Валерий Зеленогорский - Ultraфиолет (сборник)

Сергеев смотрел на Лешу и думал о своем Гоше: те же двадцать, но это совсем другое растение.

С первого дня жизни мамки-няньки, частные врачи, массажисты, все индивидуально, личный тренер по теннису, школа частная, в классе все снимается и пишется для контроля за ситуацией – не дай Бог конфликт, а вот вам кассета, не было никакой педофилии и ошибок при изучении неправильных глаголов. Театральная студия, вот ваш репетирует Репку, вот в пятом ставим «Капитанскую дочку», а вот хронометраж конфликта с Федоровым из параллельного класса. Первым начал ваш, но педколлектив пресек насилие – вот заключение психолога, рекомендовано десять занятий по коррекции личности (счет на 500 у.е.).

Сергееву не нравилась вся эта лабуда с таким воспитанием, но он молчал, говорят, что так теперь у всех, кто думает о своих детях. Сергеев вспоминал свою маму: она тоже любила его и делала для него все, но чтобы так грузить ребенка, который в двадцать лет ждет маму, чтобы поесть и найти трусы в своем шкафу и ножницы – срезать сломанный ноготь…

Еще много всего приходило в голову Сергеева, когда он глядел на другого мальчика, которому не достался вулкан любви от родителей, обрушенный на сына по принципу: нам не досталось, так пусть у него будет все.

Что все, никто не понимает – гора «сникерсов», десять велосипедов, «Диснейленд» в три года, а потом спрашиваешь: «Ну что, Гошенька, помнишь, мамочка возила?», а он не помнит ничего, кроме качелей на даче, где катался с кошкой, а «Диснейленд» – это отстой, говорит чудо-мальчик, за которого решают все.

В какой школе учиться, что носить, чем заниматься после школы – все, все, все знают добрая мама и папа-осел, который терпит, когда калечат собственного сына. А что скажешь? Не враг родной кровиночке, твою мать!..

Вот такие мысли нагло разгуливали в голове Сергеева по вопросам воспитания подрастающего поколения, вспомнил себя Сергеев и ужаснулся, по каким краям пропасти он ходил в детстве золотом.

Сам в школу ходил через три дороги, на секцию борьбы ездил с третьего класса на трех видах общественного транспорта, в пятом присутствовал на «хоре» в подвале собственного дома, где в пионерском клубе группа дворовой молодежи насиловала пьяную маляршу из соседнего ДЭЗа, – ничего, не умер и не ослеп от просмотра, а своему до 14 лет запрещал смотреть фильмы, где герои без трусов. Сын послушно уходил к себе в комнату, входил на сайт «анал.ру» и оставлял шутливый пост о своем желании доминировать и быть рабом.

Папа так жалел тонкую душу сына, что, когда показывали криминальные новости, закрывал ему глаза, хотя сам во дворе видел такие новости в прямом эфире, что не родился еще такой режиссер, который его испугает после детства золотого во дворе арбатском.

В пятом выпил, потом закурил, в шестом бросил, в седьмом провел всю ночь с одноклассниками без родителей на Новый год, и ничего, а сейчас наркотики, секс, насилие, такой вой вселенский, можно подумать, что наше детство пионерско-монастырское было, и ничего: кто хотел – спился, кто на скрипке до сих пор играет, а кто и в домино без казино. Тогда люди на пляже и в поездах такое казино устраивали без рекламы и бесплатных напитков для игроков: обыграют человека на последнее и без трусов домой пустят – все забыли, как было. Сергеев все помнил, а старым стал – совсем голову потерял, как сына до пенсии довести без контактов с внешним миром.

Товарищ слушал тирады Сергеева и напомнил ему, как целых два года он доставал его: как же Гошенька честь свою отдаст, не обидит ли сука какая-нибудь чистую душу, не нанесет ли травмы на всю жизнь, дрянь безжалостная…

Как напьется папа Сергеев и давай сокрушаться – уже 16, надо что-то решать, а товарищ ему говорит:

– Да поговори ты с ним, спроси: сынок, помощь не нужна? Может, помочь тебе?

– Да как я об этом с сыном говорить буду, неловко, а вдруг обидится?

– А со сверстницами сынка своего в бане ловко дельфином нырять? – уточнил товарищ риторически.

– Ну, это дело другое, все по согласию и с предоплатой! – бурчит Сергеев.

– А папу ты ее спросил, согласен ли он про дочку свою с предоплатой? Молчишь?..

Долго потом Сергеев не разговаривал с товарищем, есть же какие-то вещи!

Потом помирились в какой-то бане, чего меж друзей не бывает.

Опять Сергеев волынку затянул: как же мне сыночка в мужчину обратить?

