Ирина Горюнова - Божьи куклы

– Если ты будешь любить меня безусловно, я награжу тебя сторицей, осыплю ласками, одарю драгоценностями!

– Но я не стану от этого счастливой. Любить безусловно можно только с обеих сторон, имея полную свободу, а не пытаясь посадить любимого в золотую клетку и надеясь, что он будет там счастлив!

Однажды скворец увидел, как кукушка подкладывает свое яйцо в гнездо к жаворонку, и вскричал:

– Что ты делаешь?

– Устраиваю судьбу своего сына или дочки, – невозмутимо ответила кукушка.

– Ты плохая мать! – посетовал скворец.

– Почему? – спросила кукушка.

– Ты оставляешь свое дитя чужим, а еще губишь неродившихся птенцов жаворонка. Ведь твой кукушонок уничтожит их яйца, выкинув их из гнезда!

– Во-первых, – ответила кукушка, – так же когда-то поступила со мной и моя мать. Как видишь, я жива, здорова и вполне счастлива. А во-вторых, мне нет никакого дела до чужих птенцов. Если жаворонок не пожелает увидеть, что яйцо чужое, и не выкинет его из гнезда, то сам будет виноват в случившемся.

– Но ты можешь изменить все, свить гнездо и сама высидеть яйцо.

– Не смеши меня. Я не умею этого делать, и потом, это против законов природы. Так повелось испокон веков, и не мне менять эту традицию, – ответила кукушка и улетела.

Скворец хотел помочь жаворонку и выбросить яйцо кукушки из гнезда жаворонка, но ему стало жаль неродившегося птенца и он замешкался. Прилетевший с промысла жаворонок беспокойно завился над своим гнездом и закричал:

– Вор, вор, убийца! Спасите!

Растерявшийся скворец хотел объяснить, в чем дело, но жаворонок так истошно кричал и бил крыльями, что «благодетель» предпочел побыстрее унести ноги, чтобы не быть опозоренным на весь лес.

Вслед ему раздавалось насмешливое: «Ку-ку!»

Одна женщина любила наблюдать из окна за парой голубей, живших в ее дворе под кровлей крыши небольшого пятиэтажного дома. Голубки очень любили друг друга и так нежно ворковали, что сердце женщины наполнялось тихой и спокойной радостью и умиротворением. Но в один ужасный день голубка умерла. На холодной земле лежало ее несчастное изувеченное тельце. То ли злые мальчишки побили ее камнями, то ли потрепал ястреб, какая разница, если печальный итог не изменить.

Голубок был настолько опечален случившимся, что целыми днями сидел на карнизе рядом с окном женщины и, похоже, собирался умирать. Он ничего не ел, не летал, перья его потускнели и стали выглядеть неопрятно, а глаза слезились и нарывали гноем. Женщина так сочувствовала голубку, что стала каждый день разговаривать с ним и пыталась уговорить его жить. Она даже взяла длинную палку от метлы, привязала к ней крепко-накрепко большую ложку и, насыпая туда хлеб, ухитрялась дотянуться до карниза, на котором сидел голубь, и высыпать еду рядом с птицей. Голубок начал потихоньку клевать корм и обретать силы.

Через полгода он так изменился! Это уже была полная жизни, уверенная в себе птица, ставшая вожаком целой стаи голубей, которая беспрекословно его слушалась. И еще у него появилась новая подружка, с которой он часто прилетал к знакомому окну поздороваться и поесть хлебных крошек.

В один прекрасный день маленькая ласточка посмотрела на небо, увидела там белоснежное пушистое облачко и влюбилась. Ласточка подлетела к нему и сказала:

– Облачко, я люблю тебя.

– Ой! – удивилось облачко. – Ты мне нравишься, но тебе лучше полюбить какую-нибудь ласточку.

– Нет-нет, что ты, я не хочу! Ты – это все, что мне нужно! – ответила ласточка.

– Но я не могу полюбить тебя! Я же просто облако! – ответило облачко.

– Ты сможешь, я знаю, в мире нет ничего невозможного! Моя любовь разрушит все границы! – восторженно сказала ласточка.

Она стала летать вокруг облачка, петь ему песни, рассказывать сказки. Иногда она хотела обнять и поцеловать облачко, но просто пролетала сквозь него, потому что, как все знают, обнять облако невозможно.

– Ты так эгоистично и холодно ко мне! – жаловалась ласточка. – Как ты можешь так со мной поступать!

– Я же говорило тебе, что не смогу полюбить тебя, – отвечало облачко и хмурилось.

