Фредерик Бегбедер - "Windows on the World"

– Сэр…

Официантка недовольна, что ей приходится следить за порядком. Она подводит ко мне Джерри и Дэвида: они только что стащили оладушек у парочки трейдеров, чтобы поиграть в летающую тарелку. Мне бы врезать им, а я не могу сдержать улыбку. Я встаю, чтобы извиниться перед собственниками блина. Это двое служащих фирмы Cantor Fitzgerald: блондинка, вполне сексапильная, несмотря на костюмец от Ральфа Лорена (есть же еще телки, которые это носят!), и брюнет атлетического вида, но cool, в тройке от Кеннета Коула. Не надо быть частным детективом, чтобы понять: они любовники. Вы поведете жену завтракать на вершину Всемирного торгового центра? Не поведете… Вы оставите благоверную дома и пригласите сослуживицу, от восьми до десяти (яппи-версия: с пяти до семи). Я навостряю уши: люблю подслушивать под дверью, особенно когда ее нет.

– Я играю на повышение хай-тек компаний, – это блондинка от Ральфа Лорена.

– «Меррил» вздул акции по спекулятивным соображениям, – это брюнет от Кеннета Коула.

– Разойдись с женой, – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– Чтобы опять все сначала и как у людей? – говорит брюнет от Кеннета Коула.

– У нас никогда ничего не будет как у людей, – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– Я же тебя не прошу уйти от мужа, – говорит брюнет от Кеннета Коула.

– Если бы попросил, я бы ушла, – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– Наша любовь потому и хороша, что невозможна, – говорит брюнет от Кеннета Коула.

– Мне осточертело встречаться с тобой по утрам или после обеда, – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– Ночью я хуже, – говорит брюнет от Кеннета Коула.

– Майк Уоллес пригласил меня слетать с ним на этот уик-энд в Лос-Анджелес, – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– Ах так? И как ты это объяснишь своему супругу? – говорит брюнет от Кеннета Коула.

– Не твое дело, it's none of your business, – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– Если ты поедешь, между нами все кончено, – говорит брюнет от Кеннета Коула.

– Ты ревнуешь к Майку, а к моему мужу нет? – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– С мужем ты уже два года не спишь, – говорит брюнет от Кеннета Коула.

– Разойдись с женой, – говорит блондинка от Ральфа Лорена.

– А ты правда играешь на повышение хай-тек? – говорит брюнет от Кеннета Коула.

«The Windows of the World» – так называется песня Берта Бакарака и Хола Дэвида, ее исполняла в 1967 году Дайонн Уорвик. Она была написана против войны во Вьетнаме.

Интересно, знает ли эту песню хозяин «Windows on the World»?

Мальчишкам скучно; это моя вина: я вожу их по стариковским местам. Но ведь они так упрашивали! Я думал, их развлечет вид из окон, но они быстро обозрели все окрестности. Все в отца: им слишком скоро все надоедает. Поколение, свихнувшееся на переключении телеканалов и страдающее экзистенциальной шизофренией. Что с ними будет, когда они обнаружат, что нельзя иметь все и быть всем на свете? Мне их жаль, потому что лично я до сих пор так и не пришел в себя после этого открытия.

Мне всегда странно смотреть на своих детей. Как бы я хотел сказать им: «Я вас люблю», но сейчас уже поздно. Когда им было по три года, я повторял это до тех пор, пока они не засыпали. По утрам я будил их, щекоча им пятки. У них всегда были холодные ноги, вылезавшие из-под одеяла. Теперь они чересчур мужественны и сразу поставили бы меня на место. И потом, я никогда ими не занимаюсь, не так часто их вижу, они ко мне не привыкли. Вместо того чтобы говорить им «я вас люблю», надо было бы сказать вот что:

– Есть нечто худшее, чем когда отца нет: это когда он есть. Однажды вы скажете мне спасибо за то, что я не подавлял вас. Поймете, что я помогал вам взлететь, любя вас издалека.

Но сказать им такое сейчас, наоборот, слишком рано. Они поймут, когда им будет столько лет, сколько мне: сорок три. Странная вещь братья – они неразлучны, но вечно друг с другом воюют. Сегодня утром, грех жаловаться, они не очень ругаются. Они ненадолго отвлеклись на хлопья «Райс криспис»: Snap, Crackle, Pop.[19] Мы говорим о каникулах, украденных у школы. Дэвид хочет еще раз побывать в тематическом парке студии «Universal». Он весь год щеголял в футболке с надписью «I survived Jurassic Park».[20] Не желал даже положить ее в грязное белье! Есть ли на свете больший сноб, чем семилетний мальчик? Позже человек становится более дисциплинированным и меньше выпендривается. Взгляните на Джерри, он на два года старше, и это уже взрослый мужчина: контролирует себя, идет на компромиссы. Он тоже выдрючивается – у него свитер с Эминемом, – но хоть не так часто: все-таки старший. Дэвид вечно болен, ненавижу его беспрерывный кашель, он меня раздражает, и я никак не могу понять, отчего бешусь – от звука его кашля или от беспокойства, естественного для любящего отца. Вообще-то я дергаюсь потому, что не знаю, хороший я или нет, зато точно знаю, что я эгоист.

