люди косились на меня, я рванул к выходу, где столкнулся с охранником. На меня среагировал детектор – эта дурацкая пищалка. Я не помню, как меня отпустили и как я вернулся домой – и что я делал дальше. Мне было стыдно – и за него и – даже больше – за себя. О том, чтобы вернуться и поговорить с ним не могло быть и речи – меня начинало тошнить только при виде логотипа магазина электроники. При виде красных маек.

Я долго молчал, глядя в окно. Марина не двигалась.

– И у меня начались проблемы. Я пытался рисовать, но получалось очень плохо – я без конца рисовал людей в красных майках. С этим надо было что-то делать – пойти к психологу, может быть. Или все-таки найти в себе силы – и поговорить с ним. С человеком, с которым делишь ДНК. Но – в нашей семье мы не жалуемся на проблемы, в нашей семье мы притворяемся, что у нас нет проблем. Такое вот добровольное самоослепление: «проблема, я тебя не вижу!»

Так я и сделал.

А потом – потом он умер – и, оказалось, что теперь я даже не могу узнать, как он докатился до должности жалкого консультанта в супермаркете. Он умер ­– и вместе с ним словно бы умерло мое желание рисовать.

Я как раз заканчивал свою книгу о Ликееве, писал главу о «Крестном ходе», о том, как художник смог преодолеть свою навязчивую идею, заменив ее другой – пересоздав ее.

И я поступил точно так же – я пересоздал последние годы жизни своего отца. Когда люди спрашивали о нем – я начинал рассказывать им выдуманную историю – я врал прекрасно: о том, как он победил алкоголизм и стал преподавателем, и преодолел свою одержимость и даже построил корабль, о котором всегда мечтал. Мне казалось, что эта басня – сказка со счастливым концом – каким-то образом отменит тот постыдный момент в магазине электроники, и мне станет легче – и его образ в красной майке со стремянкой на плече перестанет сниться мне.

И, ты знаешь, это помогло – но ненадолго. И тот период, когда я спрятал все свои картины в шкаф и ключ отдал тебе – это была попытка запереть не только свои труды, но и вообще… весь бардак из своей головы.

Есть такие люди, которым проще переехать в новый дом, чем прибраться в своем собственном.

Но…

Мне это удалось – я имею в виду, удалось прибраться. Я помню, как лежал на дне огромного котлована и смотрел в ночь. И он – он был там – в красной майке со стремянкой на плече – он озирался по сторонам – искал меня глазами. Я буквально видел его в темноте. Ему хотелось только одного – чтоб я подал ему знак, чтоб я узнал его.

И в тот момент я нашел в себе силы сделать это – там, на дне котлована – я вскинул руку и крикнул.

«Я здесь!»

Он обернулся – и на лице его появилось облегчение. Он выдохнул. Он, наконец, нашел меня.

И после этого мне стало легче – я действительно почувствовал, что пересоздал свою жизнь.

Мне больше не стыдно.

Марина подошла и обняла меня – она дрожала. Или это я дрожал?

– Я хочу пить, – сказала она.

Я снова посмотрел в окно – птицы все еще сидели на проводе. Я постучал пальцами по стеклу.

– А где кофемолка? – спросила Марина с кухни.

– В нижнем шкафу, слева от раковины.

– Здесь нет.

– Ты просто не туда смотришь, – сказал я.

Конец.