Любош Юрик - Камень с кулак

— Эх, отец, не надо об этом. Вы ведь знаете, что я на этот счет думаю. Не хотите же вы, чтобы я брал взятки с пациентов.

Отец поднял брови, лицо его вытянулось.

— Какие взятки? — сказал он удивленно. — Крона-другая — это не взятка. Больные спокон веку дают врачам.

— Конечно! — нетерпеливо вмешалась Алица. — Не понимаю, о каких принципах ты говоришь, — повернулась она к Игорю. — Ты приехал сюда зарабатывать, а не принципы утверждать.

Игорь покачал головой:

— Это — нечестный путь... — Все это начало раздражать его: главный врач, Марта, теперь еще и отец с Алицей. Он чувствовал, что сопротивление его ни к чему не ведет, что он запутывается в невидимой сети.

— Э, нет, — в свою очередь возразил отец, двигая по столу бокал, который в его руках казался не больше пуговки, — не говори, что это нечестно. Я вот что скажу: вспомни, сколько хлопот было, пока тебя приняли в университет. Да я три раза ходил к председателю комиссии и всякий раз прихватывал бутыль паленки. И он брал, даже не краснел.

Игорь нервничал: он резко затягивался, табачный дым щипал ему гортань и глаза.

— Оставим это, — сказал он. — Может, меня и впрямь не приняли бы без паленки. Так что же мне, один подкуп заглаживать другим? Не могу я оправдываться тем, что так поступают другие. Кто-то должен этому воспротивиться, — он положил трубку на стол и выпил.

— И этим человеком будешь ты? — резко спросила Алица. — Интересно, каким окажется наш брак, если ты так будешь заботиться о семье.

Игорь удивленно взглянул на нее.

— При чем тут брак?

Она криво усмехнулась.

— Ты смешон со своими принципами. Несчастный характер! — Алица тоже раздражалась. — Только осложняешь свою жизнь, желая всем навязать свою правду. Эдак ты никогда не будешь счастлив! Люди не любят правды. Правда еще никому счастья не приносила. Думай о себе, обо мне, о будущем, живи и принимай вещи такими, каковы они есть.

Она замолчала, и Игорь не знал, что ей ответить.

— Поймите меня, — обратился он сначала к отцу, потом и к Алице. — Я не говорю, что не хочу денег и не нуждаюсь в них. Мне нужно много денег. Но я хочу заработать их честно. Взяток я не беру и брать не буду.

Наступило молчание, но Игорь чувствовал, что ни отец, ни Алица с ним не согласны. Отец задумчиво вертел в пальцах бокал, Алица хмуро смотрела в окно.

— Поступай как хочешь, — сказал отец. — Не мне уговаривать тебя брать взятки. Я хочу только, чтоб тебе было хорошо.

Игорь машинально кивнул; он смотрел на Алицу и видел, что она сердится. Подумал: «Столько всего против меня! Алчность главного врача. Равнодушие Марты. Заботливость отца. Требовательность Алицы. Что могу я противопоставить этому?» Так и сидели они, и никому не хотелось говорить. Слушали радио, попивали вино. Потом отец повел речь о матери, о доме, о работе. Разговорилась и Алица. Игорь отвечал, спрашивал, смеялся — и все чувствовали, что непосредственность в их отношениях исчезла.

Потом отец стал собираться:

— Ну, я пошел, дети. Скоро поезд. Будь здоров, сынок, и заезжай домой погостить.

Игорь с Алицей проводили его немного и вернулись. Оставшись наедине с невестой, Игорь вдруг почувствовал, что ему нечего ей сказать. Они говорили о чем-то, но слова только прикрывали пустоту.

— Пойду и я, Игорь, — сказала Алица. — Надо выспаться: завтра много работы. — Он взял ее за руку.

— Может, останешься до утра? — не очень убедительно спросил он.

— В другой раз. А теперь мне лучше уехать.

Игорь ее проводил; на станции подождал братиславского поезда.

— Ну, пока, Игорь!

Они улыбнулись друг другу.

— Поцелуемся, — сказал он.

Едва коснулись друг друга губами, и Алица вошла в вагон. Свисток — и поезд тронулся. Игорь стоял на перроне, глядя, как поезд набирает скорость и исчезает за семафором.

Спущенные жалюзи в приемном кабинете пропускали солнечный свет, и полосы его лежали на ковре, на столе Игоря, на шкафах с медикаментами. Полуденное солнце перевалило через крышу и теперь светило с другой стороны; пройдет немного времени, и оно медленно будет спускаться, пока не скроется за горизонтом; тогда оно выпустит длинные, оранжевые лучи-иглы — вонзится в сумерки. Игорь взял кисет и трубку, тщательно набил ее и зажег. Вытянулся поудобнее, наслаждаясь ароматом табака. Приемное время подходило к концу; сегодня он принял много больных и теперь, к вечеру, чувствовал приятную усталость. Сестра, пожилая седая женщина, записывала данные о последнем пациенте. У Игоря выкроилась свободная минута, он задумался и вспомнил разговор с Мартой, с главным врачом, с отцом и Алицей. Сегодня тоже явилась на прием перепуганная бабенка с завернутой бутылкой и деньгами. Игорь ей вежливо объяснил, что ничего не берет. И не взял. Потом он вспомнил, что сегодня дежурит ночью вместе с Мартой. «Отлично, — подумал он. — Будет достаточно времени поговорить с ней. Пожалуй, не только поговорить». Сестра закрыла толстую тетрадь учета.

