Александр Прозоров - Репортаж о черном "мерседесе"

– Это не про то, – согнал я с губ улыбку. – Просто возраст у тебя… Про детей мечтать… Уж очень ты все это взросло говоришь.

– Вас бы в мою шкуру, – она с силой обтерла лицо ладонями. – Я себя не взрослой, а старухой давно чувствую. – И тут Юля с надеждой повернулась ко мне: – А может, вы не будете говорить, что я вернулась? Только до пятнадцатого, пять дней? Потом они все равно уже уедут…

– Кто же тебя теперь отправит? Ты же все тренировки, все графики переломала.

– Папа. Он пробьет, он сможет.

– Пять дней? – хмыкнул я. – А прятаться где будешь?

– У Андрея, – встрепенулась она. – Я сказала, что меня дома раньше шестнадцатого не ждут, что ошиблась с датами, когда уходили. Ну, и… В общем, мы…

– Он знает, что ты несовершеннолетняя?

– Не знает. Я говорила, что мне восемнадцать. А вы скажете?

– Я – нет. А ты скажи. Ведь посадить парня могут, и ты тут ничего не поделаешь.

– Вот как, – опять повысила она голос. – Значит, ради лишней секунды можно, а ради чувства…

– Я не разбираюсь в спорте, – перебил я. – Но вот с уголовным кодексом знаком. Расскажи.

– Хорошо, – с внезапной послушностью кивнула она и замолчала.

Я тоже молчал, переваривая услышанное. Потом в голову забрела одна смешная мысль:

– Слушай, у вас там Алла такая есть. Ей еще золото в Алте пророчат. Так она что, тоже должна быть беременна?

– Алка-то? Да наверняка. Она на этом спорте совсем свихнувшаяся.

Юля опять замолчала, глядя на проходную грузовой станции. Я вздохнул, извернулся на кресле и откинул подлокотник на заднем сиденье [36] . Потом вышел из машины.

– Ребята, кто из вас Андрей?

– Ну, я, – откликнулся парень в клетчатом свитере. Куртка его, свернутая в скатку, лежала поверх рюкзака.

– Кидай свои вещи в багажник. Я отвезу вас домой.

– А…

Валерий Алексеевич дослушал пленку, задумчиво подпер рукой подбородок.

– Слушай, Сергей, а ты что, все свои разговоры на диктофон записываешь?

– Все, – пожал я плечами. – Никогда не знаешь, в какой момент услышишь что-нибудь интересное.

– И меня пишешь?

– Пока нет. Я этот магнитофончик смог себе позволить только после нашей последней встречи.

– Понятно. – Он вынул из аппарата кассету, опустил к себе в карман. – И где она прячется?

– У меня есть телефон.

– А адрес?

– А куда она денется? Других тайников у нее нет.

– Диктуй, – хозяин кабинета достал из кармана свой «Паркер».

– Валерий Алексеевич, – осторожно спросил я. – После нашего разговора у меня возникло ощущение, что Юля для вас как дочь.

– Ну и что?

– Вы уверены, что относитесь к ней, как к родной дочери?

Валерий Алексеевич воззрился на меня с немым изумлением. Потом с раздражением. Потом встал и отошел к окну. Размышлял он почти с четверть часа, и когда я уже начал тайком зевать, резко развернулся и швырнул кассету на стол:

– Забери. Привезешь сюда пятнадцатого числа. И эту, беглую, прихвати. Черт бы вас всех побрал с вашими тайнами!

Раз уж меня занесло на Васильевский остров, я сделал небольшой крюк и заскочил к Кировскому стадиону. На кольцевой дорожке сугробы лежали в человеческий рост высотой, но асфальт между ними оставался сухим и чистым. Я загнал машину на боковой съезд, вышел и присел на теплый капот. Вскоре показалась Алла. Она бежала, прикусив губу и заметно морщась при каждом шаге. Опять, наверное, ступня болит. На меня девчонка внимания не обратила. Может, не заметила, слишком сконцентрировавшись на своей боли, а может, обиделась после нашего последнего разговора.

Через четыре дня она улетит в Норвегию, где получит золотую медаль. А потом всю оставшуюся жизнь будет хромать. И завидовать другим спортсменкам, отличающимся только тем, что у них в крови чуть меньше неких сложно-цикличных молекул. А еще – мучиться с натруженными мышцами, изношенными суставами, с рождением ребенка, а если все-таки родит – с нехваткой молока. Стоит ли одно другого? Не знаю. Потому, что я никогда не поднимался на пьедестал почета под звуки гимна, никогда мне на шею не вешали золотой медали, никогда я не жертвовал собой, защищая честь Родины на спортивной арене. Может быть, и стоит.

У входа в ЦПКиО какая-то бабка, несмотря на будний день, пыталась торговать красными и желтыми тюльпанами. Я остановился, дал ей десять долларов и забрал все. Проехал до «Спортивной», поднялся на второй этаж, нашел горничную и попросил:

– Вы не откроете двести двадцатый номер? Я вот цветы хотел девушкам поставить.

