Аньес Мартен-Люган - У тебя все получится, дорогая моя

– Ты предпочел бы, чтобы она лишила тебя наследства? Чтобы она забыла о тебе?

– Думаю, да…

– Ты заслужил, ты вложил в дело столько труда за все годы…

– Этот труд – ничто по сравнению с тем, что я ей сделал.

– Что мы ей сделали. Послушай, прекрати, пожалуйста…

Он замотал головой:

– Подожди она еще несколько дней, перед тем как расплеваться с жизнью, она переписала бы свое чертово завещание.

– Ты не можешь знать, – сказала я. – Она любила тебя, в этом я уверена.

– Не хочу я всего этого. По мне, принять наследство – все равно как если бы меня заставили плясать на ее могиле.

– Успокойся немного и подумай. А пока нам нужно вернуться.

Я взяла его за руку и открыла дверь кабинета. Габриэль пробормотал извинения. Я встретила обеспокоенный взгляд Жака, ошеломленного вопросом Габриэля: тот спрашивал о юридической процедуре отказа от наследства. Нотариус растерянно помолчал пару секунд, а потом снова натянул маску бесстрастного законника. Он предложил Габриэлю подумать о необратимых последствиях такого поступка, объяснил, что у него есть время, чтобы решить, примет ли он наследство. Жак положил руку Габриэлю на плечо и сжал его. Габриэль неуверенно покивал головой и нехотя, пересиливая себя, пообещал подождать и подумать.

Когда мы вышли от нотариуса, Жак призвал его не делать поспешных шагов.

– Габриэль, мой мальчик, не отвергайте с порога то, что составляет вашу жизнь.

– Теперь моя жизнь – это Ирис! И вам прекрасно известно, что я всего этого не заслуживаю. Не говоря уж о том, что Марта была безумна, она все равно вычеркнула бы меня из завещания, если бы успела подумать.

– Нет, я с вами совершенно не согласен, она любила вас как сына.

– Жак, не делайте вид, что вы ничего не знаете, вам-то уж точно все известно! Вы храните верность ее памяти, и я это уважаю… Кстати, мне жаль, что она вам ничего не оставила… Поймите, если я все приму, мне уже никогда не вырваться из-под ее власти, а я больше не могу, это сожрет меня… Ладно, разговор окончен. Мы возвращаемся, у нас полно дел.

Он обнял меня за плечи и поднял руку, останавливая такси.

Я провела оставшиеся до похорон Марты дни, выполняя заказы. Все было сделано в срок, и клиентки остались довольны. Габриэль тоже истязал себя работой. Его профессиональная ответственность выходила за границы разумного. Я все сильнее беспокоилась за него. Что с ним будет, если он откажется от наследства и не сможет больше заниматься любимым делом? Он сам себя не знает.

Вечером накануне похорон я осталась одна в ателье, наверняка в последний раз. Я поблагодарила девушек за отличную работу и попрощалась с ними. Когда хлопнула входная дверь, я подумала, что это Габриэль. Но в комнату вошел Жак.

– Не ожидала! – воскликнула я.

– Ирис, как вы?

– Скорее бы все это кончилось, в особенности для Габриэля.

– Я только что с ним расстался, он у нее, я должен был кое-что ему передать. Давайте присядем.

Он подвел меня к стулу и сам сел напротив. Он рассказал, что два дня назад нашел в своей почте письмо от Марты, которое та отправила в день смерти. В нем его ждал приятный сюрприз – выписанное на его имя свидетельство о собственности на квартиру, где он жил. Заодно она поставила бедного Жака перед фактом, наделив его ролью связного между миром мертвых и миром живых: если Габриэль решит отказаться от наследства, Жаку надлежало стать посланником, который передаст последнюю волю Марты. Интеллект и стремление все держать под контролем не покинули Марту до конца. Сам собой напрашивался вывод, что она действительно приняла все решения в абсолютно здравом уме и трезвой памяти, несмотря на свою болезнь. Она предугадала реакцию Габриэля, помня об их последней ссоре, да и знала она его как никто.

– Поднимитесь сейчас к нему, – сказал Жак.

– Уже иду.

Я обошла ателье, погасила всюду свет и присоединилась к Жаку на лестничной площадке.

– Завтра увидимся? – спросила я.

– Конечно. Я хочу попрощаться с ней.

– Спасибо вам за все, спасибо, что опекали его.

– Ну что вы!

Он неловко махнул рукой и начал спускаться по лестнице, а я пошла наверх.

