Галина Лифщиц - Хозяйка музея

– Пошли, пошли кормиться, – это было сказано для остальных.

На кухне Маня первым делом включила музыку.

О-о-о! Ну сколько же можно! Сотый раз за сегодня «Случайная любовь»!

– Ма-ня! Хва-тит! – слезно взмолилась Лена.

– Да что с тобой такое? – удивилась сестрица, и не думая даже потише сделать.

– Это я ее замучил. В машине, пока ехали, – деликатно вступился Леший.

– Так бы и сказала, откуда мне знать, – вздохнула Маня, выключив музыку. – Ночь в лесу тебя явно растревожила. Нервная стала. Или голодная?

Голодного человека надо прежде всего накормить. Остальное – потом. Так сестра и поступила.

Теперь на кухне царила тишина. Только экран телевизора светился, кадры мелькали. Такой живой фон. Имитация окна в мир. Вроде где-то жизнь идет, в которой все понарошку, а потому даже самое страшное – не в счет.

За столом, как заведено, о плохом говорить не полагалось. Да и не хотелось ни о чем говорить. Собрались голодные люди, ели и радовались.

– Ммммм! – промычала вдруг Лена с полным ртом, вытаращив глаза.

Она тыкала вилкой в направлении телеэкрана, судорожно глотая.

Маня, хорошо понимавшая сестру без всяких слов, немедленно усилила звук.

– Смотрите! Доменик! – выкрикнула наконец Лена.

Впрочем, кричать «смотрите!» было совсем не обязательно. Все и так вперились в живую картинку.

Да, в новостях одного из центральных каналов показывали хронику происшествий:

– В провинциальном городе по горячим следам раскрыто отвратительное, жестокое преступление. Иностранный подданный, временный сотрудник небольшого местного музея, тихий и неприметный, оказался жестоким насильником. Он напал на юную девушку и изнасиловал ее, уверенный, что несчастная не осмелится обратиться в полицию за помощью. Однако свидетелем преступления стала подруга потерпевшей. Она и убедила жертву подать заявление. Преступник был немедленно задержан, доставлен в отделение, но вины своей не признал, несмотря на неопровержимые доказательства. Уголовное дело возбуждено. Ведется следствие. Не за горами суд. И пусть не думают насильники всякого рода, что иностранное подданство спасет их от сурового, но справедливого наказания.

Все время, что диктор грозным потусторонним голосом зачитывал леденящий душу текст, мелькали кадры, изображавшие Доменика. Снят он был настолько искусно, в таком ракурсе, что сомнений не возникало: зрителям довелось заглянуть в глаза вселенскому злу, к счастью, обезвреженному доблестными защитниками правопорядка.

– Вот – бессовестное нарушение конституционных прав! – заявил Свен-младший. – Человека снимают без его согласия и показывают перед миллионной аудиторией в качестве преступника, хотя вина его еще не доказана судом. В правовом обществе за такой репортаж пришлось бы платить огромную компенсацию. Тут – в порядке вещей.

– Я знаю, зачем они… Это чтоб он не убежал. Чтоб все его узнавали, – убежденно проговорила Лена.

– Ну да, – мрачно кивнул Леший, – намекают. Показывают силу и возможности. Чтоб не сомневались, подписывали передачу собственности скорее и валили подобру-поздорову.

– И это он-то насильник? – недоумевала Маня.

– Ты его еще вживую не видела. Увидите – поймете. Это все чушь, абсурд, вранье самое бесстыжее. Но основная масса верит ящику. Надо скорее Афанасию предупредить. Они телевизор не смотрят, а про это им узнать надо обязательно.

– Сначала доешь! – приказала Маня. – Все сначала доешьте. Пять минут погоды не делают. Кому кофе, кому чай? И успокойтесь! Суета ничего не даст.

Репортаж о преступлении действительно доказывал, что за музей взялись всерьез, что жаждущие прибрать его к рукам хорошо связаны с центром. Это ничего хорошего не сулило Доменику. И торопиться следовало. И, возможно, следовало плюнуть на все и бежать. То, что в тюрьме Доменик и месяца не протянет, было очевидно.

Наспех перекусив, принялись действовать. Алексей звонил адвокату, Лена – Афанасии, Маша – коллекционеру китча. Свен договаривался с Ритой о поездке в музейную глушь.

Афанасия Федоровна поразила Лену своим спокойствием. Она еще успокаивала свою недавнюю гостью, призывала собраться. Все у них, мол, тихо, все будет хорошо, главное – дожить до суда в целости и сохранности.