Товарищ прояснил историю вопроса: в старые времена папа сыну девушку покупал или горничную за денежку на ленты и булавки, просил – сделай по совести, и все.

Сергеев представил свою уборщицу и сестру ее повариху-хохлушку, которые после перестройки все по людям работали до упаду, дома годами не были. Какой от них секс, да и возраст у них почтенный, не поймешь, то ли сорок, то ли пятьдесят, жена выбирала пострашнее, чтоб папа не шалил по месту жительства.

Напугают паренька, век не захочет или вообще к нестандартным уйдет, не дай Бог, отвратившись от нормальной любви, нет, надо поговорить, и товарища попросил разведку провести с несмышленышем.

Товарищ на дачу приехал в выходной, все честь по чести, обед дружеский, сынку налили чуть больше обычного для снятия стресса от темы скользкой, после шашлыка товарищ сынка повел на лавочку в угол сада и начал издалека: что читаешь, с кем спишь?

Книжки порадовали: «Три товарища» и Сэлинджер, необычный выбор для поколения, которое читает биографию Б. Гейтса и верит, что Абрамович – гений.

По второму вопросу пришлось уточнить. Товарищ решил зайти резко, без обиняков:

– Ну что, сынок, попробовал комиссарского тела? А то папка волнуется!

Сынок ухмыльнулся котом Чеширским и сказал:

– Пусть не парится, уже три года, как снял проблему естественным способом. Помните, как на шестнадцать лет вы мне телефон подарили навороченный?

– Ну, – ответил товарищ.

– Так вот, я его не потерял, продал другу с дискаунтом и за триста вызвал телку, когда вы все в Турции были, и исполнила она все, как доктор прописал, ничего военного, скажу вам, не случилось, не было неба в алмазах, тему закрыл, живу в предчувствии любви, если это такая же шняга, буду думать, стоит ли тратить силы на это дело.

Товарищ заверил, что в любви все иначе, но бросать не надо – потеряешь квалификацию, иди потом восстанавливай мастерство. Надо заниматься исключительно для здоровья, а здоровье не «БМВ», за бабки не купишь.

Товарищ Сергееву все обсказал, что и как было, Сергеев побежал, сына обнял: молодец! Не больно было? Сын посмотрел на него, как на дебила, и ушел к себе.

Поскакал Сергеев жену обрадовать, какой груз с плеч свалился, жена посмотрела на него взглядом сына и сказала:

– Спасибо за новость, об этом даже наша собака знает, я, между прочим, слежу за сыном, просматриваю постельное белье и трусы, как дневник в школе. Прощелкаешь сына, эгоцентрист сраный, иди, пьянь болотная, папа называется.

Сергеев выпил лишних двести грамм и вспомнил свой первый опыт в те же шестнадцать, но с тяжелыми последствиями для семьи.

Сергееву в шестнадцать нужно было срочно решить эту проблему, так как во дворе почти все, кроме Вадика-скрипача, доложили, что дело сделано. Братья Гороховы, все, включая младшего десяти лет, еще пять лет назад с пьяной маляршей в пионерском клубе. Сергеев тогда был наблюдающим за наблюдающими, сзади стоял – вперед по возрасту не пускали старшеклассники, но он видел, как малярша лежала на собственном плаще, вся залитая вином и отходами жизнедеятельности своего организма и инициативной группы творческой молодежи, заманившей пьяную тетьку в подвал для плотских утех. Гороховы прошли все и даже десятилетнего Сережу посадили для прохождения курса молодого бойца. Он не хотел, отбивался, но старшие братья настояли, пусть привыкает, решили они и оказались правы: Сережа в шестнадцать вырос красавчиком и многих девушек приобщил к полезному делу.

Опытный Сережа предлагал помочь Сергееву и предлагал свою Пильщикову из Вспольного переулка, говорили, что она нимфоманка и всем дает. Когда Сергеев предложил ей отношения с углубленным продолжением в его квартире, Пильщикова ответила, что вина выпьет, но секс уже в прошлом, теперь она занимается в театральной студии и хочет сыграть Джульетту, а та умерла девственницей. «Так что извини, ты не Ромео».

Пильщикова в реальной жизни попала пьяная под трамвай на Чистых прудах, и ее хоронили в белом, как Джульетту, говорили, что она действительно была нетронутой, отравилась вином, ну, в общем, сыграла роль вполне достоверно.

Сергеев решил, что никто не поможет, и стал анализировать свои возможности; в их доме у него было два варианта: на первом этаже Ольховская из десятого – он иногда захаживал к ней днем, после школы, она жила с бабушкой – дворничихой. Жили они бедно, родителей не было, Сергееву она нравилась не очень, то есть толстовата она была, сверху она ему нравилась, а снизу нет, пахло как-то от нее невкусно: трусами старыми, а иногда селедкой.