– Нет, – отрезала она, сунув руки в карманы передника. – Это категорически запрещено.

– Мы вместе зайдем. Только цветы поставим и назад. На минуточку… – Я протянул заранее приготовленный червонец. Мелочь, конечно, но ведь я ничего криминального и не просил.

– А ваза у тебя есть? – неожиданно спросила она.

– Нет, – виновато улыбнулся я. – Как-то не подумал.

– Вечно вы, мужики, не тем местом думаете, – фыркнула она и выдернула у меня из пальцев десятку. – Здесь подожди.

Она ушла по коридору и через несколько минут вернулась с пластмассовым ведерком, уже полным воды.

– Вот, ставь. Ох, подведете вы меня под монастырь. Пойдем… – Она быстро побежала вперед, остановилась у одного из номеров и открыла: – Давай, только быстро.

Я поставил охапку тюльпанов на стол, вырвал листок из блокнота, написал:

«Извини, что не застал.

Трахаль»,

и подсунул под банку.

– Ну, ты скоро?!

– Иду!

Я вышел в коридор, и горничная тут же захлопнула за мною дверь.

«Машину-то мы с Толей присмотрели старую, лохматенькую, из-за которой хозяин жопу рвать не будет. Такие в наше время по сотке баксов идут, и то если все работает, мигает, тормозит, включается и заводится, а то ведь и этого не дадут. Вот так. Открыли, естественно, отверткой. Никакой сигнализации, никаких замков. Дохленький, в общем, “жигуль”, никому и на фиг не нужный. Завелся, правда, с пол-оборота. Ну, воткнул я первую передачу, да и тронулся тихонько к выезду.

Ты в Петергофе был? Да? Ну, значит, знаешь, что он вроде как сидит на шоссе, других въездов и выездов из него нет. Выкатываю я, значит, на эту трассу, поворачиваю к городу, давлю на газ, и вижу, как метрах в трехстах впереди машина какая-то на обочину свернула и фары погасила. Обычно на такое внимания не обращаешь, но тут у меня как ежик в брюхе провернулся:

“Не то что-то, – думаю, – не то”, – разворачиваюсь и ходу в обратную сторону. Но не торопясь. Глядь, а по другую сторону за кустами “УАЗ” какой-то стоит. Тут уж “ежик” прямо к горлу скакнул.

“Нет, ребята, – прикидываю, – на рожон я переться не собираюсь. Сейчас машину на место приткну, а уж там проверять буду, потрахаться кто встал, или туземцы ментам настучали и легавые в засаде сидят. Если тачка на месте – угона нет, пусть хоть и повяжут”.

Тут вдруг обе машины фары включили – и ко мне! Тоже, видать, сообразили, что заместо «взятия с поличным» у них мелкое хулиганство наклевывается. В общем, начались скачки с препятствиями. Мне деваться некуда, я газу до полика – и во двор. Менты – следом.

Проезды узкие, заставленные, все в ямах, под колесами трещит что-то, машина гремит, резина визжит, Толя орет, мигалки сверкают; только сирены для полного комплекта не хватало – менты туземцев будить не хотели. Какое уж там на место вернуть! Дай бог, чтоб не пристрелили от азарта. Я – руля вправо, руля влево, влетел в какой-то детский сад, проскочил через газон между деревьями…

Ты знаешь, на следующий день я там погулял, посмотрел. Щели – таракану не пролезть! Как там можно ночью, в темноте, на полной скорости проскочить – ума не приложу. Но ведь было, следы остались, клянусь!

Короче: дал пару кругов по площадке, деваться некуда, а «козлы» уже через газон по моим следам чешут. Я, зажмурясь, вперед. Хрясь! Тресь! Песочница – в щепки! Я, как циркач, машину на два колеса, между бетонной “горкой” и скамейкою – шасть, пролет забора вынес, влетел в какие-то непролазные дебри между домами, завяз в кустах – все, хана. Гляжу в зеркало – а менты на скамейку брюхом сели, «УАЗ» бросили и пехом бегут, злые, как собаки – за километр чувствуется, – автоматы уже вскидывают, затворы рвут.

– Бежим! – кричу, дверцу открыл, в траву кувырк, а прямо перед носом – окно подвальное. Я туда рыбкой – нырк! И на четвереньках – в дальний угол.

“Найдут”, – думаю. Тык туда, тык сюда, наткнулся на короб… Ну, в котором трубы отопления от дома к дому протянуты. Там щель-то – кошка, может, и пролезет, но только на пустое брюхо. А я, не думая, голову просунул, ногтями – скип-скрип, брюхо втянул, жопу поджал, воздух выдохнул, и среб, скреб, по сантиметру, по миллиметру до следующего подвала… В общем, прополз два дома, свернулся, как зайчик, под стеночкой, глазки закрыл, ушки прижал, сижу, дрожу. Жду.