– Ты уже не белоснежное, а серое! Где были мои глаза? Я так в тебе ошибалась! – сетовала ласточка.

– Ну, знаешь, ты сама так захотела, и нечего меня винить! – отвечало облачко.

От расстройства и несправедливых упреков облачко и впрямь потемнело и превратилось в тучку, а потом пролилось на несчастную ласточку проливным дождем. Ласточка сидела под выступом скалы, сушила свои промокшие перья и обиженно думала о непостоянстве и вероломстве некоторых легкомысленных особ, ну совершенно недостойных большой и чистой любви.

Однажды группа поэтов поехала в колонию для несовершеннолетних читать стихи. Одна из поэтесс поделилась своим опасением с другом-поэтом:

– Не знаю, я так не хотела туда ехать! Вдруг потом кто-то из них выйдет из колонии и меня найдет?

– А зачем им это? – удивился поэт.

– Ну, мало ли! К тому же они потерянные для общества люди. Им все равно не поможешь чтением нескольких стишков.

– Ты так считаешь?

– Да, им это совершенно не нужно.

После выступления поэтесса и ее друг стояли во дворе, ожидая начальника колонии, который провел бы их обратно на выход, и случайно услышали разговор двух мальчишек.

– Хорошо бы попросить у них книжку на память! – сказал один.

– Подойди и попроси, – ответил второй, – я стесняюсь.

Поэт повернулся к собеседнице и спросил:

– Ты по-прежнему считаешь, что мы съездили зря?

Та ничего не ответила и опустила глаза.

Говорят, что «устами младенца глаголет истина».

Маленькая девочка постоянно просила своих родителей подарить ей братика или сестричку. Родители долго и нудно объясняли дочке, что это невозможно, потому что у них не хватит денег и времени на второго ребенка, потому что «живут они в сложные времена» и некуда будет поставить кроватку в однокомнатной квартире и т. д. Но они обязательно об этом подумают, возможно, когда-нибудь…

Девочка вздохнула и сказала:

– А вы не думайте, вы просто возьмите и сделайте!

Как-то раз во время своей охоты снежный барс наткнулся на изящную пуму. Она ему так понравилась, что он стал расточать ей миллион разных комплиментов, предлагал подарить звезду с неба, обещал любовь до гроба и совершенно головокружительные чувства до конца жизни. Пума была нежная и совсем не знала жизни, поэтому тут же, недолго думая кинулась в объятия к барсу и пылко призналась в ответной любви. Она заглядывала ему в глаза, приносила еду, ластилась и ласкалась, вылизывала языком, мурлыкала песенки… Уже через несколько дней барса стала раздражать подобная верность и привязчивость. Он стал уходить на охоту все дальше, все реже ночевал в пещере, где ждала его преданная пума, а когда появлялся, то непременно в дурном настроении. И как-то раз он не сдержался.

– Знаешь, – сказал барс, – я ошибался. Я не люблю тебя.

– Но как же так? – растерялась она. – Я люблю тебя больше жизни и готова на все, чтобы остаться с тобой.

– Ты не понимаешь, – ответил барс. – Я хочу быть свободным. Когда я дарю тебе свою любовь, то делаю это потому, что мне так хочется. Ты же обязываешь меня своей заботой и так сильно душишь привязанностью, что мне хочется только одного – поскорее уйти как можно дальше и никогда не возвращаться. Я думал, что ты красивая, сильная, свободная и вместе мы будем самой гармоничной парой, а оказалось, что ты обыкновенная домашняя кошка, каких пруд пруди повсеместно. Прощай.

Пума немного поплакала, потом подумала и стала свободной кошкой, чтобы больше ни один барс не смог никогда сказать ей ничего подобного.

Веларий – навес над амфитеатром.

Куникул – помещение под ареной.

Помпа – торжественная процессия перед началом игр или скачек.

«Ave, Caesar, morituri te salutant!» (лат.) – «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!»

Триклиний – столовая.

Катон – ловкач, прозвище гладиатора.

Ланиста – управляющий школой гладиаторов.

Утренняя школа – там готовили бестиариев, гладиаторов, сражающихся с дикими зверями.

Бестиарий – гладиатор, сражающийся с дикими зверями.

Руф – рыжий, прозвище гладиатора.

Фавоний – бог западного ветра, в Греции – Зефир.

Паллеата – латинская комедия на греческий сюжет.

Котурны – обувь на высокой подошве, в которой выступали актеры античного театра.