– А если суд признает Доменика виновным? Вы же знаете, как это сейчас делается. Не примут во внимание никакие доказательства. Тупо вынесут заранее написанный приговор и все тут, – убеждала Лена.

– Мы постараемся, чтоб так не случилось. Спасибо вам – нашелся хороший адвокат. А если еще и видеонаблюдение установите, вот это будет уже настоящее счастье.

Лене показалось, что о сохранности музея Афанасия печется гораздо больше, чем о судьбе сына. Или это благородное умение держаться и не показывать посторонним свою тревогу? Конечно, второе. Она же видела, как нежны друг с другом мать и сын, какие они единомышленники. Научиться бы этой силе духа! Стать бы такой же крепкой, как Афанасия Федоровна!

Итоги переговоров подводили все за тем же кухонным столом.

Адвокат собирался ночным поездом отправляться к подзащитному. С ним договорились ехать Свен и Рита. Сын Алексея, Гоша, мог подключиться к группе защитников через пару дней: он должен был закончить кое-какие дела.

Коллекционер китча наотрез отказался от какой бы то ни было помощи музею.

Он, как и большинство отечественных телезрителей, посмотрел репортаж о преступнике, пойманном по горячим следам. Посмотрел и, будучи человеком умудренным богатым опытом ведения бизнеса на родных просторах, сразу все смекнул. Достаточно было взглянуть на «насильника» и вслушаться в тон репортажа. Человека явно дожимали. Цель в репортаже, естественно, не обозначалась, но то, что задумка осуществлялась серьезная, просматривалось вполне. Поэтому, когда позвонила Мария, он лишь порадовался тому, насколько силен его деловой нюх. Разгадал с полувзгляда. Рисковать же собственным делом из-за совершенно чужих и чуждых ему интересов коллекционер не собирался. Даже анонимно категорически отказался пожертвовать на охрану музея.

– Все равно все приберут к рукам, Маша, разве вам это до сих пор не ясно? Это же видно невооруженным глазом. Все слишком запущено. И любые вложения на этой стадии бессмысленны. Камеры видеонаблюдения ставить будут новые владельцы. Так что тут я не помощник, увольте, – объяснял владелец несметных богатств, для которого просимая сумма значила намного меньше, чем один рубль в бюджете одинокого пенсионера.

На прощанье мудрый олигарх дал бесплатный совет: Доменик должен активно сотрудничать со следствием. Имеет смысл частично признать свою вину. Имеет смысл вступить в переговоры и отступиться от некоей части имущества. Возможно, кое-что в этом случае удастся сохранить. А может, и нет. Смотря, насколько серьезно взялись. И главный совет: не сердить своих преследователей. НЕ стоить тянуть время. Решать все в таких случаях полагается быстро, четко, с пониманием.

– Поняла, – отреагировала Маня, желая поскорее окончить разговор с «бывшим человеком».

Так она называла тех, кто оказался способным нагадить и предать. Надо сказать, благодаря своему пониманию людей, подобные «бывшие» попадали в круг ее знакомых нечасто и при первом же проявлении своих качеств вычеркивались раз и навсегда.

– И умница, – одобрил олигарх, довольный собственной прозорливостью, – слушай мои советы, высоко поднимешься.

– А вот это уже зря, – не удержалась Маня, – этого можно было не добавлять. Впрочем, вот вам ответная рекомендация: не разбрасывайтесь своими ценными советами почем зря. Засуньте себе их в жопу: целее будут.

С коллекционером таким образом было покончено раз и навсегда. В списках он теперь больше не значился. И замечательно. Дышать легче будет.

Теперь, после разговора, оставившего смрадный осадок, Маня собиралась действовать, действовать и действовать. Она не раз, выступая в печати, призывала спрашивать с самих себя. Нельзя расслабляться и ждать чьей-то помощи. Нас со всеми нашими достижениями в духовном плане никто не спасет, кроме нас самих.

– Как будто тапком по морде получила, – пожаловалась Мария, пересказывая содержание беседы с «Третьяковым».

– Он тебя тапком, а ты его дубиной по мозгам, – засмеялся Алексей.

– Но реакция его важна! В основе – страх, полное принятие не законов, а воровских понятий. Только в этом случае можно рассчитывать на возможность относительно спокойного ведения бизнеса, – заговорил Свен. – Получается, мы имеем особое устройство, особую идеологию: клептократию – власть воров. А воровская власть – это уже жизнь по инстинктам: «хочу – дай – мое». Это уже не человеческое общество, это звериная стая. Это конец цивилизации.