Я впервые была у Марты после того, как увидела ее мертвой. Ее присутствие здесь чувствовалось, как если бы она была жива. Она оставалась хозяйкой в своем доме. Стук каблуков по паркету оповестил Габриэля о моем приходе. Каблуки – тоже она. Я остановилась в распахнутых двустворчатых дверях. Он сидел на том самом диване, где мы нашли Марту. Откинув голову на спинку, всматривался в стакан и мундштук, которые никто не убрал. Сам Габриэль держал другой стакан, с ромом, разбавленным каплей апельсинового сока, как я догадалась. Узел галстука расслаблен, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. В другой руке он держал лист бумаги – Мартино письмо. Он долго сидел неподвижно, а потом повернулся ко мне и слабо усмехнулся:

– Супер-Жак спешит на помощь?

– Ага.

– Начинаю понимать, почему Марта не могла без него обходиться.

Я села рядом на диван, провела ладонью по его лицу.

– Она никогда не оставит меня в покое, как, впрочем, и тебя, – сказал он. – Держи. Читай.

– Ты уверен?

– Мы ничего не скрываем друг от друга.

Я взяла листок, который он мне протянул. У меня дрожали руки, и я несколько раз глубоко вздохнула, перед тем как погрузиться в чтение письма, определяющего – я это предчувствовала – нашу судьбу на годы вперед. Я узнала ее элегантный почерк.

Габриэль, дорогой мой!

В моей жизни было три любви: Жюль, ты и Ирис. Жюль безраздельно принадлежал мне, ты тоже когда-то принадлежал мне, и часть тебя будет принадлежать мне всегда. Но Ирис и теперь и раньше была только твоей. Я для нее была лишь заменой матери. Сознавать это больно, но я удовлетворена и тем, что сумела сотворить из нее свое подобие, и тем, что любила ее. Она выбрала тебя. Поздравляю тебя, дорогой мой, с этой победой. Люби ее за меня.

Однако если ты читаешь это письмо, значит, ты меня ослушался, а я этого не терплю. Не убивай меня еще раз, не уничтожай меня после смерти. Бери то, что тебе принадлежит, продолжи мою мечту, прими вызов, возьми на себя ответственность за империю, созданную Жюлем, – он предназначал ее тебе с того самого дня, как впервые тебя увидел. Выполни свои обязательства. Не беги от них. О более прекрасной смерти я не могла и мечтать. Не растаптывай все, иначе потом ты об этом будешь горько сожалеть – потеряешь Ирис, сломаешь ее, а заодно погубишь и себя. Вы оба есть и навсегда останетесь моими творениями. Я сделала из вас то, что хотела. Вы готовы. Раздави любого, кто посмеет встать на вашем пути. Пусть наша Ирис возглавит ателье, подари его ей – как Жюль подарил его мне.

Будьте гордыми на моих похоронах. Как наша любовь, как наша история. Бросьте им всем вызов. Покажите, что вы сильны и ничего не изменилось. Ты подчинишься мне, дорогой мой. Как ты всегда это делал. Ведь ты любишь меня.

А я люблю тебя. Марта.

Вся Марта была в этом прощальном письме, мокром от моих слез и полном очевидных истин. Она не выпустила из рук рычаги управления и знала (или думала, что знает), что для нас хорошо. Но разве Марта не оказывалась всегда права? Мне не нужно было смотреть на Габриэля, чтобы почувствовать его тревогу, напряженное ожидание моей реакции на вмешательство в наши планы: ведь мы собирались начать все заново, и что теперь?.. Он оставлял окончательное решение за мной. Я прикрыла глаза и долго молчала. Меня затопил поток воспоминаний, и я подумала, что мы навсегда останемся под ее влиянием. Бороться с ним бесполезно. И на меня сразу снизошло спокойствие. Я посмотрела на Габриэля и мягко улыбнулась:

– Мы остаемся.

– Я не хочу ни к чему тебя принуждать.

– Пойдем спать. Завтра мы должны безукоризненно сыграть нашу роль.

Я встала и протянула ему руку. Он схватил ее и вскочил на ноги. Выключил свет – сначала лампу на столе у Марты, потом люстру и остальные светильники во всей квартире. Мы покинули здание, тесно прижавшись друг к другу.

Наутро я достала из шкафа наряд, с которого все началось. Надела брюки, они по-прежнему были мне по размеру. Но на этот раз мне не пришлось долго изгибаться, чтобы застегнуть жилет. За моей спиной материализовался Габриэль, в брюках и распахнутой рубашке.

– Воспоминания, воспоминания, – проговорил он, впиваясь взглядом в глаза моего зеркального двойника.

– Он подходит к ситуации, ты согласен?

– Идеально подходит.

Габриэль застегнул пуговицы и крючки на спинке моего жилета, поцеловал меня в плечо и продолжил одеваться. Когда я через пять минут вернулась в спальню, он сражался с галстуком. Думаю, такое с ним случилось впервые.