Какой-то бразильский делец закуривает сигару. Совсем свихнулся – курить в такую рань. Я делаю знак метрдотелю, тот устремляется к нему: в «Windows» курить запрещено, равно как и во всех общественных местах Нью-Йорка. Бразилец делает вид, будто в первый раз слышит о таком законе, возмущается, требует выделить особое место для курения. Метрдотель объясняет, что ему придется выйти на улицу! Вместо того, чтобы потушить сигару, курильщик встает и удаляется в сторону лифтов; наверно, для него это вопрос чести…

…И вот так сигара может спасти человеку жизнь. Стоило бы написать на сигаретных пачках новое предупреждение: «Курение позволяет вам покинуть здание прежде, чем оно взорвется».

Как бы я хотел что-нибудь изменить, крикнуть Картью, чтобы он убирался оттуда, живо, мать твою, СМАТЫВАЙСЯ, УВОДИ РЕБЯТ, БЕГИТЕ БЕЗ ОГЛЯДКИ, СКАЖИ ОСТАЛЬНЫМ: СКОРЕЙ, ШЕВЕЛИТЕСЬ, ЧЕРТ, СЕЙЧАС ВСЕ ВЗЛЕТИТ НА ВОЗДУХ! GET THE FUCK OUT OF THIS FUCKING BUILDING!![21]

Вечное авторское самомнение! Я бессилен. Моя книга бесполезна, как все книги. Писатель – он как кавалерия, всегда опаздывает. Башня «Мэн-Монпарнас» шире со стороны улицы Депар: если кто захочет протаранить ее самолетом, надо целить в этот фасад. Я начинаю влюбляться в это здание, ненавистное всем. Я обожаю его ночью и не выношу днем.

Ночь очень подходит ему по цвету. Когда светло, оно сероватое, унылое, неуклюжее; только ночь делает его похожим на маяк посреди Парижа – сияющий, электрический, с красными лампочками по бокам. Ночью башня напоминает мне монолит из «Космической одиссеи-2001»: черный вертикальный прямоугольник, якобы символизирующий вечность. Вчера вечером я сводил мою невесту в ночной бар в подвале башни. В свое время тамошняя дискотека называлась «Ад», но недавно они переименовали ее в «Красный свет», Red Light. Там отмечали двадцатипятилетие журнала «VSD»: толпа, пляшущая под диско, хвост в раздевалке, спонсоры и диджеи, несколько VIP-персон, ничего особенного. Я сжал свою любовь в объятиях, и мы целовались под французским Граунд Зеро. Я бы с удовольствием поимел ее в туалете, но она отказалась:

– Мне очень жаль, но сегодня вечером наше всё празднует рамадан!

Заранее приношу извинения мусульманским властям за эту шутку. Я прекрасно знаю, что во время рамадана вечером разрешается есть. Будьте снисходительны. Мне не нужна фетва: меня и так хорошо знают. 2002 год выдался у меня довольно трудным. Я много веселился, и надо мной немало смеялись. Пожалуйста, не будем в 2003-м делать из мухи слона. Похоже, башне «Монпарнас» не грозит атака исламских фанатиков, потому что там расположен французский корпункт канала «Аль-Джазира». Макая тост в чашку с кофе, я стараюсь думать только об этом громоотводе.

Высота башни «Монпарнас» – 200 метров. Так вот, чтобы получить представление о высоте Всемирного торгового центра, поставьте друг на друга две башни «Монпарнас», и они все равно будут ниже World Trade Center.[22] Каждое утро лифт поднимает меня в «Небо Парижа» (56-й этаж) за 35 секунд: я засекал время. В кабине я чувствую, как у меня тяжелеют ноги и закладывает уши. Эти скоростные лифты вызывают те же ощущения, что самолет, попавший в воздушную яму, – когда вы без ремня безопасности. «Небо Парижа» – это все, что осталось от «Windows on the World»: чистая идея. Нелепая, претенциозная идея ресторана на вершине башни, высящейся над городом. Здесь все выдержано в черном цвете, а потолок имитирует звездное небо. Сегодня утром народу немного, погода мерзкая. Люди отменяют заказ, когда нет обзора. «Небо Парижа» утопает в тумане. В окна ничего не видно, один белый дым. Прижавшись носом к стеклу, можно разглядеть соседние улицы. Когда я был маленький, меня ругали за то, что я витаю в облаках; сегодня я витаю опять. Кресла фирмы Knoll стоят здесь, наверное, с семидесятых годов; скоро они опять войдут в моду. Оранжево-черная обивка напоминает фильмы Жан-Пьера Моки. Постоянный шумовой фон: кондиционеры гудят, словно атомный реактор. Я упираюсь лицом в витрину, запотевшее стекло скрывает улицу Ренн. Я устроился в отсеке, обитом коричневой кожей, как в «Драгстор паблисиз» на бульваре Сен-Жермен (это заведение тоже исчезло, как и «Windows on the World»), и заказал свежевыжатый апельсиновый сок и «венские булочки» (три хилых хлебца с шоколадом), а официантка одета в оранжевую форму (скоро она тоже войдет в моду). Она несет мне круассаны, обернутые бежевой салфеткой. Может, террористам из «Аль-Каиды» попросту осточертел бежевый цвет, оранжевые униформы и рекламная улыбка официанток?