— Пан доктор, я на минуточку отлучусь, если позволите. Работы больше нет.

Игорь кивнул. Он знал, что сестра вышла поболтать. «Наверное, расскажет, что я опять ничего не взял. Завертелось колесо... Ну и ладно». Сестра вышла, и Игорь остался один. Посасывая трубку, он смотрел на полоски света — как они, почти незаметно для глаза, перемещаются по полу, отмеривают ход времени. Сейчас он ни о чем не думал; его заполняла пустота, снимающая напряжение, и бездействие; он ничего не воспринимал, чувствовал только медленное и спокойное биение сердца. Кто-то постучал в дверь. Игорь сделал над собой усилие и сказал:

— Войдите!

Вошла Марта.

— Добрый день, — сказала она. — Мы, кажется, вместе дежурим.

Игорь глубоко затянулся.

— Кажется, да, — кивнул он.

— Это хорошо, — сказала Марта; она села на стол и стала болтать ногами. Он видел близко от себя ее обнаженные колени и полные бедра, слегка прикрытые короткой юбкой. Марта положила руки на колена, будто прикрывая их. Опять кто-то постучал. Марта спрыгнула со стола и поправила юбку. В кабинет заглянул мужчина в рабочем комбинезоне; увидев Игоря, он удовлетворенно прищурил глаз, улыбнулся Марте и вошел. Это был невысокий, но широкоплечий человек лет сорока; он держал в руке потрепанный портфель.

— Пан доктор, — начал он, — у меня поясницу ломит. Неважно я себя чувствую...

Игорь окинул его взглядом и подумал, что он вряд ли похож на больного.

— Ломит? — переспросил Игорь. — Что ж, посмотрим.

Пациент положил портфель, зашел за ширму и разделся до пояса. Игорь бегло осмотрел его, послушал фонендоскопом сердце, пощупал мышцы спины.

— Я хирург, — сказал он. — Вам бы к терапевту надо.

Пациент виновато улыбнулся:

— А его уже нет. Меня сюда послали: говорят — вы дежурите.

Игорь положил фонендоскоп.

— Ну, ладно, — проворчал он, — где у вас болит?

Мужчина нагнулся.

— Тут. И тут, — показал он.

Игорь сел за стол.

— Я пропишу вам втирание. И поменьше физической нагрузки. Вы кем работаете?

Пациент подошел к столу, придерживая руками брюки.

— Сантехник я, — сказал он. — Пан доктор, не прописывайте вы мне эту мазь. Мне надо дня два отдохнуть.

Игорь поднял на него глаза.

— Я не могу дать вам освобождение от работы, у вас нет ничего серьезного.

На лице пациента появилось просительное и хитроватое выражение, а рука его потянулась к портфелю. «Знаю, что сейчас последует», — подумал Игорь, подперев голову руками.

— Пан доктор, — проговорил мужчина тихо. — Я ведь не задаром. Я гараж строю, — и он поставил на стол бутылку коньяку.

Игорь посмотрел на рецепт, буквы плясали у него в глазах.

— Вот это да! — сказала Марта. — «Наполеон»!

Игорь поднял голову.

— Точно, — подтвердил проситель, — «Наполеон».

Игорь готов был взорваться и тут поймал взгляд Марты.

— Да дай ты ему больничный, — сказала она. — Выпиши. Что тебе стоит, а у нас ночью будет что пить.

Наступила тишина, и Игорь чувствовал, как она тягостна. Потом, смирившись, поднял глаза:

— Фамилия?

Он писал, а ему казалось, будто он падает с высокой башни, составленной из детских кубиков; вот упал, кубики валятся на него, погребают под собой — и совсем завалили.

— Спасибо, — сказал мужчина, — коли что надо будет, скажите.

Он вышел. Марта взяла бутылку и стала внимательно рассматривать этикетку.

— Ну, вот. И всего за одну подпись.

Игорь покачал головой. «Начинается. Я перестаю что-либо понимать». Марта двинулась к двери:

— Пойду приготовлюсь. А ты не придавай этому значения. И пусть совесть тебя не мучит.

Она вышла, а Игорь взял бутылку и спрятал ее в стол. «Это не должно повториться, — думал он, — может, я еще не совсем рехнулся». Он вымыл руки, надел белый халат, посмотрел на часы: еще оставалось немного времени. И сказал себе, что на минутку приляжет. Растянулся на кушетке, положил руки под голову и закрыл глаза. И тут же уснул коротким, беспокойным сном. Ему приснилось, что сантехники толпами идут на него и прямо в горло льют ему коньяк. Он задыхался. И тут он увидел Марту — поднимая коротенькую юбочку, она говорила: «Иди же, не бойся. Пусть совесть не мучит тебя. Раз уж ты взял коньяк, можешь взять и меня». Появилась Алица, плакала, что если так будет и дальше, то она пойдет по миру. В конце сна ему привиделось, как отец и главврач рубятся топорами. Игорь вздрогнул и открыл глаза, еще не сознавая, спит он или нет. Стемнело. Из-за ширмы доносились тихие голоса. Один принадлежал Марте, второй — какому-то пациенту. Игорь встал, подошел к умывальнику и сполоснул лицо.